Три недели Максимиан и Афраний не вылезали из катакомб. В течение первых пяти дней они каждый раз возвращались в гостиницу на ночлег, а потом, ради экономии времени, стали спать прямо в сухих известняковых пещерах, где постоянно держалась одна и та же температура, а воздух благодаря неведомой вентиляции был достаточно свеж и не вызывал удушья или головной боли. Запасаясь едой, водой и свечами, они порой целыми днями не вылезали на поверхность, а уж в Тичине появлялись только тогда, когда их запасы иссякали. Максимиан упорно искал тот штрек, который должен был привести его к зданию городской тюрьмы, а цель Афрания была совсем иной. А следующее утро после их знакомства он разбудил Максимиана и испуганно сообщил ему, что видел того самого человека, который его нанимал. Между ними состоялся следующий разговор.

— И ты уверен, что не ошибся? — выслушав сбивчивый рассказ своего нового слуги, первым делом спросил Максимиан.

— Абсолютно уверен, хозяин! — горячо подтвердил Афраний.

— Ну что ж, значит, моя версия о спрятанной могиле оказалась ошибочной, — немного поразмыслив, продолжил поэт. — Но тогда какого дьявола ему понадобилась вся эта череда таинственных убийств? А почему бы тебе самому его об этом не расспросить, тем более что он ещё не расплатился с тобой за работу?

— А чем он расплатится — ударом меча? — резонно возразил Афраний. — Если он уже один раз заплатил за то, чтобы меня сделали покойником, то почему бы ему не заплатить за это и второй раз?

— Возможно, ты и прав, — согласился Максимиан, — особенно если в этих катакомбах тот первый, которого убили ещё под землёй, спрятал что-то такое, чем особенно дорожит его хозяин, который и послал убийц...

Тут господин и слуга посмотрели в глаза друг другу и подумали об одном и том же.

— Значит, это клад? — внезапно охрипнув, спросил Афраний.

— Трудно предположить что-то иное...

— Но тогда его надо найти!

— Перекопав все пещеры? — насмешливо поинтересовался Максимиан. — Для этого потребуется такой же гигантский крот, который их когда-то вырыл.

— Нет, — с неожиданной рассудительностью вдруг заявил Афраний, — надо искать следы убийства. Сокровище должно находиться неподалёку от трупа...

— Почему ты в этом так уверен? Ведь если ты слышал вопли, значит, его убили неподалёку от входа.

Афраний пожал плечами.

— Всё равно, если я найду труп, то найду и то, что этот человек спрятал, пока ещё был жив! — убеждённо заявил он.

Максимиан пожал плечами, но спорить не стал. С этого дня оба приступили к поискам, регулярно спускаясь в катакомбы. Сразу от входа тянулась большая штольня, которая фактически являлась древним христианским кладбищем. Здесь вдоль стен располагалось несколько рядов ниш, куда христиане помещали своих покойников. Снаружи эти ниши были заделаны черепицей и замазаны цементом. На каждой из черепиц было высечено имя и какое-нибудь изображение — крест, якорь, пальмовая ветвь или голубь, держащий в клюве ветку оливы. Добираясь до большой пещеры, куда вела эта штольня и где, по-видимому, когда-то было место тайных молений, ибо в центре этой пещеры высился большой крест, высеченный из мягкого песчаника, а на стенах виднелись изображения различных сцен из Библии, напоминавших о смерти, они расходились в разные стороны, и каждый принимался искать своё. Максимиан шёл налево, а Афраний направо, и время от времени они возвращались в центральную пещеру и делились своими открытиями. Впрочем, особых успехов не было ни у того, ни у другого, а потому оба ложились спать в самом мрачном расположении духа. Им приходилось ходить под низкими сводами штреков, полусогнувшись и опираясь на небольшие вырезанные из дерева костыли, чтобы не слишком утомлять ноги и спину, а в наиболее узких местах пробираться на карачках, а то и ползком, так что блестящий патриций стал грязным измученным оборванцем, как и его слуга. Однако ни тот, ни другой упрямо не желали покидать катакомб и продолжали свои поиски. Иногда происходило одно из тех событий, которые и создали этим старинным катакомбам весьма мрачную славу, как тому месту, где происходят страшные убийства и бесследно исчезают люди.

Однажды Максимиан набрёл на люминарий — вертикальный колодец, обложенный кирпичом, который вёл на поверхность и был нужен для вентиляции штреков. Там, наверху, был ещё день, и поэт, видя над собой четырёхугольный клочок тёмно-синего неба, устроил себе небольшой отдых, чтобы вдоволь надышаться свежим воздухом. Где-то высоко-высоко пролетела стая птиц, и он с невольным изумлением почувствовал себя в положении узника, наблюдающего за ними из окна темницы. А ведь он стал этим узником добровольно и в любой момент может отказаться от своих поисков и выбраться на поверхность! Но как тогда возвращаться в монастырь и смотреть в глаза Беатрисы? А вдруг Северин Аниций уже казнён и он напрасно старается его спасти? А вдруг никакого хода в подземелья городской тюрьмы не сохранилось? Но нет, ведь он сам всего два дня назад сумел добраться до какого-то винного погреба, отгороженного от штрека лишь дубовой перегородкой. Сквозь щели этой перегородки Максимиан сумел рассмотреть двух слуг, переливавших вино из бочки в большие амфоры. Более того, подслушав их разговор, он узнал об аресте принцепса сената Симмаха и смерти Корнелия Виринала, которого народная молва называла героем, павшим во имя величия Рима. Максимиан был так потрясён гибелью друга, что отполз подальше в штрек, чтобы не выдавать себя, и затрясся в глухих рыданиях. Как чудовищна и несправедлива судьба, в какое отвратительное время он живёт! Лучшие люди погибают или сидят в тюрьмах, и это позволяет мерзавцам чувствовать себя хозяевами жизни! А поскольку злые в отличие от добрых ведут себя совершенно непредсказуемо, руководствуясь в своих поступках не моральными принципами, а лишь собственными порочными прихотями, постольку ни один рядовой гражданин не может чувствовать себя в безопасности, не может быть уверен в любом, случайном или неслучайном несчастье, которое способно разразиться над ним каждый день и каждую минуту. Но у него, Максимиана, есть Беатриса, и это единственное, ради чего стоит жить и дорожить жизнью. Даже поэзия оказывается неспособна придать мужество под ударами судьбы, и только любовь может озарить жизнь тем смыслом, который позволяет дорожить любыми, даже самыми ничтожными мгновениями.

Его размышления были прерваны двумя грубыми мужскими голосами, доносившимися с поверхности земли. Максимиан насторожился и снова заполз в штрек, ожидая, что последует дальше. Говорили по-готски, но он немного знал этот язык и сумел уловить смысл разговора.

— И эти старые шлюхи ещё пытались содрать с нас чуть ли не вдвое больше! — со смехом заявил один из мужчин. — Если бы они остудили свою похоть и остановились, то, глядишь, и спасли бы свои потрёпанные cunni.

— Но платья с них всё же надо снять, — заявил второй. — Пусть это и тряпьё, мы продадим это в городе за несколько сестерциев.

— Однако это опасно, Алистарт! Нас могут заподозрить в убийстве.

— Не болтай ерунды! Кого интересует жизнь этих тварей и кто их будет искать?

Послышалась какая-то возня, и через несколько мгновений мимо Максимиана пролетел труп обнажённой женщины, с глухим звуком шлёпнувшись на дно колодца. За ним последовал и труп второй женщины, который упал поперёк тела её подруги. У обеих было перерезано горло, а под большими грудями зияли глубокие раны. Одна из женщин упала так, что её лицо оказалось обращено в сторону Максимиана, который с невольным ужасом увидел смотрящий на него тусклый приоткрытый глаз. Пятясь, как рак, он отполз в глубину штрека, а затем поднялся на ноги и пошёл назад.

Во время своих подземных странствий он уже не раз находил скелеты, причём на многих из них ещё сохранились остатки одежды, но свежие трупы пришлось увидеть впервые. Впрочем, в этот же день, когда они вновь встретились с Афранием в той самой пещере, где хранили запасы провизии и воды, его слуга имел самый торжествующий вид. Оказывается, он тоже нашёл труп и был абсолютно уверен, что это труп именно того человека, которого послали спрятать сокровища.