Кассиодор при первом свидании с Максимианом был спокоен и сдержан, гость — насторожен. Раньше они мало знали друг друга, а потому и не могли оценить произошедшие с ними перемены. Максимиан, став зрелым сорокалетним мужчиной, сохранил юношескую бледность и пышные, когда-то чёрные, а теперь наполовину седые волосы Курчавая и тоже наполовину седая борода прикрывала шрам на подбородке. Кассиодор, которому миновало пятьдесят пять лет, приобрёл поистине царственную величественность, а взгляд его выпуклых серых глаз был столь суров, что перед ним согнулась бы любая даже самая сильная воля.

Впрочем, в том взгляде, который он устремил на Максимиана, не было ничего, кроме доброжелательности, поэтому его гость вскоре стал отводить глаза. Чёрт возьми! Этот человек, погубивший всех своих политических противников и ухитрившийся оставаться у власти при четырёх готских правителях, начиная от Теодориха и кончая Витигисом, ведёт себя так, словно его совесть абсолютно чиста и ему не страшны никакие упрёки. А ведь и за меньшие проступки люди каялись всю оставшуюся жизнь, а то и кончали самоубийством. Откуда же у него такое поистине языческое, олимпийское спокойствие старинных греческих богов?

Но разговор их явно не клеился, и Кассиодор едва заметно улыбнулся и пригласил Максимиана в скрипторий — большое рабочее помещение, отведённое его монахам для учёных занятий. Это был длинный сводчатый зал с большими окнами, уставленный рядами столов и скамей. За каждым рабочим местом сидел монах в тёмно-коричневой рясе и, сосредоточенно макая гусиное перо в чернильницу, переписывал лежавший перед ним манускрипт.

— Зачем ты меня сюда привёл? — спросил Максимиан.

Кассиодор молча улыбнулся и подвёл его к ближайшему монаху. Заметив настоятеля, тот встал и поклонился.

— Над чем работаешь, брат Диомед? — поинтересовался Кассиодор.

— Переписываю «Наставление к музыке» Северина Аниция.

— Прекрасно, — кивнул настоятель, — садись же и продолжай свой труд.

Он подвёл Максимиана к следующему монаху и повторил свой вопрос.

— Над перепиской второй книги великого Боэция «Утешение Философии», — ответил этот очень молодой, но некрасивый монах с глубоко посаженными глазами.

Максимиан почувствовал такое волнение, что попросил хозяина снова выйти в сад. Ведь это именно он в своё время спас и отдал размножать тот великий последний трактат Боэция, знание которого теперь считается непременным для образованного человека. Однако что этим пытается доказать ему Кассиодор? «Не судите, да не судимы будете?»

— Всё в руках Божьих, — после некоторой паузы заговорил Кассиодор, когда они медленно пошли по аллее парка, приветствуемые молчаливыми поклонами монахов и служек, — а потому и всё, что происходит на этой земле, делается по его воле и с его ведома.

«Общие слова, которыми можно оправдать что угодно», — думал Максимиан.

— Любая справедливость осуществляется либо здесь, либо на небесах, поэтому, если я ещё жив, то лишь для того, чтобы пройти отмеренный мне путь до конца и исполнить своё предназначение.

«Если это и оправдание, то крайне неубедительное».

— Знаешь ли ты, чем кончили Тригвилла и Конигаст? — так и не дождавшись ответа Максимиана, вдруг спросил Кассиодор.

— Нет.

— Конигаст погиб в бою с византийцами, а Тригвилла пытался перейти на сторону Велизария, но был повешен.

— Зачем ты мне это го во... — начал было Максимиан, но вдруг, вспомнив о чём-то, изменил свой вопрос: — А что стало с Киприаном и его братом Опилионом?

— О, в отличие от первых двух это весьма достойные люди, — с явной неохотой ответил Кассиодор. — Поэтому именно Киприану я передал свой пост магистра оффиций, а Опилион стал главою комита священных щедрот[56].

— Достоинство этих в отличие от достоинства тех заключается лишь в одном — если те делали зло по собственной воле, то эти выполняли волю других! — внезапно вспыхнув, резко сказал Максимиан.

— Но все мы выполняем Божью волю!

— Даже тогда, когда губим своих ближних?

— Наши ближние сами губят себя, когда пытаются удержать колесо истории, и потому оказываются раздавленными им при новом повороте!

— Так вот почему ты покинул свой пост магистра оффиций? — не без ехидства спросил Максимиан.

— Да, — с неожиданной печалью отозвался Кассиодор, — и раз уж мы начали этот разговор и нас никто не слышит, я могу сделать тебе одно признание, но не для того, чтобы оправдаться, — он гордо вскинул голову, блеснув своими надменными глазами, — но лишь чтобы поделиться сомнениями.

Максимиан бросил на него быстрый взгляд, но промолчал.

— Так вот, я покинул свой пост, потому что понял своё главное заблуждение — готы оказались слишком слабы, глупы и ничтожны, чтобы занять место римлян, которое те покинули, уйдя на задворки истории. И даже переняв обычаи, законы и государственные установления Рима, они не смогли стать достойными наследниками той самой империи, которая в любом случае уже не сможет возродиться.

— И ты говоришь это сейчас, когда войска восточной части империи продолжают своё наступление и вскоре могут завладеть всеми утраченными провинциями, вновь сделав Средиземное море нашим внутренним озером? — не без некоторого удивления спросил Максимиан.

— Нет, — после долгого раздумья отвечал Кассиодор, — я в это уже не верю. Я достаточно много пожил на этом свете, а потому могу лишь повторить вслед за Екклезиастом: «Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот, всё — суета и томление духа!» Политика, война, власть, слава, богатство — всё это «суета и томление духа»!

— Но тогда что же нетленно?

— Поиски истины!

В 555 году Остготское королевство окончательно перестало существовать, ибо византийские войска захватили всю территорию Италии и истребили её готское население. Более того, императору Юстиниану почти удалось восстановить Римскую империю так, что Средиземное море стало «Византийским озером». Но на большее сил уже не хватило, и прежние римские провинции — Британия, Галлия, Дакия, Дальняя Испания так и остались непокорёнными. Впрочем, даже приобретённые завоевания оказались настолько непрочными, что ни о каком восстановлении прежней Римской империи говорить не приходилось. О слабости Византии достаточно красноречиво говорит хотя бы тот факт, что, будучи не в силах оборонять свои южные границы, она вынуждена была откупаться ежегодной данью от нападений персидского царя Хосрова.

В самой Италии власть Константинополя продержалась всего тринадцать лет, и Кассиодор, благодаря своему Виварию ставший основателем одного из крупнейших культурных центров средневековья, спокойно скончался в возрасте почти ста лет, успев ещё застать тот момент, когда северную и центральную часть Италии захватило германское племя лангобардов, основав там собственное королевство. Именно по приказу одного из лангобардских королей, Лиутпранда, в 721 году прах Боэция был перенесён в собор Чьельдоро города Павии, как стал называться Тичин.

В шестом веке территория Византийской империи была ещё максимально велика, а уже с седьмого стала неуклонно сокращаться — сначала под натиском арабов, затем болгар, венгров, славян, норманнов, половцев, печенегов, пока наконец не пала 29 мая 1453 года под натиском Османской империи. При штурме Константинополя погиб и последний император Константин XII, чья племянница Зося под именем Софьи стала женой московского князя Ивана III, который благодаря этому принял герб Византийской империи — двуглавого орла, потомка знаменитых римских орлов, и стал считать Москву «Третьим Римом».

Но посмертная судьба Римской империи к тому времени уже давно разошлась с посмертной судьбой того человека, которому суждено было войти в историю под именем «последнего римлянина». По учебникам Боэция учились школьники на протяжении всего средневековья, а его трактат «Наставление к музыке» изучали студенты Оксфордского университета ещё в XVIII веке, то есть почти через полторы тысячи лет после его написания!