Что может придавать большую уверенность в себе, чем успех у женщин, особенно тогда, когда ты ещё молод и ценишь нежные ласки гораздо более всех других благ? Корнелий был настолько доволен собой, что его даже не смутило это позднее возвращение в Верону. Амалаберга уехала, как только начало темнеть. Они продолжали сохранять конспирацию, приезжая и уезжая с арендованной им виллы порознь, а он теперь горделиво гарцевал на своём идумейском жеребце по пустынной залитой лунным светом дороге, напевая популярную любовную песенку с весьма ироничным припевом:

Миновав рощу, Корнелий объехал небольшое погруженное в сон селение, где спали даже собаки. Выехав на просёлочную дорогу, он уже хотел было направиться в сторону города, как заметил, что в одной из хижин, стоявшей несколько поодаль от остальных, дверь распахнута настежь и наружу льётся такой яркий свет, словно внутри начинается пожар. Осадив жеребца, Виринал выждал, надеясь увидеть появление хозяев или начало той суматохи и паники, которые неизбежны при любом пожаре, но вокруг всё по-прежнему было тихо. А между тем из распахнутой двери уже начинал валить густой белый дым, смешиваясь за порогом с лёгким ночным туманом.

Странно! Виринал пожал плечами, тронул жеребца и поехал дальше. Какое ему дело до этого? Даже если в хижине кто-то есть, одним крестьянином больше, одним меньше — какая разница!..

Громко распевая, он старался заглушить лёгкий трепет, который охватывает даже самого отважного человека при виде кладбищенских надгробий по обе стороны дороги да ещё при ярком свете луны и в полной тишине. Он давно бы мог пустить коня галопом, но намеренно сдерживал его, побуждая идти шагом. Какого чёрта! Чтобы он, Корнелий Виринал, струсил при виде какого-то заброшенного деревенского кладбища?!.

Вдруг жеребец шарахнулся в сторону и дико заржал. Корнелий, едва не выпав из седла, глухо выругался и посмотрел на дорогу, словно ожидая увидеть там труп. Однако ничего подобного перед ним не было, не считая большой чёрной лужи, тускло поблескивавшей в серебристом свете луны. Кровь! И кровь совсем свежая, словно убийство произошло не более часа назад. Этот тяжёлый приторный запах ни с чем нельзя было спутать, он-то и испугал жеребца.

Корнелий осмотрелся по сторонам и на всякий случай нащупал на боку короткий боевой меч, с которым никогда не расставался во время своих рискованных похождений, хотя и знал, что за этот меч может быть арестован и подвергнут большому штрафу, поскольку даже самым знатным римлянам запрещалось носить оружие. Жеребец снова заржал, и с таким испугом, что у самого Виринала стали лязгать зубы... Нет, ну в чём, чёрт подери, дело? Какую опасность почуяла его лошадь и... О Боже! Волосы у него встали дыбом, а дыхание перехватило, когда он увидел, как прямо за придорожной канавой, у подножия одного из обелисков, стала шевелиться земля. Мертвец! Это мертвец встаёт из могилы!

Корнелий хотел что было силы хлестнуть жеребца и умчаться прочь, но его занесённая рука, сжимавшая плеть, так и повисла в воздухе... Из-под земли донёсся глухой протяжный стон, и снова — теперь уже в этом не могло быть никаких сомнений — небольшой свеженасыпанный холм зашевелился, и из него показалась сначала обнажённая окровавленная рука, а затем и голый, перепачканный в земле череп.

Так, значит, действительно, есть такие мертвецы, которые встают по ночам из могил, чтобы пить свежую кровь! Ну нет, с ним, Вириналом, никакому мертвецу не справиться! С коротким лязгом выхватив меч, Корнелий пришпорил жеребца и заставил его перепрыгнуть через канаву.

— По... помогите... спасите... — прохрипело это страшное существо, уже выбравшееся из могилы почти по самые плечи.

Корнелий меньше всего ожидал призывов о помощи, а потому в растерянности опустил меч, не зная, что делать дальше. А может, это только ловушка и стоит ему спешиться, как этот мертвец схватит его и утащит с собой под землю? И разве поможет тогда его меч — ведь мертвеца нельзя убить, а из его раны не польётся кровь...

— Помогите... — словно заметив его колебания, снова прохрипело это существо, в котором Виринал опознал лысого бородатого мужчину, — умираю... Я жив... я не покойник...

У него не хватало сил выбраться из ямы, и он лишь бессильно хрипел, жалобно вращая глазами и делая слабые жесты свободной правой рукой. Виринал решился и, спрыгнув с коня, осторожно приблизился к могиле, крепко сжимая рукоятку меча.

— Кто ты? И как ты там оказался? — Переложив меч из правой руки в левую, он поспешно перекрестил незнакомца. Нет, тот явно не принадлежал к потусторонним силам зла, поскольку — к большому облегчению Корнелия — после этого ничего не произошло.

— Отвечай! — потребовал Виринал. — Кто ты такой?

— Я купец... возвращался с женой в город... По дороге напали разбойники... повозку отняли... жену убили... меня посчитали мёртвым и закопали вместе с ней... Помогите!

— Разбойники? — подозрительно поинтересовался Корнелий. — Что-то я давненько не слышал ни о каких разбойниках, да ещё в окрестностях того города, где находится королевский двор...

— Разбойники... — прохрипел этот человек, — или пьяная готская стража... Темно, не смог разобрать... Ударили по голове... Умоляю...

Да, вот в это уже можно было поверить, и всё же Виринал колебался. Но тут ему вспомнилось кровавое пятно на дороге — несомненное подтверждение слов этого человека, и он отбросил свои сомнения, приблизился к могильному холму и стал мечом разрывать землю. Откопав человека почти по пояс, Виринал положил меч на траву, взял купца под мышки и, поднатужившись, вытащил из могилы. Тот мешком свалился на землю, бессильно бормоча какие-то слова благодарности.

— Ладно, ладно, — отмахнулся вспотевший Виринал, — теперь давай выкопаем твою жену, может быть, и она ещё жива...

— О нет! — со стоном воскликнул купец. — Ей на моих глазах отрезали голову!

— A-а, тогда понятно, почему на дороге осталось столько крови, — почти поверив, заметил Корнелий, засовывая меч в ножны. — Ну, приятель, соберись с силами, сейчас я перекину тебя через седло и повезу в город.

— Хорошо, молодой господин, я потерплю. Да благословит тебя Господь!

— Лучше бы он не допускал зла, — задыхаясь от тяжести купца, сквозь зубы пробормотал Виринал. Кое-как перекинув его через луку седла, он вскочил на коня и, тронув его шагом, выехал обратно на дорогу. Только одно зрелище на несколько мгновений привлекло его внимание, когда он уже поворачивал в сторону города. Далеко в темноте, в том селении, которое он миновал полчаса назад, ярко пылала крестьянская хижина, возле которой испуганно суетились маленькие тёмные фигурки.

Когда Симмах появился на пороге его тюремной камеры, Боэцию достаточно было одного взгляда на суровое лицо принцепса сената, чтобы понять, с каким настроением тот пришёл навестить своего приёмного сына и зятя. Сам он в глубине души надеялся на то, что Симмах принесёт хорошие вести, что эти коварные обвинения рухнут и Теодор их снова призовёт его ко двору. Да и как было не надеяться, когда ещё несколько дней назад он был вторым человеком в государстве — и вдруг оказался узником сырой тёмной камеры, находившейся в глухом подвале тюрьмы, без окон, куда не доносилось ни малейших звуков, так что от постоянной тишины начинало звенеть в ушах. Но вот теперь, видя мрачное лицо своего тестя, осматривавшего холодный топчан и низкий маленький стол, на котором стоял закопчённый светильник, Боэций с внезапным ужасом понял, что ему уже никогда — н и к о г д а! — не вырваться на свободу!