— В этих пещерах то и дело находишь чьё-нибудь тело, — с сомнением заметил Максимиан. — Не горячись.

— О нет, господин, я уверен, что не ошибся, — восторженно блестя глазами, заявил Афраний. — Во-первых, он был убит не больше месяца назад, поскольку уже совсем не воняет и превратился в мумию. Во-вторых, его убили несколькими ударами кинжала. Ну и, в-третьих, убийцы, видимо, поленились закапывать труп, а просто положили в тупиковый штрек и завалили камнями.

— Ну, хорошо, хорошо, — сонно пробормотал Максимиан, закутываясь в плащ и укладываясь поудобнее, — желаю тебе завтра найти своё сокровище...

— Давай поищем его вместе, господин! — горячо сказал слуга, подсаживаясь к нему поближе. — Вдвоём мы найдём его быстрее и тогда поделим пополам, а после этого начнём искать ход в городскую тюрьму.

«Странное благородство! — подумал Максимиан, не открывая глаз. — Он хочет поделиться со мной тем, что едва не стоило ему жизни. Впрочем, а существует ли вообще этот клад?»

Афранию явно не спалось. Максимиан слышал, как долго он ходил по пещере, рассматривая изображённые на стенах сцены из Библии, а затем неожиданно спросил:

— Господин, ты уже спишь?

— Нет.

— Тогда позволь задать тебе один вопрос.

— Спрашивай.

— Когда-то давно, ещё во времена империи, когда наши предки были язычниками, они избегали всякого напоминания о смерти и даже хоронили своих покойников за пределами городов. Но почему христиане так упорно стремятся постоянно напоминать о смерти? Неужели можно быть счастливым, всё время помня о ней и окружая себя изображениями покойников и могил?

Подобный вопрос да ещё из уст простолюдина оказался для Максимиана настолько неожиданным, что он даже открыл глаза.

— Не знаю... никогда не задумывался. Впрочем, постой, постой... — Он поворочался и сел на своём жалком ложе, напряжённо хмуря лоб. — Наверное, это связано с представлением о загробном мире. Язычники думали, что после смерти попадают в Аид, где их всех ждёт одна и та же ужасная участь... А христиане верят в рай, а потому не боятся смерти!

Афраний с сомнением покачал головой.

— А мне кажется, наоборот, они боятся её даже больше язычников. Боятся настолько, что пытаются привыкнуть, думая о смерти...

— Но разве к смерти можно привыкнуть?

Вопрос этот остался без ответа, но, уже засыпая, Максимиан подумал о том, что привыкнуть можно лишь к зрелищу чужой смерти, но не к мысли о своей собственной.

Когда он проснулся, — а они уже настолько потеряли представление о времени, что даже не знали, когда утро, а когда глубокая ночь, — Афраний снова и ещё более настойчиво повторил свою просьбу, уверяя, что уж сегодня-то они точно найдут закопанный клад. Согласиться на его уговоры Максимиана побудило одно простое соображение: если они всё же найдут это сокровище и оно окажется достаточно велико, то у него появятся средства для покупки небольшого загородного поместья или хотя бы фермы, чтобы жить там вдвоём с Беатрисой.

Итак, они двинулись в путь и спустя какое-то время миновали тот штрек, где Афраний обнаружил убитого человека. Они шли несколько часов, пока не набрели на ещё одну пещеру. Здесь Максимиан и Афраний посовещались и решили разойтись в разных направлениях, тем более что от того места, где они стояли, вело сразу четыре штрека. Прошло ещё два часа бесплодных блужданий, пока они не зашли в тупик и вынуждены были вернуться к исходному месту.

— В этих местах уже начинаются скальные породы, поэтому ничего невозможно закопать, — удручённо заметил Афраний. — Я пытался сделать хоть маленькую ямку, но едва не сломал кирку.

— Да, — кивнул Максимиан. — Не расстраивайся, ведь у нас остаётся ещё два штрека. И... — тут он поднёс масляный светильник к одной из стен. — Будь я проклят, но ведь это следы штукатурки!

Действительно, два других штрека напоминали уже не столько катакомбы, сколько подвалы, во всяком случае, их явно старались обтесать и сделать высотой не ниже человеческого роста. Более того, в нескольких местах имелись следы старой штукатурки. Максимиан ещё только осматривал стены, как Афраний уже азартно устремился в один из штреков, и спустя всего несколько минут оттуда донёсся его радостный вопль:

— Сюда, господин, сюда! Я нашёл его! Я нашёл его!

Максимиан, взволнованный не меньше своего слуги, устремился следом и, пройдя сто метров, увидел Афрания, который яростно махал ему свечой, стоя возле небольшого ларца, находившегося на чём-то вроде постамента. Поэту оставалось пройти не больше десяти шагов, как вдруг произошло что-то непонятное. Он успел заметить, как Афраний склонился над ларцом, затем раздался тихий, но грозный шорох, несколько ударов камня о камень — и весь коридор заполнился удушливой пылью. Максимиан инстинктивно замер, прислонившись к стене и закрыв голову руками. Он решил, что произошёл обвал, и, откашлявшись, громко позвал Афрания. Ответом была пугающая тишина. Тогда Максимиан осторожно двинулся вперёд со светильником, опираясь рукой на стену и осматривая потолок. Когда он добрался до того места, где несколько минут назад стоял Афраний, то сначала увидел только ноги своего слуги, торчавшие из-под обломков стены. Он поднял свечу как можно выше и посмотрел наверх, затем опустился на колени и тщательно обследовал труп своего слуги, из разможжённой головы которого обильно текла кровь, наконец приблизился к ларцу, всё так же стоявшему на постаменте и, достав из-за пазухи кинжал, перерезал теперь уже не опасную верёвку. Конструкция была предельно простой — верёвка, привязанная к задней стенке ларца, другим концом была укреплена и замаскирована в шаткой стене из старых оштукатуренных кирпичей. Когда Афраний попытался снять ларец с постамента, верёвка натянулась и, разрушив кирпичную стену, погребла его под обломками. Эта ловушка и объясняла то, почему ларец стоял на самом видном месте.

Максимиан осмотрел его со всех сторон, а затем поднял крышку. Его спасли только напряжённые нервы и отменная реакция. Из передней стенки ларца благодаря скрытой пружине стремительно выскочило длинное тонкое лезвие. Если бы он не успел отшатнуться, расцарапав в кровь подбородок, оно пронзило бы ему горло. Да, этот ларец хранил свои сокровища не хуже змеи, и Максимиан снова склонился над ним лишь после того, как слегка успокоился и вытер струившуюся кровь. Никаких смертельных сюрпризов больше не было, зато имелась россыпь драгоценных камней и золотых монет старинной чеканки с портретами императора Константина. Максимиан не слишком хорошо разбирался в драгоценных камнях, хотя в своих стихах постоянно сравнивал с ними женские глаза и зубы, но и он мог отличить изумруды от бирюзы, а алмазы от жемчуга. Всего этого богатства здесь было не меньше пяти килограммов, и он, уже забыв о гибели Афрания, стал мысленно прикидывать, как будет выносить всё это из подземелья.

За время, проведённое в катакомбах, слух Максимиана обострился до такой степени, что теперь он мог различать даже шорох крыльев летучей мыши, пролетавшей по соседнему штреку. Поэтому, услышав какое-то странное бормотание, он сразу же насторожился и двинулся к той стене, откуда исходил этот шум. Стена была сделана весьма странно, и поначалу он даже не понял, что именно его удивило. Только тщательно осмотрев её и ощупав, он осознал эту самую странность — в сущности, это была даже не стена, а кусок гранитной скалы. Но на самом её верху, там, куда едва доставала рука со светильником, начинались обычные кирпичи, скреплённые цементом. Бормотание из-за стены продолжалось, и тогда Максимиан начал действовать. Подтащив к этой стене постамент, на котором находился ларец, он взобрался на него, достал кинжал и попытался раскрошить цемент, чтобы вынуть из кладки хоть один кирпич. Дело пошло на удивление быстро — очевидно, цемент был такого же качества, как и тот, который использовался на строительстве многоэтажных городских домов, сдававшихся внаём бедноте и рушившихся на головы своих жильцов спустя несколько месяцев после постройки.