Ещё чуть-чуть и...

       Сакар пригнулся, уворачиваясь от стрел и камней, выхватил меч, ушёл от удара дубиной, и врезался в толпу Горных. Рамор на ходу швырнул в противников кинжалы, один за другим, рванул из ножен меч и коротко рубанул ближайшего из них.

       Вокруг визжали и вопили.

       Позади били барабаны.

       Рамор не успевал найти в толпе Сакара. Уворачивался, блокировал удары, бил сам, и не было времени поднять взгляд. Его ранили несколько раз, легко, но ощутимо. Проткнули копьем плечо, резанули по руке. Он проткнул кого-то, кого-то пнул, перехватил чью-то дубину, размозжил чью-то голову. Дыхание заканчивалось, обрывалось. Кажется, он слишком надолго его задержал, и теперь никак не мог восстановить, в таком-то ритме. Голова кружилась. Перед глазами мелькали перепачканные то ли грязью, то ли боевой раскраской, то ли запёкшейся кровью — провели кровавый ритуал перед походом, не могли не провести, это же Горные — рожи. Не лица. Не человеческие.

       Они и правда были зверьми. С клыками, дубинами и щитами.

       Подсекли под ноги коня, тот шатнулся, но Рамор успел спрыгнуть, подминая кого-то под себя.

       "Сакар всегда был разумен, — думал потом Рамор, — а вся эта битва — сплошное безумие. Одно безумное решение за другим. И последнее из них — вклиниться в армию противников и прорубать себе дорогу вперед, не подождав своих. Фактически — дать себя окружить со всех сторон".

       И где, скажи на милость уважаемый Оракул, где в этом безумце тот Сакар, который любил сидеть в темном углу и читать книги?

       “Может, — думал потом Рамор, — ему действительно не стоило выбираться из того угла? Кто знает, сколько тьмы выбралось вместе с ним? Той самой, что еще не поглотила его, но уже обступила со всех сторон...”

       А потом Горные всё-таки побежали.

       Всё-таки испугались, и пусть Сакар и все остальные утверждают, что барабанов, Рамору до сих пор казалось: испугались Сакара.

       Они отступали неорганизованно, смято, давили своих же все с теми же дикими воплями.

       Рамор проткнул мечом еще нескольких, увидел, как далеко впереди встал на дыбы конь лорда, а через миг в грудь коню вонзилось кривое чёрное копье. И дыхание оборвалось окончательно, потому что конь был без всадника. Рамор коротко оглянулся, ища взглядом своих. Те, как и он сам, по локоть в крови, уже не отбивались. Наступали, догоняли, добивали.

       Он свистнул, призывая к себе, и принялся с удвоенной яростью прорубаться туда, где только что видел коня.

       Но уже потерял из виду. И не был точно уверен, что идёт именно туда.

Отступая, Горные уже не дрались, почти не глядя бросали назад то копья, то камни — несколько из них зацепили его, но он только потом узнал об этом, когда лекари наносили мази на тело. Пока же — даже не заметил. Просто шёл дальше. И воины шли за ним. Шли по раздавленным и обезображенным телам, по лужам крови.

       Горные бежали.

       Сакара нигде не было.

       — Сакар! — кричал Рамор.

       — Лорд! — кричали остальные.

       И когда далеко впереди кто-то из тех, что шли окружать, эхом ответил:

       — Лорд! — он сначала подумал, что его там тоже ищут. И только потом разобрал. — Лорд здесь!

       Рамор побежал. Дыхание же вернулось к нему, когда увидел, как Сакара поднимают с земли, и тот сам пытается устоять на ногах. Рамор растолкал собравшихся вокруг, подхватил Сакара под руку. И понял, что его собственные руки — те, которые по локоть в крови — еще очень даже чистые. Что по сравнению с Сакаром, он вообще очень чистый. По сравнению с Сакаром сейчас и Горные чистые.

       Лорд был залит кровью. Облеплен грязью. И узнать его можно было лишь по безумному взгляду.

       Как объяснить Оракулу, что это — не тот Сакар, который любит мыть голову по два раза на неделе и ежедневно менять шелковые одежды?

       — Коня, — тихо сказал Сакар.

       — Коня! — рявкнул остальным Рамор.

       И помог лорду взобраться в седло, когда коня привели. Сакар несколько мгновений пытался не упасть, потом заметным усилием воли заставил себя выпрямиться. Он был слаб. Ранен. По-хорошему, ему не стоило бы и вставать.

       Впрочем, по-хорошему, ему и битву начинать не стоило бы.

       — Так, — сказал он, взмахнул рукой в сторону, куда отступили противники, — будет со всеми. Кто встанет. На моём пути! — он говорил отрывисто, через силу, старательно выговаривая каждое слово: будто боялся, что не разберут. — Пусть все знают! Бой барабанов принесёт смерть! Я и есть смерть! Вы ругаете меня за храмы Старых богов. Но времена изменились. Старые боги теперь с ними! — еще один взмах руки в сторону гор. — И Старые боги не помогут никому из них! Знаете, почему? Потому что против них иду я!

       Воины радостно взревели, а Рамор вновь пристально всмотрелся в Сакара. И вновь ничего не разобрал. Кроме безумного взгляда и такой же безумной, но абсолютно счастливой улыбки.

       Впервые в жизни Сакар улыбался так радостно, так открыто.

       Одна проблема — Рамор точно помнил, что видел эту улыбку немногим ранее. И эта улыбка принадлежала не Сакару.

       Правда, была ещё одна проблема, о которой он подумает гораздо позже. Горных и правда было больше, чем он ожидал. А значит, они и правда могли научиться договариваться.

***

       — Ладно, — тихо сказал Мерв, не замедляя шага, — все всё помнят?

       Они шли по узкой темной улочке.

       Мерв — первым, за ним — Зара с Неиром, рядом, почти в ногу, несмотря на то, что с трудом умещались здесь вдвоём. Замыкал шествие Рад.

       Мерву никто не ответил, и он вопросительно глянул через плечо. На него смотрели пристально, и от их взглядов было не по себе. В освещенном помещении еще куда ни шло, но в вечернем полумраке они казались и правда волками. Просто в человеческих обликах.

       — Помнят, — нехотя бросил Неир, снизойдя всё-таки до ответа.

       Мерв коротко кивнул и вновь уставился на дорогу перед собой. Неир-то помнит, это он и так знал. Неир серьёзен и расчетлив, он знает, почему лишний шум им не нужен, и как действовать, чтобы шума избежать.

       Даже если рычит себе под нос, что устал сидеть и ждать — всё равно сидит и ждёт, пока воры уйдут грабить очередную жертву, чтобы они сами могли тихо и быстро ограбить воров.