Он замер, поднялся взглядом от её приоткрытого рта к глазам, непонимающим и растерянным. Жажда прикоснуться достигла порога, тягучей смолой скатываясь по коже и воспламеняясь.

Дальше не было ничего. Неизвестность. Знакомая ему. Он с готовностью рухнул в неё.

Мысли разлетелись в разные стороны. Он хотел её. Он хотел её прямо сейчас.

Поцеловать её строгие губы, сжатые в тонкую линию от злости и боли, прижать к себе её непослушное тело, запустить пальцы в нечёсаные чёрные локоны…

«Нет. Я не стану её целовать».

— Ты слышишь меня, Конор?! — рявкнула полукровка. — Ты просто больной подонок, которому нравится мучить…

Он протянул ладонь и схватил её за запястье. Она опешила на мгновение, затем вырвала руку:

— Не прикасайся ко мне!

Конор застыл, сбитый с толку полыхнувшей ненавистью в её глазах. Алой и слишком очевидной, чтобы в очередной раз не обратить на неё внимание.

Ладонь, секунду назад обвивавшая её запястье, горела, будто он ошпарился кипятком.

«Зачем? Зачем ты тронул её?»

Он честно искал ответ на свой мысленный вопрос, силясь оторвать взгляд от неё. Но ощущал, как разум постепенно загибался в маленькую улитку, закручивался, уступал место накатывающему желанию впиться в её рот с такой силой, чтобы ей было больно, чтобы она это запомнила.

И вот он уже целовал полукровку, терзая её покрасневшие губы. Он держал её за плечи, не давая вырваться, хотя она к этому очень стремилась. Неласковые движения её языка говорили об одном — она его ненавидит.

Конор оторвался, чтобы посмотреть в её лицо, залитое светом луны и кровью, хлынувшей к её щекам.

«С ума сойти».

Растерянное лицо с тонкими эльфийскими чертами, которое его раздражало, которое он видел всё чаще, просто закрывая глаза, как будто её образ отпечатался у него под веками — образ той златоглазой гадюки, заставившей его нарушить все клятвы и обещания не только Недху, но и самому себе.

Сознание вновь куда-то упорхнуло.

— Нет, Конор, не…

Он врезался в её губы с яростью, которой уже давно не ощущал, игнорируя протестующий лепет полукровки. Эта ярость, не пробуждаемая много лет, вновь поднималась из глубин его мёртвого сердца, воскресала только по одной причине — ненависть. Он ненавидел эти губы, всё ещё говорившие, умолявшие его отпустить, которые он целовал и кусал, словно хотел испить трижды проклятую змею до краёв.

Он сделал ей больно, и когда из небольшой ранки на её нижней губе выступила капелька крови, он ощутил её вкус, горячей точкой осевший на языке. Её кровь была особенной — горьким букетом жасмина и соли, раскалённым железом, острой ноткой солнца…

Она была живой. Она позволяла ему чувствоватьсебя живым. Вот что он так ненавидел.

Полукровка больше не вырывалась. Непривычное движение языка, такое глубокое, делающее вкус крови ещё ярче…

Я хочу чувствовать себя живым.

Но ты умер. Пятнадцать грёбаных лет назад.

От этой резкой, похожей на удар плети мысли стало невыносимо больно. А потом возникла пустота. Чёрная и безликая, склизкой паутиной обмотавшая взбесившийся мозг. Он отпустил девчонку.

— Я убью тебя, Конор. Клянусь Кернуном, я убью тебя, ублюдок!

Угрозы. Так знакомо. Так забавно. Как будто она до сих пор не понимает, что происходит между ними.

«Нет никаких нас. И никогда не было».

— Можешь начинать, — холодно бросил Конор.

Она прошипела что-то на своём змеином и занесла руку, но удара не последовало. Он перехватил её запястье и сжал. Ещё сильнее — и он сломает ей кости. Останется след, но плевать. Пусть он останется, синяк от его пальцев, как клеймо.

Но полукровке было всё равно. В её взгляде не было больше ярости, только растерянность, стыд и… желание.

— Понравилось? — прищурился Конор.

Она злобно выдохнула.

— Ты маленький скользкий уродец…

— Я сделал это, чтобы спасти твою шкурку от ритуальной жертвы, — выпалил он бесстрастно, пожирая глазами её лицо. — Логнар с Тородом знали, что кольцо должно забрать твою жизнь. Я не мог этого допустить.

— Я знаю.

— Что? — он не смог скрыть изумления в своём голосе.

— Я знаю о ритуале. Догадалась. А Берси подтвердил мои догадки, — прошептала она, отведя взгляд в сторону.

— Сраный бард…

— Но какая тебе была от этого выгода?

— Я трахал тебя в то время. Я не хотел, чтобы ты погибла.

Это была чистая правда. Его ладонь всё ещё держала её руку, впиваясь пальцами в нежную кожу. Он не мог разорвать контакт. Да и она не пыталась сопротивляться.

— Почему не сказал сразу? — едва слышно произнесла она.

Воздух вокруг загустел и замер, а ветер прекратил игры с ветками у них над головой, будто не одна полукровка ждала его ответа. А он и не знал его.

— Ты боишься, — проговорила она.

— Чего?

— Того, что чувствуешь.

Конор неожиданно захохотал, и девчонка вздрогнула. Нахмурила брови в недоумении. Он облизнул губы и двусмысленно улыбнулся.

— Что ты себе там надумала, змейка? Сказку, в которой я — наивный доблестный принц, спасший тебя от смерти? Другого я от тебя не ждал, — он оттолкнул её от себя, и от обиды в её глазах ему стало не по себе. — Я ничего тебе не рассказал, потому что иначе не смог бы от тебя отвязаться. Ты бы решила… Чёрт возьми, да ты бы решила тогда также, как и сейчас — что я… Что я влюблён в тебя? Да это просто смешно.

Ложь была горькой и мерзкой на вкус.

— Считай это платой за твоё роскошное тело. Ведь всем шлюхам платят, — протянул он иронично. — Просто валюта бывает разной.

— Что ты несёшь? — обомлела она, округлив глаза.

— Мы в расчёте. Но если ты хочешь отблагодарить меня за своё спасение, то я не против, — слова ободрали горло, но губы привычно искривились в насмешке.

Как же он ненавидел себя.

Полукровка стояла, краснея от злости и не зная, чем ответить.

— Кольцо… — выдавила она.

— Трофей, — бросил Конор, вздёрнув бровь. — Ну же, змейка. Не сердись. Ты отдалась, а денег не взяла. Я решил, что ты славно поработала для того, чтобы спасти тебе жизнь.

Он не стал останавливать полукровку в этот раз. Он заслужил затрещину. Скулу обожгло болью, голова мотнулась и застыла в этом же положении. Он просто не мог смотреть на полукровку, ощущая нутром страшную ноющую пустоту.

— Ты самый отвратительный из всех мужчин, что я встречала, — процедила она, и в её голосе звучало всё сразу: гнев, горечь, стыд, разочарование.

Она поверила в его корявую и нелепую ложь. Великий Один… Какой идиот способен согласиться на изгнание и вечную ненависть собственного народа ради спасения какой-то сучки — и исключительно в благодарность за две жаркие ночи? Странный способ сказать «спасибо».

И отличный способ выразить своё расположение. Она ведь ему нравилась. Его поступок был признанием в этом. Кольцо на шее — лишнее позорное подтверждение его привязанности к девчонке. Ему не всё равно, что с ней станет, и этого ему уже не скрыть. Слова Конора сегодня лишь попытались замаскировать сотканной из вранья листвой ту огромную яму, заполненную трепыхающимися размышлениями, желаниями и чувствами, в которой он увяз по самое не хочу.

Пустота. Только пустота и ничего больше. Это ему необходимо. И ещё немного вина.

Конор услышал её быстрые, удаляющиеся шаги и ощутил, как заколыхался где-то в остатках сознания порыв метнуться за ней, но ноги словно вросли в землю.

Он не живой. Он никогда им не станет.

Глава 18.

Белый город.

В этой местности кречеты не водились. Но ей было плевать.

Впившись когтями в дерево стропил, соколица равнодушно взирала на людской поток, тянущийся к храму на службу. Три худые башни стремились вверх, трезубцем разрезая сизый туман на пушистые лоскуты. Погода была отвратной. Кое-кто решил проигнорировать вечерню и остаться дома, но таких было совсем немного. Всё чаще и чаще у храма собирались жители Зубков, стремясь раскаяться в своих грехах перед добрыми служителями Церкви. Надо было успеть очиститься к приходу Инквизиции.