Он смеется и снова перехватывает оба троса.

– Да, мы бежали вместе в тот понедельник. И разговаривали. Но где-то через милю или около того я свернул, а он продолжил бег по маршруту. Для меня Уэйд был никем. Просто одним из группы. И я его не ненавидел. До тех пор, пока не провел два месяца в тюрьме, размышляя о нем и о его добрых, славных друзьях. И знаете что? Не могу избавиться от одной мысли. Интуиция подсказывает. У меня-то не было никаких причин убивать его, тем более таким способом. А вот кто-то из вас, ублюдков, как мне кажется, вполне мог убить Уэйда Таннера. Легко.

Вначале здесь была фабрика, затем ее превратили в грязный склад. Потом недвижимость продали за гроши, и инвестор устроил на верхних этажах жилые лофты, в западном крыле и в части погрузочной зоны разместился «Кофейный уголок», а с торца здания появился фешенебельный внутренний дворик с цветочными горшками и недействующим фонтаном. Лукас шел мимо черных железных ворот, ведущих во внутренний двор. Воскресный забег был завершен, кофе выпит, и Лукас как раз размышлял о том, что делать с оставшейся частью дня, когда за спиной раздался голос Сары:

– Мне нужны новые кроссовки.

Лукас обернулся, решив, что она обращается к нему.

Сара разговаривала по телефону:

– А какие стоит примерить?

Самым странным, непонятным и необъяснимым в это мгновение было ее выражение лица. Сара выглядела совсем не такой, как обычно. Счастливой. Ее лицо было озарено улыбкой, глаза сияли. Она вслушивалась в голос, говоривший с ней по телефону, и Лукас понял, чей это был голос. Но тут женщина заметила Лукаса: внезапно смутившись, она отвернулась, пробормотав в трубку несколько тихих слов, не предназначавшихся для чужих ушей.

Сара прошла через ворота. Лукас последовал за ней. Внутренний двор был вымощен старинной темно-красной брусчаткой, истертой копытами лошадей, когда-то подвозивших сюда грузовые повозки. Может, когда-нибудь сюда снова вернутся лошади. Именно об этом думалось Лукасу, пока он шел следом за миниатюрной женщиной. Стеклянная дверь вела в «Лавку бегуна» – магазин только что открылся. Всего только начало одиннадцатого, но, похоже, этот октябрьский день будет удачным. Два покупателя сразу. Хозяин волей-неволей заулыбался.

Лукас попытался припомнить имя хозяина. Том? Да, точно, Том Хаббл.

– Он хочет, чтобы я примерила «Эндорфины», – сказала Сара. – Те, что со сдвоенными компьютерами и «умными» гелевыми гидроусилителями.

– Отличный выбор, – ответил Том. – Какой у вас размер?

Сара назвала размер, а когда продавец исчез в задней комнате, обернулась и посмотрела на Лукаса. Молчала, слушала голос в трубке и улыбалась. Потом сказала:

– Лукас тоже здесь.

Несколько секунд она кивала, слушая Уэйда, потом сообщила живому собеседнику:

– Он говорит, тебе тоже нужны новые кроссовки.

– Да, но откуда он это знает?

– Уэйд до сих пор помогает здесь. Отслеживает, кто что покупает, – а ты давно ничего не покупал.

Страннее всего было то, что все это выглядело вполне разумно.

Лукас сел на мягкую скамью, Сара устроилась рядом с ним, все еще болтая с Уэйдом. На полу была нарисована беговая дорожка, огибавшая скамейку. Сара слушала голос в трубке, а Том вынес коробку с обувью и надел кроссовки ей на ноги, и зашнуровал их, и понаблюдал, как она бежит на месте, пытаясь наметанным глазом определить, все ли в порядке с обувью.

Сара хихикнула. Не рассмеялась, а именно хихикнула.

– Мне тоже нужны новые кроссовки, – заявил Лукас.

– А вам какие нравятся? – спросил Том.

– Как на мне, – ответил Лукас.

– А что это за модель?

– Я не помню, – сказал Лукас. – Спросите у Уэйда.

Том кивнул, наблюдая за тем, как Сара завершает свой забег вокруг скамейки.

– Пока, – наконец сказала она и отключила телефон. – Я возьму их. А еще он попросил, чтобы вы, пожалуйста, не брали с меня его комиссионные.

– Разумеется, – медленно поднимаясь, сказал Том.

Сара пошла было за продавцом к прилавку, но внезапно остановилась и посмотрела на Лукаса.

– Знаешь, я теперь говорю с ним больше, чем когда бы то ни было, – сказала она. Даже без улыбки казалось, что она улыбается. Словно в душе была счастлива – и в то же время понимала, что в этой радости есть что-то неправильное и нездоровое.

Ухватившись за тросы-перила, Джегер медленно продвигается по качающемуся мосту к противоположному берегу. Пит замер на месте: он ждет. Четыре человека ждут, плечи у них расправлены, однако в ногах – нервная дрожь. Через минуту все закончится. Грядет драка, а четверка, оставшаяся на северном берегу, сможет лишь наблюдать за этим, втайне радуясь такому раскладу.

Лицо Пита каменеет.

– Ну, вперед, – говорит Джегер.

Никто не реагирует. Гордость не позволяет им сдвинуться с места, а потом Пит опускает голову, бросает остальным несколько слов и отступает.

Мастерс с облегчением делает шаг назад.

Но не Крауз. Тот стоит как вкопанный. Джегер, не обращая ни на кого внимания, хватается за ограждение и прыгает, приземляясь на прибитые крест-накрест доски. Высвобождает ногу; встает рядом с Краузом и молча, сверху вниз, смотрит на него. Крауз едва не спотыкается, отступая назад от деревянного настила.

Остается только Сара. Она сжимает руки в варежках, и делает шаг вперед, и размахивает перед Джегером кулачками, рыдая и с трудом переводя дыхание.

Джегер отталкивает ее и бежит прочь; всего несколько шагов – и его уже не видно.

Пит машет рукой:

– По одному.

Гатлин отправляется первым: маленькое тело проскальзывает под ограждением, он бежит вниз к центру моста, а затем вверх на противоположную сторону. Варнер пускается следом, смешно растягивая шаги, мост под ним взбрыкивает и скрипит. Следующая – Одри, но она не выпускает из рук тросы и не бежит. Пройдя шагом полпути до середины моста, она оборачивается к Лукасу.

– Давай просто уйдем. Мы можем вернуться, – говорит он.

Одри качает головой:

– А что, если они его поймают?..

Сама возможность такого исхода заставляет ее вздрогнуть, и она спешит завершить свое путешествие вниз до середины моста и снова наверх, на другую сторону.

Сложив руку рупором, Пит подносит ее ко рту и окликает Лукаса:

– Ты идешь?

– Нет, – отвечает тот. Возможно, он и правда так думает. Как бы ему хотелось сейчас оказаться в любом другом месте на земле, но только не здесь. Но, сам того не желая, он нагибается и пролезает под ограждением. Как будто это делает кто-то другой, как будто его ноги бегут сами по себе, а он лишь смотрит на это со стороны. Доски грохочут при каждом шаге, и вот, ни разу не споткнувшись и не запнувшись, он взлетает на другой конец моста.

Только Пит ждет его. Смотрит в сторону Лукаса. Он говорит что-то Лукасу, хотя со стороны кажется, что обращается сам к себе.

– Ну не знаю, – говорит он. – Я просто не знаю.

Тропа следует вдоль русла реки до самого устья, а затем опять идет вдоль Ясеневой протоки. Среди низкорослых вязов и тутовых деревьев высятся тополя, потом лесные заросли уступают место пожухлой траве; дальше – автостоянка, засыпанная битым щебнем. Мимо стоянки идет дорога на кладбище Вест-Спенсер, а за ней примерно на милю тянется парк. Остальные участники группы сгрудились у одинокого столика для пикника и молчат. Откуда-то раздается пронзительный скрежет, ритмично разрезающий холодный воздух. Это Джегер, добравшийся до старинной водозаборной колонки, дергает рычаг вверх-вниз. Проржавевший ящик заполняется, коричневая вода бьет в ржавую посудину и продолжает хлестать даже после того, как Джегер перестает качать и наклоняется, чтобы попить.

Напившись, Джегер выпрямляется, утирая подбородок и рот. Затем он бежит трусцой к следующей тропинке и снова останавливается, чтобы оглянуться на своих преследователей.

– Он сам не хочет от нас отрываться, – говорит Варнер.

А Одри тихим несчастным голосом спрашивает: