Эта лирическая история рассказывает о том, как могут переплестись древние культуры, традиции и технологии.

Госпожа Понгбун, эта великая женщина и мать, эта торговка таинственными артефактами, идет по улице в сине[7] с красноватым, как на груди у нага, узором, и люди глазеют на нее, потому что такая одежда навлекает гнев Нгеук Лаенг, ужасных нагов засухи. Но госпоже Понгбун это все равно, она из всех страхов и тайных опасений свила талисман и повесила себе на шею: изящный медальон из золота, хрусталя и новейших китайских технологий.

– Покупайте мои медальоны, милые! – взывает она, и женщины останавливаются поглазеть, а дети хихикают, пока на них не цыкнут, а мужчины делаются беспокойны и задумчивы. – Сложите в них любовь и страхи и сохраните на дождливый день!

Но в сезон дождей все дни дождливы, и Меконг змеится, огромный, как наг, между лаосским и таиландским берегом: река-змей, разлучитель стран, носитель всяческого добра, он раздувается от собственной важности и от воды, что падает с неба, и от воды снегов с далеких Гималаев, которые прошли долгий путь, чтобы попасть сюда и пойдут еще дальше, до океана.

– Покупайте мои медальоны за хорошую, честную цену: трансфер драгоценных воспоминаний, хранилище нежных сердец. Только сегодня, другого раза не будет, спешите, друзья мои! Спешите, говорю вам, не то навсегда упустите случай: госпожа Понгбун пройдет мимо и уйдет своей дорогой.

Но торговля идет ни шатко ни валко, трансфер известен всем, да и не одна госпожа Понгбун, хоть она и велика и внушительна, им торгует – далеко не одна. И все же… юная девушка в черном, тщательно наглаженном сине, в белой блузке с рукавами на пуговичках, застегнутых на тонких запястьях, в туфельках на высоких каблуках из секонд-хенда, с сумочкой с Утреннего рынка Талат Сао – может быть, студентка или конторская служащая с маленькой должностью и таким же маленьким жалованием – робко подходит к госпоже Понгбун, которая, учуяв сделку еще до того, как девушка задумалась о покупке, говорит:

– Что у тебя, милая? Разбитое сердечко? Какой-то парень украл твое счастье? Ну-ка, расскажи госпоже Понгбун, королеве дам. матери детей, – не забывай, матери тоже когда-то были любовницами.

– Это?.. – начинает девушка и застенчиво умолкает, и госпожа Понгбун отходит в тень музыкального магазинчика, где лаосская группа исполняет кавер Thaitanium – Тот Yum Samurai, и девушка идет за ней и, спрятавшись от взглядов прохожих, уже не так топорщит лопатки.

– Это правда?

– Это технология, – важно говорит госпожа Понгбун, вставляя одно из немногих известных ей английских слов. Слово производит на девушку впечатление – как и должно быть, по мнению госпожи Понгбун.

– Вот, – говорит она. – Попробуй, – говорит она.

И отстегивает с пышной груди второй медальон – не тот, в котором ее несчастья. а тот, что для образца, только его. Однажды госпожа Понгбун их перепутала, и покупатель нажаловался, с тех пор она особенно осторожна, хоть и не может заставить себя отказаться от своего медальона.

– Попробуй и суди сама, милая девочка.

В медальоне код дженерик: весенний день, любовники, берег реки. – это могло случиться где угодно с двумя молодыми людьми, в любой стране мира. Образец дженерик номер два, версия ноль три запятая пять шесть, и госпожа Понгбун, пока отстегивает замочек, может подправить настройки. Спецификация: Лаос. Спецификация: мальчик-девочка (она выставляет наугад, и вы не поверите, как часто ошибается).

– Вот, протяни ладошку, маленькая мисс, маленькая мадам, сомкни пальчики, сомкни веки – чувствуешь?

(Ну, конечно, чувствует).

– Ох! – говорит девушка, и снова: – Ох!

– А положишь это сюда, – говорит госпожа Понгбун. – и как не бывало. – Она хочет щелкнуть пальцами, но от духоты вспотела, и пальцы проскальзывают, трутся друг о друга, как неумелые танцоры. – Пока не понадобится.

Это называется трансфер, конечно, так и называется, хотя, конечно, это не совсем он. У госпожи Понгбун есть похожее устройство. Да, есть, и это устройство копирует – какие умники эти заграничные китайцы! – копирует и стирает. Не совсем законное, ведь оно лезет человеку в мозг, переписывает нейроны, испускающие свои нули и единички, хуже того, переустанавливает их прямо в нежной слизи мозга, подчищает схему изнутри, – но какую цену не заплатишь за человеческое счастье?

– Скромная сумма, – говорит госпожа Понгбун и ободряюще хлопает девушку по плечу, в то же время выдергивая у нее из руки медальон. – Очень скромная сумма, и ты сможешь спрятать туда все, что захочешь.

– Это было… – говорит девушка и краснеет (она очень хорошенькая, отмечает госпожа Понгбун, хоть и простушка), – это был тот парень…

Сколько раз она это слышала! Им всегда хочется выложить ей душу. Как тем старомодным психологам, которые придумали этот термин. Но ее трансфер – научный, не какое-нибудь мумбо-юмбо, зависящее от веры. Он настоящий. А госпожа Понгбун не желает слушать ее историю. День длинный, солнце жаркое, и госпоже Понгбун хочется холодный пакет со льдом и торчащей из спрятанной в нем бутылочки пепси с соломинкой, к тому же она слышата эту историю тысячу и один раз.

– Ах ты, бедняжка, – вздыхает она, – ты как шнурок.

Девушка смотрит на нее, в ее больших круглых глазах недоумение. «Вот так же ты смотрела на него, – безжалостно говорит про себя госпожа Понгбун, – так ты смотрела на него, когда он очаровал тебя на берегу Меконга?»

– Не понимаю…

– Наука, – объясняет госпожа Понгбун со спокойным достоинством, которое легко спутать с самодовольством. – Наука говорит, что все состоит из шнуров.

– Конечно, – отвечает девушка. И госпожа Понгбун замечает, что на ее запястьях в самом деле три – или четыре? – шнурка из белого хлопка (рукава теперь чуточку вздернулись), завязанных монахом или тетушкой на обряде баси на счастье и для хранения духов семьи. Госпожа кивает, одобряя традиции и сохранение старых обычаев, и еще потому, что помнит о воспоминании (само оно хранится в серьге, спрятанной в ящике стола) о последнем шнурке, завязанном ее матерью, когда госпожа Понгбун была еще молода, пока ее мать… но этого она уже не помнит, и так лучше – иногда.

– Наука, – повторяет госпожа Понгбун и сбивается, забыв, на чем остановилась. – Шнуры, – в третий раз начинает она. – Все состоит из шнуров. Мысли, чувства, воспоминания – это шнуры, свитые из чисел в мозгу. И наука доказала, что эти шнуры – даже если кажутся совершенством (как ты, милая) – обязательно запутываются в узлы. Что ты ни делай, жизнь берет нас (так говорит великий философ, госпожа Понгбун!) и запутывает в узелки. Вот это… – она указывает на свой медальон, как фокусник на монетку, которая сейчас исчезнет, – просто научный способ распутывать узелки.

«Хотя бы на время», – думает она. И не говорит девушке, что узлы будут всегда. Это называется – она заучила фразу по-английски – «спонтанное запутывание шнуров при встряске».

– Это научный факт, – говорит она вслух.

– Сколько… сколько стоит? – спрашивает девушка, и госпожа Понгбун добродушно улыбается (радуясь про себя, что рыбка клюнула!) и называет цену, и девушка ахает, но, опомнившись, предлагает другую цену, и госпожа Понгбун горестно качает головой, но соглашается снизить свою, и девушка поднимает свою – а она не так уж глупа! – и они сходятся более или менее на той цене, на которую надеялась госпожа Понгбун – может, процентов на десять больше.

– Будет больно? – спрашивает девушка?

– Нисколько, – отвечает госпожа Понгбун. Она вытаскивает свисающие из ранца провода и прикрепляет их к вискам девушки. Девушка напрягается и тут ж расслабляется. Гель прилипает к ее коже – он движется почти как живой, потом схватывается и застывает, и…

– Просто думай об этом. Выдвини на первый план ума.

Видно, как девушка сосредоточивается, прикусывает нижнюю губу, и госпожа Понгбун почти улыбается: