Гарретт шевельнулся, погладил меня по спине и крепче обнял, прижимая к себе. Наши ноги переплелись. Мне стало спокойней.

– Нина права, мы можем достичь большего, – сказал он. – У нас получится прокормить еще один рот. Если обратиться…

– Ты в самом деле думаешь, будто из этого выйдет что-то путное? – спросила я. – Полагаю, вам всем было бы лучше с другим капитаном.

Гарретт склонился ко мне для поцелуя и стоял на своем до тех пор, пока я не ответила. Минута – и мы уже улыбались.

– Ты же знаешь, что все мы оказались здесь оттого, что не можем поладить с кем-то другим. Именно благодаря тебе мы все отлично смотримся вместе.

Я вывернулась из его объятий, делая вид, что сержусь, но тут же рассмеялась.

– Много команд и целая уйма семей никогда не заводят детей, – заметил он. – Это ничего не значит.

– Вообще-то дети мне безразличны, – призналась я. – Просто я устала все время сражаться.

Обычное дело: дети вырастают и начинают бороться с родителями, семьями и даже комитетами. Но разве справедливо полагать, что я все еще сражаюсь с матерью, которую даже никогда не знала?

На следующий день, когда мы с Ниной шли на «Амариллис» заниматься уборкой, я пыталась убедить себя в том, что мне только кажется, будто она меня избегает. И даже не глядит на меня. То есть делает вид; на самом деле она украдкой посматривала в мою сторону. Мурашки ползли по коже от того, как она боится встретиться со мной взглядом. Она что-то задумала. И скрывала секрет.

Нам снова встретилась Элси, которая шла от пристани примерно в ста футах от нас, но мы тут же узнали ее, потому что фигуру Элси ни с чьей не спутаешь. Внимание Нины тут же переключилось на нее, она даже остановилась и смотрела во все глаза.

– Неужели она так тебя занимает? – улыбнулась я, пытаясь все перевести в шутку.

Словно размышляя, стоит ли со мной вообще разговаривать, Нина искоса взглянула на меня. Потом вздохнула и сказала:

– Каково это? Неужели тебе самой не любопытно?

Я на миг задумалась и ощутила скорее страх, чем интерес. Представила себе все то, что может пойти вкривь и вкось, несмотря на реющее над головой знамя одобрения. Нине этого не понять. Поэтому я ответила ей так:

– Да нет.

– Мари, как можешь ты быть такой… равнодушной?

– По причине того, что я не собираюсь тратить силы и мучительно беспокоиться о том, что я изменить не в силах. Кроме того, мне больше нравится быть капитаном, а не торчать на берегу и только глазеть на море.

Я торжественно прошла мимо Нины к кораблю, и она, поникнув головой, поплелась за мной.

Мы отдраили палубу, осмотрели леера, вычистили каюту, провели инвентаризацию и собрали износившийся такелаж. Потом заберем его домой и несколько дней до следующего выхода в море будем его чинить. Все утро Нина молчала, склонившись над работой, и кусала губы, а я посматривала на нее и задавалась вопросом: о чем она так сосредоточенно размышляет? Что скрывает? Оказалось, Нина набиралась смелости.

Я вручила ей последний моток сетей и отправилась перепроверить, хорошо ли задраены люки и закрыта каюта. Когда я собралась сходить с корабля, Нина сидела на краешке пристани и чуть покачивала болтающимися над водой ногами. Она выглядела лет на десять моложе, словно опять превратилась в ребенка, какой я впервые ее увидела.

Вопросительно подняв брови, я смотрела на нее, пока она наконец не произнесла:

– Я спросила у Сана, почему Андерс тебя не любит. Отчего никто из капитанов с тобой не общается.

Так вот что случилось! Видать, Сан – практичный и здравомыслящий – рассказал ей все как есть и не счел нужным прибегать к осмотрительности. И Нина ужаснулась.

Я с улыбкой присела на планшир прямо перед ней и сказала:

– Думала, ты живешь здесь достаточно долго и сможешь все понять.

– Я знала: что-то произошло, но не знала, что именно. Ничего удивительного, ведь никто никогда об этом не говорит. Но… что же случилось с твоей мамой? С ее семьей?

Я пожала плечами, потому что, конечно же, ничего не помнила. Историю я собрала воедино по крупицам и выдвинула кое-какие предположения. Также о случившемся мне рассказывали те, кто сделал свои собственные выводы. Они хотели дать мне понять, какое у меня место в этом мире.

– Полагаю, они рассеялись по всему району. Все десять человек – пока я не появилась на свет, семейство было большое и успешное. Не знаю, где все они оказались. Меня привезли в Нью-Оушенсайд, первая команда «Амариллиса» вырастила меня. Затем Зик и Энн ушли на покой, занялись гончарным делом, поселились ниже по побережью и оставили мне корабль, чтобы я обзавелась собственным семейством. Счастливый конец.

– А твоя мама – они стерилизовали ее? После того, как ты родилась, я имею в виду.

– Полагаю, что так. Как я уже сказала, я и сама толком не знаю.

– Думаешь, она считала, что ребенок того стоит?

– Вряд ли. Если бы она мечтала о ребенке – ей ведь меня не отдали, верно? Скорее, ей просто хотелось немного походить беременной.

Нина задумчиво болтала ногами, глядя на водную рябь у корпуса корабля, чем начала меня нервировать. Нужно было что-то сказать.

– Лучше бы тебе не пришло в голову выкинуть что-то подобное, – предостерегла ее я. – Нас же разлучат, заберут дом, отнимут «Амариллис»…

– Ну уж нет. – Нина энергично замотала головой. – Я никогда такое не сделаю, ничего подобного!

– Вот и славно, – с облегчением проговорила я. Я верила Нине. Хотя, опять же, семейство моей матери тоже не имело причин ей не доверять, а вот как вышло. Я спрыгнула на причал. Мы собрали инструменты, закинули мешки и ведра на плечи и пошагали в сторону дома.

На полпути Нина сказала:

– Именно из-за мамы ты считаешь, что знамя нам никогда не получить. И пытаешься это до меня донести.

– Да. – Я старалась дышать ровно, сосредоточившись на текущей работе.

– Но ведь это не бросает на тебя тень. Не очерняет то, что ты делаешь.

– Старики по-прежнему вымещают на мне злость.

– Несправедливо! – решила Нина. Хотя уже была слишком взрослой, чтобы так заявлять. Теперь она, по крайней мере, все знает и сможет легче определиться, нужно ли ей искать новое семейство.

– Я пойму, если ты надумаешь уйти, – мягко сказала я. – Тебя с радостью примет любое семейство.

– Нет, – отмахнулась она. – Нет, я остаюсь. Ничто из рассказанного тобой не меняет того, какой ты человек.

Я бы бросила все то, что держала в руках, и обняла б ее за такие слова. Мы прошли еще немного, уже виднелся наш дом. Тогда я спросила:

– У тебя есть на примете кто-то, кто может стать отцом? Гипотетически.

Она вспыхнула и отвела взгляд. Я улыбнулась – так вот, значит, как обстоят дела.

Когда Гарретт встретил нас во дворе, щеки Нины все еще пылали. Избегая его, она помчалась в мастерскую, чтобы избавиться от груза.

Гарретт удивленно посмотрел ей вслед.

– Что это с ней?

– Нина – это Нина.

Следующий выход в море на «Амариллисе» прошел хорошо. Мы набрали квоту быстрее, чем я ожидала, и полдня могли отдохнуть. Мы встали на якорь у пустынного берега и начали купаться, загорать на палубе. Потом перекусили последними апельсинами и сушеной скумбрией, которые дал нам с собой Джей-Джей. Хороший выдался денек.

Но рано или поздно все же придется вернуться домой и попасть в весовую. Трижды я проверила улов на весах «Амариллиса», получила разные в пределах десяти фунтов цифры, которые, что еще важней, были на двадцать фунтов меньше нашей допустимой квоты. Мы на веслах вошли в бассейн у пирса весовой, снова дежурил Андерс. Я чуть было не подняла паруса, едва ли не развернулась и не умчалась прочь, чтобы больше никогда не возвращаться. Не могла я встречаться с ним, только не после такого хорошего дня. Нина была права – нечестно, что один-единственный человек может погубить нас приписками ложных излишков и провинностей.

Мы молча пристали к причалу и начали сгружать улов. Мне удавалось даже не глядеть на Андерса, отчего, вероятно, я выглядела в его глазах виноватой. Хотя уже стало ясно, что будь я хоть богиней совершенства, он все равно сочтет меня грешной.