Справь тризну, мать Гудрун, по дочери прекрасной и мужественным сыновьям своим. Справь тризну, мать Гудрун, по Рандверу. Справь тризну по своей судьбе! Плачь, Гудрун, рождённая Гьюки!..

ХРОНИКА

аллия. Флавий Клавдий Юлиан, кесарь.

Более двухсот лет прошло с тех пор, как на этих холмах были преданы огню вальские деревянные боги, были сожжены их алтари. И тогда же император Публий Элий Адриан, желая навсегда закрепить за Римом северные провинции и оборонить их от нападений варваров, выстроил здесь, но рейнской границе, надёжный лимес.

Но теперь, при Констанции, когда Империя всё более слабела и с большим трудом сохраняла своё влияние в дальних провинциях, когда Великая империя приближалась к своему разделу, франки, саксы и алеманы, объединившись, прорвали линию Адрианова лимеса. Варвары пробили таранами деревянный палисад, связками хвороста и корзинами с землёй забросали глубокий ров и срезали участок вала. Ромейские легионеры не имели сил противостоять, первые же их усилия были сломлены ударами многотысячных конниц. И ожесточившиеся варвары через образовавшуюся брешь ворвались в Галлию. Они не преследовали бегущих легионеров. Они увлеклись грабежами и насилием на захваченной территории; они гнали с новообретённых земель презренных кельтов — трусливый недружный народ, допустивший над собой ромейскую власть, народ, смирившийся с ромейскими налогами, положившийся на ромейскую защиту. «Косматая» Галлия», — говорили про кельтов ромеи. «Презренные! Слабейшие!» — говорили про кельтов варвары.

Так, с избытком разлив своё презрение кровью по галльским нолям, варвары жадно посмотрели на юг. И тогда по указанию Констанция пришёл в беспокойную провинцию его двоюродный брат, юный кесарь Юлиан. И собралось вокруг него, утвердилось духом побитое галльское войско.

Присматривались издали к Юлиану варвары, в недоумении спрашивали: «Кто тот, что остановил бегущих галлов? Кто тот, что с диадемой в кудрях подобен женщине? Юлиан? Не слышали про такого!».

И под Аргенторатом дан был варварам бой! И разбиты были варвары, бежали саксы и франки, взяты были в плен алеманы.

Тогда восстановили ромеи разрушенный лимес Адриана; молодого кесаря Юлиана носили на руках, а пленённых алеманов насильно поселили в заброшенных, невозделанных землях Галлии. И понеслась по Империи слава нового талантливого военачальника, слава нового властителя.

С ревностью и подозрением прислушивался к этой славе император Констанций. Мнилось ему, что растёт в «косматой» Галлии удачливый соперник, мнилось, что слишком быстро растёт этот соперник. И, чтобы умерить рост Юлиана, потребовал император часть галльских легионов перевести на восток Вселенной.

Прослышав о новом указе, окрепшее галльское войско взбунтовалось. Кричали, призывали легионеры:

— На Рим! На Константинополь!

И для начала провозгласили Юлиана, кесаря своего, августом. Тогда Юлиан-август, бывший изгнанник, а ныне окрылённый успехом военачальник, осмелел. Он послал к императору сказать:

— Править Вселенной будем вместе!

Констанций же, вспоминая почтительно согнувшуюся тень двоюродного брата, тень, дрожащую в колеблющемся пламени светильников, тень, изломанную углами стенной ниши, ответил:

— Нет!..

Через год император Констанций умер. И остался Юлиан единым правителем и Рима, и Константинополя. Как все предшественники, он начал правление своё с наведения порядка в огромной Империи.

Насторожились, притихли ариане и ортодоксы. Они выжидали: из какой стороны да в какую подует теперь ветер? Кому из них отдаст предпочтение Юлиан?

А Юлиан из поднебесья своего положения сказал:

— Любая религия хороша! Но лучшая — язычество! Возродить! И ещё скажу вам: признаю свободу вероисповедания...

Так начали потихоньку давить христиан: и ариан, и православных-никейцев. Толпы язычников подняли головы и теперь возводили на развалинах свои храмы, возвращали утраченные ранее земли. И вернулись из ссылок ариане.

На узких улицах Константинополя вновь стали находить по утрам остывшие трупы людей с деревянными табличками на груди. «Смерть ортодоксам!» — было начертано кровью на тех табличках. На воротах своих же домов висели целые семьи. Даже малые дети не находили пощады. И читали горожане надписи на воротах: «Почитатели Ария».

Однако не высоко подняли головы язычники, не все достроили храмы и сплотиться не сумели, как это могли христиане. И покровитель их, император Юлиан, не долго стоял у власти. Возомнивший себя великим полководцем, он погиб в битве с персами.

Благодарили за то Господа Сына никейцы, ариане возносили хвалу Господу Отцу. Подавленные ими, быстро сникли язычники. Заворачивая в плащи, они выносили из храмов и прятали до лучших времён своих мраморных красавцев-богов.

Император Иовиан сказал:

— Слава Иешуа Назорею! Слава и приход никейцам!

Взроптали ариане, ликовали ортодоксы, последователи епископа Афанасия. Язычников не было слышно. Растеряны были колоны и плебс; глядя на борьбу церковных сановников, не знали, к какой вере примкнуть, какая вера истинней. Поэтому поклонялись кто кому мог. И ничего не подсказывало простолюдинам Слово Божье.

Тогда Иовиан отменил установленную Юлианом свободу вероисповедания. Он ещё раз сказал:

— Слава и приход никейцам! Дорогу слову Афанасия!

Умер, года не правил Иовиан.

Власть над Империей поделили между собой двое. Брат Валентиниан сел в Риме, брат Валент — в святом Константинополе.

И вновь поднялась смута. Холмы полиса сбились со счёту, не знали кто за кем приходил, кто объявлял храмы своими; земля уже не знала, чью впитывает кровь. Ночами метались по узким пустынным улицам люди в тёмных плащах. Размахивая окровавленными мечами, как при Констанции, эти люди кричали:

— Смерть ортодоксам! Смерть никейцам! — и, совершив убийства, безнаказанно скрывались во мгле.

Безнаказанны они были, потому что громко говорил с престола Валент:

— Арий! Арий! Арий!

Сотрясалась в кровопролитии, в братоубийстве, в отцеубийстве Империя. Зверствовали, дорвавшись наконец до власти, ариане. Славя Бога Отца, потрясая именем Валента, очищали от никейской ереси веру и Церковь. Глядя на эту чистку издали, содрогались да задумывались варвары. Но быстро они сообразили: нет времени думать, нужно действовать, пока Империя погрязает в распрях. Хитрые словены вместе с бесчисленными везеготами направили свои конницы в предгорья Балкан. Ромеи, лишённые единой твёрдой веры, обессиленные в братоубийственной смуте, терпели поражение за поражением.

Ромей Прокопий, племянник Юлиана, поднял восстание. Он опёрся на плебс и колонов, принял к себе рабов, зазвал варваров.

Прокопий сказал:

— Юлиан нрав!

Тогда достали язычники из тайников свой мрамор, сняли со статуй плащи. И, поклонившись своим богам, взялись за мечи. Настало их время! «Смерть арианам! Смерть ортодоксам!» И кричали язычники, поверившие в успех своего похода:

— Посмеёмся над ортодоксами и арианами! Ведь они поклоняются Помазанному[89] и Отцу его. Посмеёмся! Разве можно веровать в них?..

Люди в провинциях Империи уже ни во что не верили, кроме как в силу своей руки. Они твёрдо знали одно: придут варвары и никакой бог не спасёт их, не оградит от грабежа и насилия. Крепкая рука — превыше всего!..

Прокопий со своим войском, усиленным варварами, захватил Константинополь. Стонали древние холмы города. Язычники водворялись в прежние храмы. Злобствовали варвары.

Однако не поддержало Прокопия население. Опасаясь варваров и полного разгрома прежних устоев, примкнули ромеи к войскам императора. Так Прокопий был изгнан Валентом, так был разбит он во Фракии и казнён...