Что же, сколько европа не кричала о своей уникальности, сколько америка не твердила о толерантности, результат один: либо монархия, либо — вымирание.

— А еще — диктатура! — Сказал я своему отражению в окне, и оно согласно склонило голову.

****

Болтовня Картера быстро надоела Бену, но еще быстрее опротивела Вродеку, чуявшему враньё и недосказанность за километр, благо, что опыт был — появление "чудесных кораблей" чех встретил на стажировке в полицейском участке, на практике за четвертый курс университета.

Еще не став юристом, понял Вродек, что выбрал специальность неправильно, но… После пятого курса он сможет устроиться на работу в полицию, а там, с его образованием и физическими данными, перекладывать бумажки ему никто не даст — на улицах не хватает полицейских, грамотных и уверенных в себе.

Пусть не в Праге, пусть в маленьком городке, но он будет работать тем, кем хочет.

Родители уже и забыли своего непутевого сына, сбежавшего из отчего дома, после подслушанного разговора. А может и в живых их уже и нет — сколько лет прошло, когда он последний раз, крадучись, пробрался к окнам и приник, заглядывая в жизнь, которая у него не состоялась.

Он научился врать, изворачиваться и жадно учился всему, к чему прикасались его руки и видел глаз.

Откуда-то снизу тянуло яркими запахами свежей готовки, выпечки и фруктами, от Картера пахло застарелым страхом и враньем, Бен стандартно злился, а Олег… Олег снова ушел в себя, механически переставляя ноги и не обращая внимания на происходящее вокруг.

По крайней мере, со стороны выглядело это именно так.

Выглядело — да. А вот что было на самом деле…

Для Вродека толстяк оставался "непонятным, страшным, русским", в любой момент способным перехватить флаг лидерства у Аркана, перевести через реку и, уведя в другую сторону — вновь торжественно вручить флаг Бену, делавшему вид, словно все так и должно быть!

В самом начале знакомства, чех посчитал их за любовников — слишком много они знали друг о друге, понимая друг друга с полуслова, полувзгляда, легкого оборота головы или взмаха ресниц.

На родню не похожи, на друзей детства — тем более.

Неделю мучился оборотень, пытаясь все свести под общий знаменатель.

Наконец — свелось.

Враги.

Те самые, "классовые враги", о которых ему прожужжали все уши на занятиях в университете, рассказывая о прошлом их прекрасной, некогда социалистической, страны.

Теперь классов нет, вражда истаяла под нажимом реальности, превратившись в стальную проволоку, обмотавшую этих разных людей толстым коконом, заодно и защищая от внешней "непогоды".

Быстро приняв душ, Вродек замер посреди комнаты, остановленный стуком в дверь.

Мысли заметались из стороны в сторону, пытаясь отыскать укрытие.

Стук повторился, а через минуту в коридоре простучали каблучки, отходя от его двери.

Повалившись на кровать, чех рассмеялся над всеми своими страхами, что гоняли его уже десятилетиями, от границы к границе, от страны к стране, от человека к человеку.

Мирный номер, в мирной гостинице, в мирном городе, где все очень просто. Так просто, что, если копнуть, под тонким слоем пыли найдутся тысячи тел, отдавших свои жизни за всю эту "простоту". Хлынет кровь и начнется новый виток, после которого, кровь патриотов уже не польет дерево свободы. Просто не будет самого дерева. Не нужна человеку свобода, если семье нечего жрать. Он с легкостью отдаст свою кровь, честь — на благо своей семьи.

Слаб человек и, если на него постоянно давить, вылезет самый страшный, затравленный зверь, враз лишившийся разума и божественной искры.

— Вродек! Ужинать! — Свои слова Бен сопроводил увесистым ударом кулака в дверь. — 15 минут, серая твоя шкура!

Услышав о "серой шкуре" в первый раз, оборотень очень обиделся и дулся до тех пор, пока Олег его не разговорил, приперев к стенке всей своей тушкой.

Потом толстяк долго, до слез смеялся, держась за свой колыхающийся живот.

— Ну, парень, ты сам виноват! — Отсмеявшись, Олег отступил на шаг, давая оборотню глоток свежего воздуха. — Шкура у тебя действительно — серая. И действительно — шкура. Так что, извини, пока не представишься сам, так и будешь — "Серой шкурой"!

Одев камуфляж, Вродек расплылся в улыбке — что-то ему говорило, что ужин будет особенный!

… Самое приятное — лестница оказалась ярко освещена, чисто убрана и насмешливая горничная, виляя очаровательной пятой точкой, поинтересовалась у постояльцев, с какого дуба они прутся по лестнице, вместо того, чтобы воспользоваться лифтом?!

Олег сморщил нос и развел руками, Вродек — пожал плечами, а Бену пришлось отдуваться за всех, честно признавшись, что о лифте, во-первых, им никто не сказал, а во-вторых, за 20 лет от лифтов можно и отвыкнуть, особенно живя в "глуши лесной".

Заинтересованный девичий взгляд, брошенный на самого молодого и симпатичного из всех троих — Вродека — гарантировал тому веселую ночку, обещая полную проверку "лесного темперамента" в горизонтальном режиме.

Чеху Бен посоветовал вытереть слюни и сделать морду попроще.

"Менее озабоченную и голодную". — Уточнил толстяк, очень отчетливо и громко, на всю лестницу, заставив девушку, поднявшуюся на этаж выше, с грохотом оступиться, выпуская из рук ведро с водой.

Счастливо избежав потока воды, все трое проскочили, от избытка чувств, площадку первого этажа, оказавшись в подвале.

Вродек, сразу, благоразумно предложил вернуться и пройти в столовую, но оба "старика", не сговариваясь, "уперлись рогами", решив осмотреться по сторонам, благо, что запас времени, пусть и крошечный — в 10 минут, все еще был.

Во времена процветания, в подвале располагался гараж для приезжающих, машин на пятнадцать, комната охраны, бойлерная и склад для мыломойки, запирающийся на впечатляющий замок. Бойлерную охраняла простая защелка, а комнату охраны давно подчистили и расширили, превратив в комнату отдыха для персонала, разделив на мужскую и женскую части. Если Вродека не подвел слух, то женской частью кто-то, именно сейчас, очень настоятельно пользовался.

Бен, сколько не прислушивался, ничего такого не уловил, и скомандовал возвращение, лишь скользнув взглядом по трем авто, бережно укрытым пропыленным брезентом, подвязанным снизу на веселенькие голубые узелки-бантики.

Двери банкетного зала, широко распахнутые, блестящие надраенным лаком и вычищенной позолотой, открывали очень актуальный вид на стоящие рядами столы, за которыми уже сидели или только устраивались, люди, совершенно разного вида: траппер, наряженный в щегольски выделанную кожаную куртку, украшенную вышивкой, когтями и зубами добытых зверей соседствовал симпатичной, затянутой в корсет взрослой женщиной, в зеленом платье; рядом с человеком во фраке сидела молоденькая девица с лицом, украшенным татуировками, в привычной глазу джинсе, обильно усыпанной стразами.

Прежде чем Бен успел сказать хоть слово, на пороге появился Картер и молчком потащил всех троих к центральному столу, стоящему на возвышении, перпендикулярно остальным.

Рассадив, через одного, по левую руку от центрального, пока еще пустующего стула с обычной спинкой, сослуживец Бена испарился, лишь шепнув напоследок, что сам он будет сидеть с другого конца стола и, чтобы никто ничему не удивлялся, даже если все покажется очень странным.

Вродек сразу ушел в глухую оборону, с отчаянно пылающими ушами — девушки справа и слева от него, переключились на молодого оборотня, сходу взяв в оборот, включив обаяние на максимум.

Олег тихонько посмеивался, присматриваясь к стоящим на столе блюдам, а Бен, едва успев поздороваться со своим соседом справа, оказался вовлечен в нешуточный спор, сути которого понять не мог, своего мнения не имел и оттого просто качал головой, поддакивал и держал марку, мечтая воткнуть нож вон в то блюдо с прекрасным молочным поросенком, а потом переключиться на семгу, наслаждаясь и витая в облаках седьмого неба, от удовольствия.