— Патроны считаешь? — Джулия появилась из ванной полностью одетая, деловитая и слегка подкрашенная, чего внимательный Бен за ней не замечал. — Бесполезно.

— Бесполезно. — Аркан согласился с ней, открывая ставни. — Но живым — не дамся. Уж на это, патронов у меня хватит.

— Не рыпайся. К моей матери они не заходят. И сейчас не зайдут. Яды нужны всем. Одним — лечить, а другим… Сам догадываешься… — Джулия замерла, прислушиваясь к звукам, доносящимся с берега озера. — Однако их сегодня много. И Младших и Хозяев и… Этих… Слуг…

Открыв дверцу большого шкафа, она сдвинула в сторону вещи, сняла длинную перекладину и вытащила боковую полку. С щелчком, шкаф отодвинулся от стены и съехал вбок, открывая потайную комнату.

— Тебе сюда. — Джулия повела рукой, приглашая входить. — Удобств немного, но в живых останешься точно.

— Так, к вам же не заходят? — Усмехнулся Бен, отходя от окна.

— От тебя за километры разит "юбилеем" — раз. — Глаза Джулии странно блеснули. — На тебе две печати ведьм — два. И, в-третьих, ты слишком хороший любовник, чтобы отдавать тебя этим кровососам.

— А еще, я — солдат. — Бен привычно развел руками, давая понять, что готов к диалогу.

— А я — дочь ведьмы. Так что, бери свою старую жопу в горсть и топай в комнату. Когда эти уйдут, городу понадобятся мужские руки. И холодная голова на плечах. А этим не отличаюсь ни я, ни моя матушка. — Джулия, как и полагается ведьме, на диалог не пошла, начав сразу давить авторитетом.

— Знаешь, "любимая", а ведь у меня своя дорога есть. — Бен улыбнулся, своей особой, неповторимой, улыбкой, которую приберегал для женщин и врагов. — Пойду-ка я, отсюда… Пока меня в юбку не обрядили и не заставили ноги брить!

Оставив удивленную женщину стоять у стены, морпех вышел в коридор и протопал в свою комнату, за вещами.

Едва дверь за ним закрылась, Джулия сердито дернула бровкой и кинулась следом.

Раз дернула ручку двери. Два. И сползла на пол, от истеричного хохота — хитрый мужчина запер ее, в ее собственной комнате!

А говорят, что "коварство" — исключительно женская черта!

Из полутьмы потайной комнаты на порог выползла длинная тень и, прошествовав по деревянному полу, замерла у ее ног, вырастая и становясь странной фигурой с синими глазами, разбрасывающими вокруг льдистые молнии.

— Договор дороже денег, намного дороже. Я разрешил Вам жить, пока вы Мне нужны. Вижу, опрометчиво, разрешил. — Тень блеснула глазами, разрастаясь вверх и вширь, загромождая собой комнату. — Или у вас есть оправдание? У вас ведь всегда есть оправдания, не так ли, милочка? Весь ваш "божий промысел" — большое оправдание… И сами вы — оправдание, что не оправдало надежд. Трусливые, злопамятные, жадные. Божье семя, такое же дурное, как и сам бог. Видел бы Творец, что тут наделали его… Наблюдатели!

— Вот только Бога трогать не надо! — Взвилась Джулия, с усилием вставая на ноги и сжимая кулаки.

— А то что произойдет, девочка? — Тень сбросила с себя капюшон и демонстрируя правильные, тонкие черты лица, безукоризненной очертание губ и глаз, черные волосы и совершенные зубы, с острыми клыками, которые демонстративно облизывал красный язык. — Их было столько на моей памяти, "Великих", "Совершенных", "Божественных". Не осталось от них ни капищ, ни мест силы, ни памяти. И твой божок уйдет, едва явится что-то новое. Не первый он, кого предали его последователи, ни последний. Да и никогда не было у него сил, сотворить хоть что-то чудесное, чаще разрушить, предать и наказать — вот его возможности.

— Джаулин, я приму наказание… — Джулия склонила голову, находя в себе силы принять сказанное. — Только…

— Ой, какая ты… — Джаулин поморщился. — Кайта, какая ты… Вот скажи на милость, чего ты так привязалась к этой толстой кошелке? И этот, вояка, чем он так тебя вдохновил? Наказание, наказание… Как быстро людей портят боги… Вот, вроде и лет тебе уже за тысячу, а как в этот мир попала, так всякую чушь нести начала. Впрочем, раз уж зашла речь о наказании…

Мужчина накинул капюшон на голову, пряча свою улыбку.

— Ты Наказана, Кайта! Покинь это тело и иди со мной. — Не дожидаясь реакции, он развернулся к ней спиной и сделал шаг в сторону тайной комнаты, из которой наружу рвались веселые языки пламени, пробуя на зуб стоящий рядом шкаф, тканые половички на полу и деревянные доски самого пола, отполированные и с любовью отмытые женскими руками.

Женщина за его спиной сделала шаг, другой и, с тихим шорохом, словно снимаемое платье, легла на пол тонкая пленка с нарисованной на ней женским лицом и кучка одежды.

Существо, скрывавшееся под обличьем, расправило два узких серебристых крыла и склонило свой искаженный страданием, лик, в попытке спрятать слезы.

— Мне не ври. — Джаулин погрозил ей пальцем, даже не собираясь оборачиваться. — Я давно не верю ангелам. Вы создания богов, а не Творца!

Ангел поднял глаза, в которых, действительно, не было ни капли влаги.

Скрипнула открываемая снаружи дверь, впуская в комнату толстую женщину с пустым взглядом и сжатыми в руках спицами. Она прошествовала мимо замершей ангелицы, мимо сгорбившегося при ее появлении Джаулина и вошла в пламя первой, даже не вскрикнув, когда огонь охватил ее платье и принялся пожирать ее плоть.

— Как ты глупо, мелочно, жестока, Кайта… — Существо вновь откинуло капюшон и развернулось к ангелице. — Как и твой создатель, ущербна, порочна и нетерпима к другим проявлениям воли, ревнива и злопамятна. Все так же требуешь жертв и так же трусишь их принять… Твой бог прекрасен в своем предательстве паствы. Впрочем, тебя и тебе подобных он тоже с радостью предал, обменяв на очередную безделушку и горстку новых рабынь… Собирай своих сестер, Кайта. Мне наскучил этот город и его жители. Я привел большую охоту и твой бог с радостью примет их души после того, как мы насытимся их телами и кровью. Ему нужны новые мученики на небесах, ведь из них получаются отменные рабы, что отмахивают своего господина от назойливых мух!

— Да, Джаулин. — Ангелица склонила голову и хлопнула крыльями, поднимая горячий ветер и раздувая пламя. — Мои сестры уже ждут.

— Люблю послушных рабынь. Даже если они — ангелы, они так смешно пытаются скинуть путы повиновения, забывая, что эти путы натянул на них их собственный создатель. — Джаулин пропустил крылатую особу вперед себя и странным взглядом уставился в стену, словно на ней находился невидимый экран, по которому показывали лишь одному ему видимую сцену. И, то что он видел, доставляло старому вампиру несказанное удовольствие.

"Творец — гений, а его люди — лучшее из того что он мог создать…" — Шепнул он самому себе под нос и вошел пламя, с треском закрывая за собой весело горящие двери тайной комнаты.

****

Ни в смерти, ни в послесмертии, ни в посмертии нет ничего. Совсем ничего. Не отворяются златые ворота перед праведниками, ни открываются закопченные крышки котлов, перед грешниками. Тихое растворение в глобальном информационном поле — вот наш конец и наше начало. Когда-нибудь, великая машина "спортлото" выхватит из этого наслоения пересекающихся прямых, именно твою душу, снова свернет ее в спираль, очищая от старых знаний, и вышвырнет вон, в орущего младенца, покинувшего такую теплую и безопасную мамочкину утробу. Будет распрямляться спираль, вытягивая очередную прямую от рождения и до могилы, будет новая жизнь, новые знания, знакомства и новая родня.

У кого-то даже будет дежавю, если хитрый Хронос умудриться впихнуть две прямых на одну временную линию или извечный шутник, которого все зовут Локи, перепутает Норнам пряжу.

Кто-то, наконец, "отработает карму" и станет счастливейшим человеком, кто-то вновь споткнется и пойдет на перерождение.

Вокруг меня, переливалось сиянием туманности, странное поле. То ли — информационное, то ли — просто энергетическое, без деления на "плюс" и "минус", без "хорошей" или "плохой", наполненности. Туманность-поле изредка меняла свои цвета, очертания и размеры. Мне казалось, что временами она даже издает какие-то звуки, но как я могу слышать их без ушей?! А, с другой стороны, как я могу видеть все это богатство и великолепие игры красок — не имея глаз?!