Теперь уже и следа не осталось от их присутствия…

Ветер и дождь смыли следы того маленького лагеря, смыли так же, как смоют и следы этой большой базы, и еще сотни следов, оставленных грубым человеком…

Остров вздохнул и слегка размял плечи, сбрасывая накопившееся напряжение и пугая людишек.

Мир меняется…

****

Корабль приплыл на остров глубокой ночью, войдя в бухту с завыванием тифона и иллюминацией своей напоминая рождественскую елку, вокруг которой вот-вот должна была собраться большая и дружная семья и, прочтя молитву, взяться за индейку, чинно двигая вставными челюстями.

Проспи Бен момент прибытия, возможно так бы и произошло, но именно сегодня морпеху отчаянно не спалось — лезли в голову всякие мысли. Из теплого сумрака, в сон, заглядывали желтые и красные глаза и на все это накладывался печальный лик ангела, воздевшего крылья над могилой полковника Бейтли, словно забирая под свое крыло.

Аркан так и выбрался из дома, в котором сладко спал, под мерный шум капель, Олег. И храпел, свернувшись серым комочком у камина, так и не назвавший себя оборотень, в человеческом облике становящийся невысоким, худощавым парнишкой, очень молчаливым и совершенно седым.

Удобство армейской плащ-палатки представляют себе не многие.

Под ней жарко, душно и можно покурить, сидя на мокром камне и уставившись в далекий ночной горизонт, в ту сторону, куда уплывают прихотливые змеи молний, и откуда доносится затихающие раскаты грома.

Олег плащ-палатки ненавидел всей своей морской душой, признавая, что оружие остается сухим, но подчеркивая, что находящийся внутри боец будет мокрым от пота.

"Видимо, у русских совсем другие плащи…" — Бен выпустил под капли дождя сизый клубочек сигаретного дыма, тут же прибитого к земле тяжелой моросью. — "И мозги у них устроены совершенно по-другому…"

"… Знаешь, Бен…" — Олег смотрел на крест так, словно весь мир сейчас состоял в этих двух палках, сбитых крест-накрест. — "Если бы в бункере оставались обе твои любовницы живыми, пусть избитыми, но живыми — тело полковника скормил бы акулам, как и их… Не стал бы с могилой возиться. Просто столкнул в воду, на радость акульей шайке и ракообразным. Но он…"

Олег смешался подбирая слова.

"Он ведь с предательницами рассчитался, Бен. Это не ревность — это честь…"

Нет, никогда не понять этих странных жителей соседнего континента, которых мотает из стороны в сторону сильнее, чем тонкую травинку на сильном ветру.

И вот теперь — ангел, обнявший крылами могилу.

Иллюминацию корабля Бен сперва попутал с отголосками молний, что все еще бушевали на горизонте, слишком неожиданно и нагло возникло судно, качаясь с боку на бок на небольшой волне, что в темноте слегка опалесцировала, придавая миру жутковатую ирреальность.

Рев тифона, пронесшийся над волнами, ударил в берег раскатистым напоминанием, что время сна закончилось и пора вставать.

Неторопливо поднявшись с камня, старший лейтенант морской пехоты откинул капюшон своего плаща и задрал голову к небу, благодаря ангела за предупреждение.

И, стоило вознести ему свою благодарственную молитву, как небо над ним очистилось от туч и высыпали звезды, яркие, ослепительно-яркие и внезапно близкие, без своей привычной колючести и хладности, словно говорящие: "Мы — услышали. Поторопись. Мы — близко!"

К возвращению Бена, в домике царила деловитая суета людей, знающих, что надо делать.

Олег привычно расставлял в ряд набитые магазины, стопками по пять штук, отсчитывал по два магазина к пистолетам и продолжал ряд.

Оборотень рассматривал карабин, проверяя пальцами чистоту механизма, заглядывая в ствол на просвет и щелкая предохранителем.

Четыре "калашника", два карабина от знающей толк в оружии, "немчуры" и пять пистолетов. Сегодня "Кольт-питон" побудет оружием последнего выстрела, спрятавшись от нескромных глаз не в привычной кобуре на боку, а за спиной, как в самых итальянских из всех итальянских, вестернах, времен еще холодной войны с коммунистами.

— Бункер я запер. — Олег глубоко вздохнул, прочищая легкие от запаха оружейного масла и холодной стали. — И завалил вход, оставив там маленькую лазейку, "калахан", пяток магазинов и две гранаты. На всякий случай. Сам понимаешь…

— Отставить похороны… — Бенджамин растянул губы в подобии улыбки. — Мы еще не сдохли, а твою толстую задницу еще не пустили…

— Бен… — Олег положил на стол локти, водрузил на ладони, сложенные "цветочком", свою лысую голову и устало выдохнул. — Свой не смешной армейский юмор, придержи до утра… Хорошо смеется тот, кто стреляет первым. И стреляет — точно в цель. А зубоскальство… Как говорил великий Кент: "самый лучший оскал — у черепа!"

— Дождь кончился. — Перебил их обоих, оборотень, выглядывающий в окно. — Ночь будет светлая…

Первыми, с борта прибывшего судна "Кассиопея" в воду попрыгали Младшие, которым до смерти надоело сидеть в клетках Фарадея всю дорогу от порта и до острова, словно провинившимся щенкам, нагадившим в хозяйский тапок или сожравшим любимые охотничьи сапоги.

Увы, но такова их доля в век дизель-электричества! Это на палубе своих белокрылых кораблей, эльфы давали им вволю порезвиться, а тут…

Серые тени, черные тени, упорно работали лапами подгребая к берегу, на котором притаился незнакомый враг, которого можно будет попробовать на зуб, поиграть, давая шанс на спасение, а затем вновь прижать лапой и уткнуться мордой в упоительно-сладкую плоть человека, чувствуя, как бежит красная, горячая, кровь, пачкая шерсть и капая на землю щедрыми каплями.

— Глупость наказуема… — Промолвил один из стоящих на борту, рядом с капитаном, вампиров. — Наши Младшие совсем лишились той малой части разума, что у них была…

Яркие южные звезды, теплый, наполненный влагой ветер и черные тела, спешащие к берегу, с горящими глазами в высоко вытянутыми над водой, острыми мордами.

Когда с берега раздался первый выстрел, вампиры радостно оскалили свои иглоподобные клыки и взвились вверх, опираясь на крылья, что выросли из плеч.

Капитан Альваро Брускес проводил взглядом шесть теней, стремительно мчащихся к острову и замер, раздумывая, толи ему помолиться за души тех, кто уже совсем скоро напоит своей кровью этих исчадий, и напитает плотью их младших слуг, толи пересчитать еще раз полученные вместо пропавших долларов, золотые монеты, очень любимые проходимцами во все века и времена.

Душа капитана Брускес так и отправилась в свой последний путь, не решив, что же ей стоило сделать…

Нет, не будь у Бена, с сотоварищи, чудесного "ковра-самолета", можно было бы и поставить крест на всей их эпопее — шесть Хозяев, это шесть Хозяев, а не жалкая пара-тройка глупых "свежеобращенных", что встречалась им не раз и не два за время их путешествия, становясь пусть и не легкой, но вполне уничтожимой добычей. Особенно если Олег брал на себя смелость поиграть в приманку, хлопая своими зелеными глазами и падая оземь, едва вампир торжествующе шипел, наводя на жертву чары оцепенения, что доставались всем, без исключения вампирам, как врожденное свойство организма. Простенькие чары действовали на человека безотказно, вгоняя его в ступор, замораживая и превращая в безвольную статую.

Но Олег, видимо, к "людям" не относился. "Волшебное шипение" вызывало у него ненормальный прилив адреналина и этот толстяк превращался в размытый вихрь, уходя с линии огня, подминая под себя противника или просто выталкивая его, подставлял под верный выстрел морпеха.

"Скорость" не давалась даром — после адреналиновой вспышки, толстяк потел так, что крупные капли стекали по нему ручьями, насквозь промокая одежду и оставляя после себя еще один неприятный момент — запах пота.