Подводный мир не любит "стремительных и резких", самая быстрая рыба, на самом деле, самая грациозная и плавная, иначе слишком много шансов стать обедом.

Семен, в свое время, демонстрировал мне этот, акулий, стиль плавания. Жаль, у человека проблемы с обтекаемостью, иначе мы бы… Ух, черт возьми!

Прохлаждаясь на декомпрессии, с азартом порылись в каменных осыпях — Семену показалось, что там есть что-то интересное.

Ну, еще бы, после моих-то рассказов о том, сколько всего тут затоплено, ему бы и не показалось!

Нашли собачий череп, зацепившуюся за камни сеть и два гаечных ключа, новеньких и блестящих, словно вчера утонувших.

Так и выбрались на берег, с гаечными ключами.

Собачий череп похоронили в осыпи, пусть песик спит спокойно, а сети, Семен старательно смотал и выпустил отдельным буем — эта зараза не только для нас может стать проблемой, но и кораблю доставить хлопот, намотавшись на винт.

Сам я с таким не встречался, но с капитаном спорить не буду, против моего, у него опыт еще тот, и не весь — положительный. Это меня он опекает, как нянька, иногда даже и в глаз ему дать хочется, за "гиперопеку"-то…

Пока мы развлекались, на островок пришумел вертолет, старый "Ми-8", шумный и пахучий, привез еще ворох груза и две хмурые личности, в пустынном камуфляже, без знаков отличия.

Разглядывая мрачный лик Федорова, предположил, что посетили нас люди из "Комитета"…

— Сами справитесь? — Вопрошал седой, с хитрым, "Ленинским прищуром", мужичок, мне по подбородок, но с таким разворотом плеч, что и костюма-то не подберешь… — Баржа уже чапает, будет к вечеру, часов в пять. Все, как вы и просили. Как загрузимся, ваш человек и наш, — он кивнул в сторону своего напарника, — проверят груз, опечатают и будут сопровождать до границы. Поездом.

— Тебя капитан искал. — Павлик ткнул в сторону стоящего на якоре "Ярика", что привез нас на точку. — Сказал "важно".

Моряк, не важно "соленый" он или "пресный", суеверен. Казахстанцы суеверны вдвойне и оттого я люблю свою родину. Здесь, за мешаниной мистики, суеверия и нашего очень странного, мусульманства, остались самые замечательные люди. Они чувствуют землю, всю бескрайнюю даль наших степей, ценят воду и знают, как это страшно, остаться одному.

— Здравствуйте, капитан. — Оказаться на "Ярике" можно было разными путями: на нашей мелкой лодчонке, рассчитанной на две персоны или вплавь, за десяток гребков. Можно было поорать, требуя "личного транспорта", раз уж меня хотел видеть капитан корабля, лично.

— М-м-м, понятно. — Вздохнул Азамат Аждарович, впившись взглядом в висящий на шее волчий коготь. — А я то, старый, думал… Сам справился? Или помог кто?

— С волком — сам. А ночью… Если Вы об этом, то — помогли. — Честно признался я, растираясь жестким полотенцем, которое подал мне двигателист. — Знали ведь?

— Обычно, собакой откупались. — Азамат пожал плечами, признавая свой промах. — А тут — целый волк пожаловал, распугал мелких шавок.

Пару минут мы играли в гляделки, "черные против зеленых".

Победили более молодые — зеленые.

Азамат отвел глаза и протянул мне кожаный кисет, на шнурке.

— Убери, на ночь. Иначе не проснетесь.

— Сегодня тут ночевать уже не придется. — Я отвел руку, хорошо помня слова Охотника. — Да и спокойней мне, когда я их чувствую.

— Их?! — Узкие глаза капитана превратились в два черных озера, в которых блистали желтые молнии. — Их?!

Расстегнул браслет часов и продемонстрировал волчий коготь, спрятанный в массивный замок, украшенный гравировкой группы крови.

— Ночуй-ка ты на корабле… — Азамат прищелкнул языком. — Не простого ты волка убил, раз старые испугались, а молодые помогли.

Он отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

— Ох уж это Восток! — Я с удовольствием нырнул с низкого борта катера в воду, смывая недосказанность и мистику.

Восток очень любит яркие цвета, ведь за ними одинаково легко спрятать и самую страшную и самую простую тайну.

— Слушай… — Павлик выглядел очень озадаченным, смущенным и серьезно обеспокоенным. Глядя на его нервное почесывание, я уже и сам стал беспокоиться, а то, не ровен час, признается сейчас наш коллега в шпионаже в пользу дружественной республики и что, прямо здесь топить прикажете? Или тащить через границу, надеясь на великий русский Авось, который меня еще не разу не подводил? Правда, не подводил он меня по той простой причине, что я старался как можно реже его беспокоить…

— Ты же отсюда родом? — Паша уселся на согретый солнцем камушек и уставился на меня, как на последнюю инстанцию.

Пришлось кивнуть и сесть рядом, шмыгнув носом.

— А здесь и вправду глубины 600 метров бывают?! — Наконец "разродился" наш младшой лейтенант и я захотел его пристукнуть, чем-нибудь тяжелым и железным. А лучше — чугунным. Для верности, чтобы не ожил.

— Средняя глубина водохранилища около десяти метров, максимальная — шестьдесят. — Начал я лекцию для молодых и искренне верующих. — Есть, конечно, резерв, на всякий нехороший повод, но и он до сотни метров вряд-ли дотянет. И вообще, Пашенька… Гугл уже отменили? Или википедия ушла на обед?

— Школишь? — Федоров скалился, появившись из-за моей спины. — Вот смотрю я на тебя и в ужас прихожу: будь ты на десяток лет старше, а лучше полтора, я бы перед тобой в струнку тянулся, товарищ секретарь партийной организации! В мои годы, за такими, как ты, Москва охотилась серьезнее, чем за шпионами. Да и флот… На жопе ровно не сидел. Высшая партийная школа, слыхал такое?

Пришлось признаваться, что слыхал. И не только "слыхал" — изучал конспекты, что достались по наследству от бабули-фельдшера, лейтенанта запаса, окончившего свой институт в пятьдесят лохматом году.

Интереснейшее чтиво, кстати, скажу я вам! Очень много объясняющее и ставящее по своим местам. Я и на психологию пошел с таким удовольствием, именно из-за этого.

Пашу, при слове "партия" аж перекосило, словно кислых ягод целый рот набрал. Он у нас молодой-ранний, считает, что "заграница нам поможет" и "общечеловеческие ценности" непреходящи.

Федоров, от такой постановки вопроса аж в багровые тона ушел, выписав Пашеньке командировку в ближнее зарубежье, по местам боевой славы авиации НАТО и мемориалов тем, кто уже никогда не расскажет ничего, обратившись в пепел.

Вернулся наш младшой седой и молчаливый. За полгода оттаял, но общечеловеческие ценности при нас больше не поминает.

Через пару месяцев скатаем его в Хиросиму, пусть своими глазками посмотрит на деяния "общечеловеков"…

— Планы строишь? — Федоров, прогнавший Павла проверять снаряжение и помогать Семену, бросал в воду камушки, любуясь брызгами.

— Не люблю смешить высшие силы… — Покривил душой, я. — Один пес, все раком встанет…

— Оптимист это не тот, кто первый кричит "Ура"… — Вздохнул Федоров, отряхивая руки от налипшего песка.

— А тот, кто последним кричит "П….ц!" — Закончил я народную мудрость и поежился от внезапно налетевшего холодного порыва ветра.

****

— … Виски — 3 бутылки. Выдержка — 100 лет. — Старый знакомый Аркана, привыкший скупать все по дешевке, облизнулся и причмокнул губами. — У меня и деньжищ таких-то не будет, Аркан! Тут за сигары бы рассчитаться, а ты выпивку толкаешь!

— Не хочешь — сам выпью! — Хохотнул морпех, твердо зная, что Алекс Трим, владелец "придорожной забегаловки" "Хеленна" и хозяин одноименного магазина, с торца забегаловки, единственный, кто и товар возьмет, и цену даст, и властям не настучит.

Никого Алекс не боялся, ни черта, ни бога. Бобыль, меняющий женщин ровно тогда, когда они становятся свято уверенными, что до заветного колечка на пальчике всего одна ночка осталась. Влюбленный в свое заведение и держащий работников в ежовых рукавицах.