Отец Марлена выглядел неважнецки. Рожа раскорябана, длинные космы торчат как попало. Видно, аллергическая почесуха застала его в свободном положении ручонок. Судя по выражению лица, Амандил чувствовал себя скверно.

«Не самая удачная компания», — заключил Владимир и сказал:

— Готов сотрудничать. Меня принудили работать на организацию.

И загадочно замолчал.

«Издевается, что ли?..» — прочел он полную отвращения мысль Амандила и услышал:

— Вы, вампиры, крайне глупый, но хитрый народец. Вы похожи на этих вот русских мужичков, которые в своем скудоумии полагают себя ловкачами. Я наелся такими, как ты, пока жил в вашей вонючей Москве. Ты — один из главарей. Не держи меня за дурака. Съем и не поперхнусь, понял?

Во время пылкого монолога эльфа Владимир оценивал, насколько крепко его связали. Похоже, на совесть. И помещение какое-то бесперспективное. Видимо, придется принять мучения. Рыхлый экзекутор как раз загремел какими-то инструментами.

— Ну, хорошо, хорошо, — сказал князь. — Что ты хочешь знать?

— Что это за татуировка? — спросил вдруг Амандил, указывая на предплечье Владимира.

— Знак Велеса. Фольклором интересуешься?

Эльф не удостоил его ответом, но мысли упырю крайне не понравились.

Чаще и чаще снился ему Чигирь-угорь, известный сейчас как комета Галлея.

Смешно: по преданию, Бус родился, когда был виден Чигирь-угорь, и это был добрый знак его семье, а веками позже в далекой западной Европе появился астроном, чьим именем назвали комету, о существовании которой люди знали еще до нашей эры.

Родоначальник упырей знал правду. Он действительно родился под сиявшим в ночном небе Чигирем. И случилось это замечательное событие в третьем веке. Стилизованное семилучевое изображение «звезды» стало Бусовым знаком, который упыри наносили на свои тела и стены жилищ.

Белояр был рожден мужчиной и женщиной княжьего рода. Оба они происходили из той самой ветви русов, которые пили кровь, за что и приняли проклятие Ярилы. И мать, и отец боялись солнечного света, но «урождённый» упырь мог выдержать недолгую дневную прогулку. Обращенные же вели исключительно ночной образ жизни, так как мгновенно получали страшные ожоги. Бус, к всеобщему удивлению, вовсе не испытывал беспокойства на солнцепеке, отчего и принял прозвище Белояр.

Из-за этой особенности род упырей возлагал на него беспрецедентные надежды: даст потомство, на которое не распространится Ярилова кара, освободит всех от необходимости прятаться по темным углам, приведет кровососов к власти над народами.

Первое разочарование поджидало упырей за пологом спальни, где достигший совершеннолетия князь Бус предпринимал многие попытки зачать ребенка с самыми лучшими представительницами ночной расы. Тщетно.

Не вышло и с женщинами, взятыми из иных родов. Он оказался бесплодным.

Старейшины решили: раз не возымело силы его семя, надо испытать мощь его крови.

Здесь Бус преподнес новый сюрприз: специально отобранная упырица, едва приникшая к его шее, умерла в страшных муках. Несколько дней она истлевала живьем, но дотошные старейшины не убивали ее, ожидая, вдруг возродится в ином качестве.

«Сын, теперь ты вкуси крови соплеменницы», — сказал Бусу отец, вернувшийся с долгого толковища старейшин. Однако «вдохновленные» предыдущим экспериментом девушки не спешили обнажать шеи перед бесплодным красавцем.

А он был красавцем-богатырем, был… И одна дочь ночного народа — первая, кто возлегла на его ложе, продолжала его любить даже после того, как он ее покинул, не оставив потомства. Тогда не бытовало современных представлений об измене. Он князь, его земное назначение — дарить любовь и (ах, если бы!) детей многим девушкам, что считалась для них почетным событием, а не позором. Другое дело, что именно женщин, спавших с Белояром, поначалу считали порожними, а это уже известное клеймо.

И она, именем Пригода, вошла к Бусу после того разговора с отцом и сказала: «Отвори руду, чему быть, того не миновать».

Юный князь возразил, дескать, негоже прекрасную девушку губить, лучше новую затею старейшин опробовать на ком постарше. Но Пригода прямо объяснила ему, что неродящей быть стыдно да, что того важнее, бессмысленно, и уж лучше вовсе смерть принять, чем прожить пусто.

Этот момент жизни также часто снился Бусу Белояру.

Он снова и снова переживал разговоры с Пригодой (они столковались не с первого раза), а затем вонзал удлинившиеся клыки в ее нежную, не испорченную злым солнцем шею, и она вспыхивала мгновенным факелом в его объятиях. Снова и снова, как семнадцать столетий назад.

Бус просыпался и долго дышал прерывисто и часто, дрожащими руками стирая пот со лба.

«Сколько раз я был свидетелем, — думал он, ворочаясь в постели, — как старики начинали отчетливо вспоминать случаи из юности при том, что недавние события прятались от них за пеленой беспамятства… Так ветшает разум. Неужели близок мой уход?»

Он по-прежнему был сильнее любого обращенного им упыря. Каждую ночь он совершал воинское правило, упражняясь в одиночку и обучая недавно влившихся в род молодцев.

Он быстрее мыслил и двигался. Он мощнее бил. Он давно достиг уровня боя, о каком ныне мечтают последователи Уесибы Морихея: Бус мог сокрушить соперника, не касаясь его. За восемнадцать веков он достиг такой силы духа, что останавливал или морочил взглядом самых отмороженных соперников.

Чтобы не терять форму, он изредка наведывался в места, где нельзя не нарваться на лютых людишек. И с каждым годом лишь сильнее сожалел: раньше разбойники были живее и расторопнее. Мельчает человек, слабнет.

Наблюдая за так называемым возрождением языческих ухваток и верований, Бус испытывал немалую досаду. То, что подсовывалось молодежи в качестве подлинной «славянской борьбы», являлось неким сочинением на вольную тему, но никак не той борьбой, которую помнил и нес в себе князь князей.

Он даже подумывал отобрать и обучить нескольких людей настоящему русскому бою и всякий раз отказывался. Толковые ребята замучают вопросами, бестолковых учить — дело не уважать. Довольно того, что еженощно он натаскивал неофитов, и чем дальше по числу инициаций находился обращенный от Буса, тем слабее он был. Вот Владимира он инициировал лично, поэтому кровососы более дальнего посвящения, например, обращенные самим Владимиром, практически не имели возможности победить молодого князя, а в настоящей схватке с самим Белояром они были обречены на быструю гибель.

Появление огнестрельного оружия не слишком расстроило Буса: он был поистине быстр, к тому же обладал телепатией, а значит, мог почти по-голливудски уклоняться от пуль. Менее, но весьма удачливыми были и его непосредственные «дети»-обращенцы.

Да и огнестрельное ранение не означало смерть. Упыря по-прежнему могли доконать только деревянный кол в сердце, солнечная ванна или тщательная расчлененка. Пуля в мозг, конечно, влекла изредка необратимые расстройства, но на то ты и опытный боец, чтобы не доводить до стрельбы в голову.

Но это всё было глубоко безразлично Бусу, как становится безразличной и даже надоевшей некогда любимая песня, которую крутят по радио дважды в час. Он ловил себя на мысли: если вдруг придут его убивать и даже преуспеют, он только удивится и испытает глухое сожаление по поводу того, что так и не вывел свой древний народ на светлую сторону суток.

Иногда кололи сердце неприглядные истории вроде страшной кончины Пригоды, теплом разливались по душе несколько иные, связанные с победами и любовью. Но все они остались еще в первом тысячелетии нашей эры, что само по себе звучит непобедимо ветхо.

Жизнь Белояра слоилась, словно археологический срез породы где-нибудь в районе древнего града. В ней было всё от сурового отшельничества до повелевания целыми армиями, о коих и летописей-то не осталось, благо, отечественная боязнь показаться хилее предков всегда толкала власти подвымарать да перевернуть главу-другую.