Потом взялся за телефон и набрал заветный номер.

— Да, — послышался усталый голос наставника.

— Ярополк Велимирович, это Яша, — представился я, хмурясь, потому что после трудов праведных стала слегка кружиться голова. — Разрешите доложить?

— Сделай милость.

Я послал Соне ящериный воздушный поцелуй язычком, и она вся вспыхнула. Люблю, когда она стыдится.

— Задание перевыполнено. Секьюрити врага полностью выведены из строя. Сам враг в количестве одного клопа захвачен в плен. Освобожден плененный вылезавр.

— Разыгрываешь? Они тебя сильно пытали, Яша?

— Шеф, не дурачьтесь, пожалуйста, — с нажимом проговорил я. — Я в ясной уме и твердом памяти! Ой, то есть, наоборот!

Мне аж тошно стало.

Закрыв ладонью трубку, я трижды чертыхнулся и зажмурился так, что стало темно, очень темно.

Даже захотелось заснуть.

Или расхотелось просыпаться?

— Яша! — кричал издалека Ярополк Велимирович. — Яша! Ты тут?

Я открыл глаза и сквозь пелену (очевидно, не открылись третьи веки, ну, полупрозрачные такие, вы должны были видеть по телеканалу Animal Planet) узрел физиономию наставника. На белом фоне потолка.

— Да, шеф, я тут, — прошептал я.

«Хотя должен был быть там, — пришла вялая мысль. — Или он тоже тут?..»

— Отлично!

Оптимизм Оборонилова меня никак не заразил, слабость была сильнее, сколь нелепо бы это ни звучало.

— Где я?

— И-и-и ты выигрываешь приз за самый оригинальный вопрос года! — продолжил источать веселье наставник. — Дома, Яша, дома!

— Не кричите, пожалуйста, — попросил я.

— Ну, извини. — Он сбавил обороты. — Тебя привезла Соня. Ты потерял сознание, когда говорил со мной по телефону. Она не растерялась, и — вот…

— А Разоряхер? — Меня почему-то живо беспокоила судьба моего трофея.

— Остался в гордом одиночестве. Но ты не волнуйся, его отыщет их техник.

— То есть, вы его, ну, то есть, мы его что — отпустили?! — Злиться было крайне тяжело, но я справился.

— Ну, Яша, ты просто не знаешь стиля старины Разоряхера. В его свите обычно не выживают.

— А почему тогда с ним работают?

— Думаю, ты убедился, что он нанял не самых умных, — хитро проговорил наставник и закрыл тему: — Ладно, потом поговорим, отдыхай, мы тебя чуть не потеряли.

— Всё же задел что-то?

— Почку. Ничего, до свадьбы заживет. — Оборонилов наклонился и тихо промолвил, словно сообщая страшный секрет: — Девчоночка уж больно хороша. И втрескалась в тебя по самые ушные наростики!

Подача нервировала, зато сама новость ободряла.

Я захотел нырнуть в мысли наставника, и канал открылся: «Ох, и намучается он с ней. А я с ними. Хорошо еще, что скоро всё закончится… Ладно, не до зелени пузатой…»

Прелестные мысли, ничего не скажешь.

— Как Зангези? — спросил я.

— В порядке. Когда вы с подружкой насовали Разоряхеру, старина комби чуть ласты не склеил, но сейчас всё хорошо.

— А где она?

Оборонилов мотнул головой в сторону.

— Здесь сидит. Краснеет и бледнеет, меня слушая. Ладно, вы тут поворкуйте, а мне пора.

Главное, что я почувствовал, нагло подглядывая за мыслями шефа, — в глубине души он оставался не таким уж «своим парнем», как хотел показать. Радушие, напускное веселье, сленг… Я не был уверен, что его маска была только данью вежливости и способом поддержать сотрудника. Всё же он очень далек ото всех, пресловутый Ярополк Велимирович.

Я тут же забыл о нем — передо мной явилась Соня.

— Привет! — запел лучший во вселенной голосок.

— Привет. Спасибо.

— Тебе нужно спать. Трое суток анабиоза, и ты как новенький.

— А ты меня дождешься?

— Хи-хи, нет, выйду замуж за вашего начальника.

Она наклонилась, становясь ближе и ближе… И поцеловала, как целуемся только мы, ящеры. Не буду объяснять, как это у нас происходит, но уж точно не так уродливо, как у вас, теплокровные мои дружочки.

Запечатлев поцелуй, Соня стыдливо отстранилась и произнесла ритуальный ответ, которого я так ждал:

— Я рада идти с тобой до заката.

Потом накрыла мое лицо маской из прозрачного пластика, и я заснул глубоко и счастливо, впав в анабиотическое состояние и дав наномедикам возможность спокойно работать над починкой моего организма.

Слава высоким технологиям! Виват, любовь!

Еще под вечер, как раз когда князь простился с Верой, закралось в его душу странное сомнение, дескать, не качнулись ли весы удачи вниз? Липкое такое ощущение, гаденькое. И пришло, вроде бы, ниоткуда.

А, быть может, и отыскался бы источник, если бы князь поковырялся в себе.

Близость с Верой случилась не так, как он планировал: ни слова не сказали друг другу, упали в постель и растворились в небытии на два кратких часа.

И вновь, пока их тела сплетались во вполне известные фигуры, Владимир и Вера жили там, куда, по идее, должны заглядывать все, но, увы, добираются единицы.

Он заглянул в свою судьбу, явленную ему в облике проститутки, и убедился — Рожаница. А она окутала его лучистым добром и показала алый сгусточек, пульсирующий под ее сердцем. Князь увидел внутренним взором нити жизни, связывающий этот сгусточек с ним, и понял, что Рожаница сделала выбор.

«Мы дадим ей имя вместе», — безмолвно сказала Вера, и он согласился. Раз она говорит «ей», значит, будет девочка. Владимир испытывал то, что на бледном языке слов обозначается как счастье.

Но потом их подхватили вихри энергий, и мир, сузившийся до алого пульсирующего сгусточка, взрывообразно расширился до бесконечного числа разноцветных потоков, где упырь и наследница изначальных богинь плескались, будто дельфины, и не было над ними тревожной тени.

Тень эта промелькнула позже, когда они возвращались в текущий миропорядок. Промелькнула — и исчезла.

«Всё будет хорошо», — подумал Владимир.

«Всё будет хорошо», — подумала Вера.

Он приготовился к судьбоносной вылазке, зашел к Вере — хотелось еще раз поцеловать, обнять, посмотреть на нее. Он мог бы смотреть на нее вечность, не отрывая глаз.

Она прижалась к нему, сказала:

— Ты, князь, береги себя… И правду свою береги.

Он ответил:

— А ты дождись, будь ласкова.

На том и расстались.

И вот шел он к машине, уже в сопровождении шестерых лучших бойцов, тут мыслишка и прилипла, не увидела ли чего впереди Вера, не дала ли намек на неудачу.

Но постепенно оторвал от себя дурные предчувствия, собрался для будущей заварухи.

И пошло вкривь и вкось.

Амандил этот, Марлен с дырой в боку, потом вдруг эльфы на абордаж полезли да умудрились умельца-бойца Вересня вдвоем уработать — под собственный нож вытолкнуть и шею свернуть.

Брали-то остроухих живьем, так бы перехлопали… Заплатил Вересень за будущие дозы эльфийской крови.

В общем, опрокинулось всё, поплыл план, как растаявший…

Когда отчалил Амандил, срочно осмотрели зубы голых остроухих штурмовиков. Внешне ничего подозрительного, но по мягкому кляпу в рот впихнули на всякий случай.

Это он уже по телефону велел, потому что спящих эльфов перевезли в детинец. Утроили охрану. Ребята-то сплошь боевые, а как почесуха пройдет, злыми будут, к бабке не ходи.

Отправив раненного Марлена и его женщину отдыхать, Владимир умело допросил единственного оставленного в представительстве эльфа.

Бедолага мысленно разболтал многое: и что «по ту сторону» незваных гостей действительно ждет горячий прием, и что остроухие спохватились значительно раньше, чем рассчитывали упыри, и что за нынешней операцией стоит Амандил, полвека выстраивавший системы внешней разведки и быстрого реагирования на угрозы извне. Оказывается, передавший дела Марлену отец вернулся на родину, имея стойкое убеждение, что земляне вскоре перейдут от сказочек к научному штурму границ познанного.

У вечного народа дела быстро не двигаются, и Амандилу пришлось несколько десятилетий доказывать остроухой элите оправданность своих опасений. В конце концов, он добился внимания к назревающей проблеме. Особенно ему помогло изобретение землянами психоделика, известного как ЛСД. Хотя сам по себе этот препарат оказывал не транспортное влияние на организм человека, он наглядно демонстрировал, что люди теоретически близки к открытию ряда иных веществ, в частности, той поистине волшебной группы, которая создавала мистический, с точки зрения непосвященных в высшую органику, баланс влияний на организм и реальность, и выпихивала путешественника в иные измерения.