— А как же ваше здоровье? — восклицает ветеран. — Вы же сами арбузы…

— То, что идет на продажу, дед, — перебил его широколицый, — лично я себе в рот не кладу. Потребляю то, что с моего участка. Спросите наших высоких руководителей, они что — молоко на рынке покупают? За арбузы я уже молчу. Руководители знают, что рынок — это кто кого. И все мы идем туда. Вот вы, папаша, — вдруг обратился он к молчавшему до сих пор Ивану Григорьевичу, — что делаете?

— Иду к рынку, — ответил ему в тон.

— Во! — торжествующе произнес широколицый. — Вы истинно правоверный. Для нашей державы главное — идти в нужном направлении. Даже у бывшего последнего Генсека, как поют в народе: к туалету не дошел, а процесс уже пошел.

«Забавный хлопец, — подумал Иван Григорьевич. — Если он действительно водитель большегрузной машины, мог бы пригодиться».

— Вы из Прикордонного? — спросил Иван Григорьевич, дав крепышу выговориться.

— Оттуда.

— Вы шофер?

— Работодатель, — сказал тот. — У меня своя автоколонна.

— И в Москву посылаете свой транспорт?

— И в Москву. С кем имею честь?

— Коваль. Иван Григорьевич. Соучредитель фирмы «Гурико».

Как солнечный луч пробивается сквозь тучу, и тот вдруг освещает гречишное поле, на котором два голубых озерца, таким предстало перед Иваном Григорьевичем пышущее здоровьем лицо разговорчивого спутника.

— Так… это…вы? — сбивчиво, но внятно переспросил прикордонский работодатель. — Ваши, Иван Григорьевич, сертификаты — самые железные. Если «Гурико» дает добро, значит, товар без подвоха. Ваш друг, Витя Кувалда, о вас рассказывает целые легенды. А я — Марина. Может, слышали?

— У вас женское имя?

— Это моя фамилия. Есть, например, фамилия «Ганночка». Ее носит известный московский экономист. Мой земляк. Нас, украинцев, в Москве, знаете сколько? Да, считай, каждый пятый. По крайней мере, больше, чем в Киеве. Я уже не говорю за Одессу. А звать меня — Валентин Макарович. Только не перепутайте с Леонидом Макаровичем. Обижусь.

Иван Григорьевич стал припоминать, где слышал эту необычную фамилию. Вспомнил. Некая Марина, то есть некий, взялся провезти на Кавказ фуру, груженную патронами. И провез. Вернулся с чемоданом долларов. В тот месяц рабочим патронного зарплату выдавали долларами. Тогда чуть ли не все директора бывших «почтовых ящиков» стали просить Марину провезти их продукцию контрабандой — рабочие уже полтора года не видели денег. Но на Кавказе, как и в любой другой горячей точке, самый ходовой товар — боеприпасы. Марина попытался второй раз провезти патроны, но Союз офицеров эту затею пресек. Украинские пули на том же Кавказе дырявили головы российских солдат: в русских семьях получали «похоронки», а в семьях Прикордонного — доллары.

— Печально, что нас приучают видеть только свое корыто, — говорил по этому поводу Михаил Спис. — И этим ловкачи пользуются.

Сейчас один из таких ловкачей сидел перед Иваном Григорьевичем. С ними тоже воевал Союз офицеров. «Смогут ли такие ребята, как Миша, вытащить страну из трясины? Много ли их осталось?» — спрашивал себя Иван Григорьевич и как наяву видел мальчишек и девчонок, которых взял под свою опеку Тарас Онуфриевич. Но когда они возмужают? И про себя повторял: «Нет, нам, не приученным к своему корыту, нельзя еще сходить с дистанции, оставлять Мишу один на один с тем же Витей Кувалдой».

Иван Григорьевич уже твердо для себя уяснил, что Витя Кувалда и есть тот самый новый украинец — в России он же новый русский — и прописка у него не только прикордонская, но и московская.

Беседуя с Мариной, Иван Григорьевич кое в чем ему подыгрывал, подхваливал, говорил намеками, дипломатично. Язык дипломатии нигде так не полезен, как в общении с людьми недалекими, но весьма энергичными, готовыми тебе оказывать услуги уже за одно то, что ты ему поддакиваешь.

Клюнул, видимо, на лесть и Марина. Он охотно взялся помочь доставлять в Москву скоропортящийся материал.

— Для науки я всегда пожалуйста, — говорил он, как божился.

Они обменялись телефонами.

— Вы где в Москве останавливаетесь?

— У товарища, — ответил Иван Григорьевич, имея в виду подполковника Зинченко.

— Если что — прошу ко мне, — предложил Марина. — Я себе облюбовал «Украину». Прекрасный отель. Стены — толстые, звукоизоляция — полнейшая. Ну а что касается «жучков», а где их нет?

— А лучше — приезжайте ко мне, — сказал старик. — После смерти жены я живу одни. У меня под окнами Краснопресненский парк. Запишите мой телефон…

Прежде чем посетить институт молекулярной биологии, Иван Григорьевич прямо с вокзала отправился на Усачевку, к своему бывшему связнику Капитону Егоровичу Зинченко.

У метро «Спортивная» позвонил из автомата — трубку никто не взял. Может, телефон отключили? За неуплату. Такое сейчас бывает часто. Пошел на квартиру. Дома никого не оказалось. Иван Григорьевич сильно не огорчился. У него был адрес еще одного коллеги — полковника Бахмутенко, известного в ученом мире под фамилией Подолец. К нему он и направился.

В бытность их совместной работы в Америке Алексей Ярославович Бахмутенко был гражданином Канады, в военном колледже преподавал персидский язык. По заданию канадской разведки профессор Подолец не однажды выезжал в Тегеран, где у него были надежные друзья. Они его считали канадским разведчиком и оказывали ему услуги, в большинстве случаев за деньги.

Алексей Ярославович регулярно посещал Пентагон. Он был крупным специалистом в области применения биологического оружия восточными правителями. Этот ученый доказал, что самое древнее оружие массового поражения — биологическое — существует с тех пор, как возникло государство. Царствующие монархи всегда стремились иметь оружие, которое в кратчайшие сроки могло бы сокрушить соседа.

Майор Подолец обладал феноменальной памятью, и его охотно приглашали в Исследовательский центр в качестве лектора и консультанта. Здесь, на виду у сослуживцев, встречались и обсуждали научные проблемы канадский биолог Стефан Подолец и профессор из Пентагона полковник Джон Смит. Ни одна живая душа в Пентагоне не заподозрила, что это давние друзья, воспитанники Московской Высшей школы КГБ. В стенах Пентагона они обменивались информацией, которая по отлаженным каналам попадала в Москву. Благодаря этим разведчикам Москва знала, какое оружие против человечества по заданию своих правительств готовят ученые Соединенных Штатов и Канады. Коллеги работали до тех пор, пока на командные высоты в советскую компартию не пришли агенты влияния — люди ЦРУ.

Судьбу полковника Джона Смита разделил и майор Подолец. Но если разведчика Коваля спас его незнакомый коллега, то разведчика Бахмутенко спасли его земляки — канадские украинцы. Они его на частном самолете тайно переправили в Арктику, а оттуда на Шпицберген, в шахтерский поселок Пирамида — там он уже был среди своих.

Канадское правительство потребовало выдать им майора Подольца как гражданина Канады, но в Пирамиде своего человека было где спрятать. Под видом матроса-такелажника полковник Бахмутенко плыл на углевозе «Рыбинск» к берегам Мурмана. За провал операции по перехвату русского разведчика шеф ЦРУ сделал внушение своему агенту — члену политбюро, лишил его гонорара.

Так майор Подолец снова стал полковником Бахмутенко, а члену политбюро, агенту влияния, было доложено, что советский разведчик, известный под фамилией Подолец, погиб в авиакатастрофе.

Воскресший из мертвых полковник жил в Москве, на Таганке, в старом, еще довоенной постройки доме, окна которого выходили в тенистый дворик еврейского театра.

На звонок вышел плечистый блондин с голубыми глазами. В смуглых чертах его лица угадывалась бахмутенковская порода.

— Вам кого?

— Я к вашему отцу, Алексею Ярославовичу.

— Его сейчас нет дома. А кто его спрашивает?

— Его товарищ Иван Григорьевич Коваль.

— Куда вам позвонить?

— Никуда. Я только что с поезда.