— Слыхал, — ответил тот. — Вы же сами видели, что они искали. Они искали базу ядерных боеприпасов. По документам Министерства обороны эта база значилась как полигон для ликвидации ракетной техники. Боеголовки под видом изделий Южнотрубного были подготовлены к отправке якобы в Россию, но на самом деле — в какую-то иную страну.

Пока где-то в верхах торговались, боеголовки были заскладированы. На них нельзя было не выйти: в районе карьера Песчаного хутора аппаратура американцев показала высокую радиацию. Охрану склада почему-то поручили хлопчикам Вити Кувалды. Все они служат в ОМОНе. Вот американцы и попали в руки омоновцев.

— Признания выбивал сам Витя?

— Зачем? Он уже в большом бизнесе. Рук не марает… По части палачества у него работают асы!.. Лучше к ним не попадать.

— Вы их остерегаетесь?

— Вообще-то да… Но мы для них неприкасаемые. Они знают, что если нам устроят войну, это будет их конец. Но больше всего они боятся перемен: в Москве поменяется власть — поменяется и в Киеве. Новая власть — левая ли, правая ли — сразу же начнет крушить змеиные гнезда типа Кувалдиных.

— А зачем я им потребовался?

— Вас, в случае надобности, хотят подставить. Вы должны будете подтвердить, что в ходе экспедиции встречали минные поля.

«Точно то же говорил и Славко», — подумал Иван Григорьевич, вспомнив недавний разговор на мэровской даче. Осведомленность Михаила Списа удивляла, получалось, что у него и там, на мэровской даче, были свои люди.

— «Джип» подорвался на мине, — продолжал Михаил, — и машина с людьми и аппаратурой пошла под лед. Вы этого, конечно, не видели, но вам должны будут поверить. Машину, как и было задумано, весною найдут, а вот людей съедят рыбы.

— Но это же не оригинально! — воскликнул Иван Григорьевич. — Подобные катастрофы еще в пятидесятых годах практиковало ЦРУ в странах Латинской Америки. Так они обезглавливали прогрессивные движения.

— А у нас этот способ применили хлопчики Вити Кувалды, не догадываясь, что он далеко не оригинален.

— Теперь я могу оказаться их мишенью?

— Вас они, Иван Григорьевич, даже тронуть не посмеют, — заверил Михаил. — Если, конечно, вы будете молчать, о чем говорили с мэром на эту тему. И все же… бандиты есть бандиты. У них свой кодекс чести.

С Михаилом нельзя было не согласиться. Это было предостережение. При такой обстановке искать то, что нужно, будет гораздо сложней. Во что бы то ни стало найти лабораторию, производящую «Эпсилон». А ее не найти, не создав свою.

В течение одной ночи, как, бывало, готовил шифровки в Центр, Иван Григорьевич написал устав малого предприятия по выдаче сертификатов качества. Регистрационное свидетельство взялась получить Анастасия Карповна — у нее всюду были друзья. Он в этом уже убедился.

— Твоим компаньоном будет Лев Георгиевич Гурин, — сказала она. — С ним ребята уже переговорили.

— Это тот профессор, который разработал технологию получения спирта из экскрементов?

— Он самый. Кстати, на его изделия никто не жалуется. Наоборот. В прошлом году наш город посетил один известный француз. Винодел. Его угостили гурьмовкой. Попробовал. Похвалил. Признался, что у них примерно такой спирт получают из отходов поздних сортов винограда. Эти сорта произрастают в коммуне Бретань.

— А почему «гурьмовка»?

— Абревиатура: изобретатель плюс исходное сырье. А мы нашу фирму назовем «Гурико» — Гурин плюс Коваль.

— Это уже что-то кавказское.

— Тем лучше для нас.

Подготовка документов заняла ровно два дня. Анастасия Карповна в присутствии председателя Союза офицеров вручила профессору Ковалю регистрационное свидетельство малого предприятия «Гурико», которое получило официальное название «Лаборатория по определению качества сельскохозяйственной продукции».

Михаил торжественно объявил:

— А теперь, Иван Григорьевич, на завод. Смотреть лабораторию.

— Вы меня сначала познакомьте с моим компаньоном, — попросил он.

— Обязательно познакомим, — заверил Михаил. — В данный момент Льва Георгиевича в городе нет. Его пригласили поляки. Для консультации. Они налаживают производство водки-бальзама «Гурьмовка варшавска».

На смотрины помещения лаборатории друзья отправились без главного компаньона.

Это было то, что осталось от центральной заводской лаборатории. Когда остановили завод, уже не требовалось определять качество сырья — сталистого чугуна, из которого отливали корпуса артиллерийских снарядов и авиабомб. Часть оборудования, где преобладали цветные металлы, кто-то уворовал. Большую часть уничтожили кооператоры. Здесь они кустарным способом наладили было производство кокард и пуговиц для украинской армии. Изготовили несколько тонн. Но Верховная рада поменяла символику — вместо звезды учредила трезубец. И кооператоры понесли огромные убытки.

В коридоре ЦЗЛ Иван Григорьевич наткнулся на гору армейской бижутерии.

— Что это?

— Кокарды со звездой на фоне черно-красного флага.

— И много их?

— Миллионов пять. Хлопцы вообразили, что украинская армия будет многомиллионной.

— А пуговицы никак из чистой меди?

— Из самой что ни есть. Хлопцы втихаря раскурочили главный заводской трансформатор. Он почти весь из меди и стоил в десять тысяч раз дороже этих всех вместе взятых говенных кокард.

— А чем теперь эти хлопцы промышляют?

— Торгуют чемоданами. На фибровом заводе они взяли в аренду цех. А там оказались гималаи превосходной фибры… От нас они сбежали, даже не заплатив за аренду… Оставили, как видите, голые стены.

— Пусть восстановят, что раскурочили.

— Что вы! Какой кооператор на это пойдет? Восстанавливать нам. Людей найдем. А вот как быть с приборами? Их нет — испарились…

О приборах Иван Григорьевич думал не только сейчас. Думал не как металлург, а как микробиолог.

— Здесь, Миша, потребуется совершенно другое оборудование. Мы же будем иметь дело не со сталистым чугуном, а с продуктами питания. Так что все нам предстоит покупать.

— Купим, Иван Григорьевич. Были бы деньги.

Денег не было. Было обещание мэра помочь финансами. Но сколько он даст — вопрос.

— Деньги любят, чтобы их искали, — рассуждал Михаил, показывая помещение будущей лаборатории. — Логично искать у тех, кто заинтересован в вашей деятельности. А это — селяне. Только… — И он надолго умолк.

— Что «только»?

— Только не дадут они нам ни рублей, ни карбованцев, не говоря уже о марках и долларах. Ведь оборудование нужно будет покупать в Германии? Есть, конечно, традиционный украинский наркотик, но его туда не повезешь. У них своим шпигом магазины завалены…

— А если обратиться к Вите Кувалде?

— К рэкетиру? — Михаил брезгливо поморщился. — Хотя… ход вашей мысли, как говорится в известном школьном анекдоте, правильный. В нашей державе самый работающий капитал — бандитский. Я сюда отношу и капиталы наших бывших партийных боссов… — И, видя недоуменный взгляд собеседника, скорбно кивнул: — Да-да, Иван Григорьевич. Кто-то из них прикарманил партвзносы. А это даже по тем временам — миллиарды….

Ивана Григорьевича партвзносы не интересовали, хотя там была и его не одна тысяча, а он и свой партбилет в руках не держал ни старый, ни новый. Ему только сообщили, что поменяли и, с учетом профессии владельца, обошлись без фотокарточки.

Ивана Григорьевича интересовала только своя лаборатория, без нее, он понимал, не выйти на ту, что готовила массовую смерть. Как на нее выйти, знал он один, бывший эксперт Исследовательского центра Пентагона. Он продумывал ходы. А хорошо продумать могли помочь только большие деньги.

Витя Кувалда как мультимиллионер мог раскошелиться, конечно, под нажимом мэра, но попадать к нему в зависимость не хотелось. Славко Тарасович не скрывал своих благих намерений, но, как известно, благими намерениями выстлана дорога в ад.

Слушая Михаила, Иван Григорьевич грустно усмехнулся и эту усмешку если Михаил и заметил, то отнес ее разве к тому, что видел. А видел он закопченные потолки, облупленные стены и под ногами всевозможный мусор — свидетельство деятельности торопливых кооператоров.