— А мы гадаем, куда это вы пропали? — Забудские радостно встретили своего бывшего квартиранта.

Надежду Петровну в черной от угля и мазута фуфайке и в таких же черных, пропитанных мазутом ватных брюках, трудно было узнать. Да и конструктор выглядел не лучшим образом. Он, как бы стесняясь своей новой должности, скорбно усмехнулся:

— Оказия у нас, Иван Григорьевич… Мы с Надюшкой сменили заживо кремированных. Знали мы и Ковбыша и Селезня. В военном ведомстве им цены не было. А в принудительном отпуске переквалифицировались в неквалифицированные — ну и пропали. А сколько их таких? Через два-три года нужных людей, пожалуй, и не останется. Так что, когда потребуется, мы не то что ПТУРСа не соберем, а и самого допотопного пистоля, из которого наши предки в турок палили.

Выслушав обиженного судьбой изобретателя, Иван Григорьевич заговорил уже как руководитель:

— Вот что, мои дорогие, в городе есть кому кочегарить, а вы займетесь делом, оно вас уже дожидается.

Вслед за четой Забудских на фирму пришли и другие специалисты. Из Польши вернулся профессор Гурин, привез заработанные на водке доллары, внес иx в уставной капитал. Сотрудники согласились, что валюта пойдет не на зарплату, а на закупку оборудования. Пока все делали своими руками, в том числе и приборы. Работали в одну смену, затем в две. И по две смены подряд Гурин и Забудский не покидали лабораторию.

Иван Григорьевич мотался по заводам, которые еле-еле теплились, размещал заказы. Несколько раз выезжал в соседний город на приборостроительный завод. Этот завод работал два дня в неделю. Но чтоб быстрее оснастить лабораторию, по решению Союза офицеров рабочие вышли на смену даже в субботу и воскресенье.

Побывал Иван Григорьевич и у мэра. Тот денег, конечно, не дал, но заверил, что налоговая инспекция фирму «Гурико» не тронет. — Тебя это устраивает?

— Не совсем, — признался посетитель. — Мне нужны заказы на проверку качества продуктов.

— Получишь.

Мэр не обманул. Спустя несколько дней к Ивану Григорьевичу, главному шефу-распорядителю, нанес визит Витя Кувалда. Он был, как всегда, весел. Шумно поздоровался, достал из кейса коньяк. Сопровождавший его телохранитель внес ящик с фруктами.

— Рюмочки найдутся?

— Мензурки.

— Сойдут.

Коньяк разлили по мензуркам. Фрукты — яблоки и груши — на эбонитовой пластине разрезали на дольки.

— Бедно живете, Иван Григорьевич.

Витя Кувалда обвел кабинет оценивающим взглядом. Изуродованное лицо гостя пылало здоровым румянцем. Ему хотелось показать хозяину фирмы, какая у него широкая натура, и он принялся рассуждать:

— Как вам известно, Иван Григорьевич, офис — это витрина предприятия. Завтра я вам пришлю своих умельцев, они займутся вашей витриной.

— Спасибо.

— И еще, Иван Григорьевич, для почина я вам делаю постоянный заказ. Мое предприятие будет вам направлять селян. Вы и только вы выдаете им сертификаты качества. Естественно, вам пойдут комиссионные.

— Все это так, Юрий Алексеевич, но если мы монополизируем выдачу сертификатов, кое-кому наша фирма станет поперек дороги.

Витя, довольный, что его называют по имени-отчеству, благодарно взглянул на Ивана Григорьевича, с ноткой бахвальства сказал:

— Я все-таки в авторитете. Поэтому «кое-кому» придется вам уступить дорогу… Если кого Витя полюбит, считайте, эта личность неприкосновенна. Ну, скажем, как депутат Верховной рады. Отныне никакой рэкетир к вам не подступится. Это, во-первых. И, во-вторых, мои хлопчики бывают в Германии. Что требуется — заказывайте.

— Потребуются приборы.

— Рисуйте, какие.

Иван Григорьевич пригласил своего компаньона и зама. Увидев автора известного в Приднепровье напитка, гость расплылся в дурашливой улыбке.

— А, профессор! Что ж вы молчите, что служите под знаменами Ивана Григорьевича? Мы вас было чуть не лишили валюты. Ну, когда вы пересекали границу…

Лев Георгиевич «нарисовал» названия приборов, которых нельзя было достать поблизости. О Вите Кувалде профессор Гурин был наслышан, как о знаменитом рэкетире и предпринимателе, но то, что этот деятель с широкими международными связями, узнал только сейчас. От его людей профессор уже получил предупреждение, что если он, изобретатель «гурьмовки», не будет отстегивать свои пять процентов в какой-то «общак», он лишится недвижимости, а недвижимость профессора — это двухкомнатная квартира в панельной пятиэтажке.

— Вы слыхали, профессор, — продолжал Витя Кувалда, пытаясь выдать известное за новизну, — партия любителей водки намеревалась выдвинуть вас кандидатом в народные депутаты. Но без моего согласия, сами понимаете, Верховная рада не какое-то ГАИ, зеленый свет в политику даем мы, предприниматели.

О том, что кандидатура Гурина была названа на съезде этой самой массовой партии, знали многие, и Лев Георгиевич слышал, но не знал, что знаменитый рэкетир финансирует эту партию, а значит, и принимает окончательное решение.

Профессору нужно было отмолчаться, но он посчитал своим долгом внести в эту затею полную ясность. Он сказал, что государственная деятельность ему не по нутру.

— И правильно, — поддержал его рэкетир. — Из политдерьма градусы не ахти какие. — Он намекал, что производить «гурьмовку» благородней, чем заседать в Верховной раде.

Витя трепачом не был. Уже утром следующего дня рослые хлопчики с бритыми затылками привезли на грузовике офисную мебель, посуду чешского стекла, смонтировали компьютер, подключили факс.

А главное, с этого времени сельчане стали доставлять на экспертизу свою продукцию: сало, пшеницу, масло. Вскоре пришлось увеличить штат лаборантов. Сотрудники фирмы уже не голодали.

Из Германии вернулись Кувалдины хлопчики. Основной заказ выполнили — купили для лаборатории электронный микроскоп, контрабандой провезли его через границу. Теперь можно было начинать то, ради чего создавалась фирма. На просьбу Ивана Григорьевича — присылать на исследование женскую яйцеклетку — отозвались гинекологи. Да и услуга была не бескорыстная. Материал, который до сих пор отправляли в унитаз, фирма оплачивала долларами.

Вскоре по городу поползли нелепые слухи, дескать, что это за тайная фирма? Предполагали всякое, в том числе и близкое к истине. Тайна оставалась тайной, пока ею владели немногие.

Профессор Гурин довольно быстро освоил новый для него микроскоп. Он мало чем отличался от отечественного, на котором были установлены изюмские линзы. Отличие заключалось в самом материале. Одно дело исследовать структуру сталистого чугуна, из которого еще недавно отливали корпуса артиллерийских снарядов, и другое — структуру живого организма.

В первые недели Иван Григорьевич не отходил от микроскопа. Он один держал в зрительной памяти образ женской яйцеклетки и, деформированной агрессивной молекулой, ее структуру. Яйцеклетку не с чем было сравнивать, ее нужно было увидеть. Благо в материале для исследования недостатка не было. Но все это стоило денег.

Деньги зарабатывали на сертификатах. К концу зимы уже трудилось около тридцати лаборантов. Все они были специалистами высокого класса. Желающих попасть в лабораторию не убывало. По этой очереди можно было судить: сколько в этом городе лаборантов! Брали только по рекомендации. По просьбе Забудских Иван Григорьевич принял на работу их сына Женю. Надежда Петровна заверила, что за сыном она будет смотреть неотступно. Иван Григорьевич верил и не верил. Больше, конечно, не верил: ведь Женя запойный пьяница.

— Сам-то он желает? — Иван Григорьевич уже знал, что многие молодые люди в связи с вакханалией в экономике работать не жаждут.

— На Севере он был шофером, — уклонилась от прямого ответа Надежда Петровна.

— Шофер у нас есть. А вот экспедитор…Пусть приходит.

Женя пришел. Притом, трезвый, хотя и с лицом, опухшим то ли после недавней выпивки, то ли после драки.

— Я так уразумел, — начал с порога, первым подавая руку профессору, — вы меня намереваетесь куда-нибудь пристроить?