Славко Тарасович грузно поднялся, вышел из-за стола, поздоровался с Иваном Григорьевичем за руку. Вид у мэра был крайне озабоченный. Таким его, жалким и растерянным, он еще не видел.

— Ты, Ваня, знаешь, что произошло. Эта мразь, Кувалда, продался, сволочь, одной инофирме.

— «Одной» — это не конкретно, — съехидничал Иван Григорьевич.

— «Экотерре». Ты имел возможность наблюдать ее с близкого расстояния. А вот то, что она регулярно нанимает киллеров, не разглядел. А еще ходил в разведку.

Это уже был вызов, притом при свидетелях, которые все, за исключением разве что Михаила Списа, олицетворяли собой местную власть.

На колкость Иван Григорьевич ответил колкостью:

— А вы, пан мэр, не разглядели Кувалду, вора в законе, а по совместительству он же самый крупный акционер патронного завода.

— Не заедайся, — примирительно сказал Славко Тарасович. — Мы все не без греха. Так что об этом помолчим. Прокурор дал санкцию на арест Кувалды. Остается его найти, но это уже компетенция милиции.

— Найдем… Не скоро, но, заверяю вас, найдем, — словно нехотя произнес подполковник.

— Ничего у вас не выйдет, — убежденно сказал Михаил. — На имя Юрия Алексеевича Мусиенко, то есть на вора в законе Витю Кувалду, в Борисполе заказан самолет на Мюнхен.

И прокурор, и начальник муниципальной милиции промолчали. Славко Тарасович крякнул, сго двойной подбородок дрогнул, как холодец на блюде.

— Куда он денется? Вернется. Вся его недвижимость в Прикордонном.

— И вся банда, — подсказал Михаил.

— Банду мы разоружим. Уже есть указ президента усилить борьбу с организованной преступностью.

«Значит, Кувалду он спрятал», — подумал Иван Григорьевич. Если раньше, еще месяц назад, он испытывал к своему школьному товарищу скрытую неприязнь, то сейчас он его ненавидел, ненавидел эту глыбу студенистого мяса, восседавшую в кресле мэра.

«Знает ли Тарас Онуфриевич, что мэр города Прикордонного дал возможность главарю банд сбежать в Германию?» С одним бандитом, когда тот стал мешать, покончить просто. Но в неприкосновенности остаются фирмы, подкармливающие бандитов. Та же «Экотерра». Патент выдавал ей мэр. Сейчас этот самый мэр, как бы подводя итог встречи, с готовностью объявил:

— Похороны профессора мэрия берет на себя. Есть вопросы? Нет вопросов. До свидания.

Первыми покинули кабинет прокурор и начальник муниципальной милиции. Михаил задержался:

— Может, вас, Иван Григорьевич, подвезти?

— Спасибо, я на «газели».

— Тогда до завтра.

— Завтра, Миша, уже сегодня. Так что утром подруливай к тете.

В кабинете остались двое — бывшие товарищи по юности.

— Ты знал о готовящемся убийстве?

— Нет.

— А не врешь?

— Ваня, клянусь, — приложив руку к груди, горячо произнес Славко Тарасович.

— Но Кувалда твой опричник.

— Ваня, я не Иван Грозный. Но, что правда, то правда. Кувалду держал при себе. А ты думаешь, наши главные тузы не держат при себе бандитов с миллиардными состояниями? Тузам это выгодно. Меньше страха за свою жизнь. Мне Кувалда помогал поддерживать в городе порядок.

— Бандой?

— Пусть бандой. Главное — результат. Она пока единственная реальная сила. Да будет тебе, Ваня, известно, я имею дело не с обычным народом, а с вэпэкашным. Этот народ умеет в мгновение ока сотворить и безобидную мышеловку, и собрать межконтинентальную ракету. Что закажешь…

— А почему ты за поддержкой никогда не обращаешься в Союз офицеров?

— Что ты, Ваня?.. Да меня бы Клев…

— А чем тогда занимается твоя милиция?

— Чем… Разгонять буду. Буду очищать от Кувалдиной мрази.

— Думаешь, очистишь?

— Если честно — не смогу. Не позволят. Рыночные отношения предполагают в силовых структурах наличие криминального элемента. Без этого элемента не состоится рынок. Как бы не усердствовали наши реформаторы. Ты, Ваня, был на Западе, наблюдал. Если мэр не дружит с теми, кто убивает, его убьют.

— Чего же ты ждешь?

— Новых выборов. Тогда гори вся эта мэрия желто-голубым пламенем…

— Ну, сгорит. А дальше?

— А дальше… Без жестокого диктатора порядка уже не навести.

— А твой отец думает иначе.

— Думать можно по-всякому. И кровь он пускает избирательно…

Славка Тарасовича прорвало. А ведь вроде был трезв, коньяком себя не накачивал. Выговорившись, предложил:

— Вань, махнем ко мне на дачу? Сходим в баньку. Настя подождет. Брюхатые ждут терпеливо…

— Пошел на… — Иван Григорьевич на местном диалекте ответил отказом.

Глядя на ночь, он уехал к Тарасу Онуфриевичу. Теплилась надежда, что еще удастся отменить аварию — сохранить жизнь майору Пинту.

Под утро добрались до интерната. Несмотря на раннее время — на северо-востоке, за пеленой грозовых облаков уже брезжил рассвет, — во дворе интерната было суетно. Дети, конечно, спали, а вот их наставники к чему-то деятельно готовились. Вася сразу же разглядел батьковых спецхлопчиков. Некоторых он обучал подрывному делу.

«Газель» пропустили во двор как свою — без расспросов: к кому да зачем? По знакомой тропинке Иван Григорьевич направился к домику интернатского дворника. Батько не спал. За широким письменным столом, на котором по левую руку стояла армейская коротковолновая рация, он что-то писал. На стук в приоткрытую дверь хрипло отозвался:

— Кто там?

— Это я, Тарас Онуфриевич. Здравия желаю.

— А, Ваня! Входи-входи. Мне уже Лешка Дубогрыз передал, что ты хочешь меня видеть.

— Хочу. Хочу просить…

— За Фрэнка Пинта?

— За него.

Тарас Онуфриевич оторвался от письма, всем грузным телом повернулся к гостю.

— Вот телефон. Набирай по коду Москву. Номер Гавриленкова помнишь?

— Помню.

— Должен помнить. На то ты и разведчик. И никто тебя от твоих обязанностей не освобождал.

Минуту спустя Иван Григорьевич говорил со своим коллегой.

— Григорович, у нас беда, — отозвался Илья Никифорович. — Нашего друга, который тебе помогал, убили.

— Академика?!

— Да. Он хотел встретиться с президентом. Но его к нему не допустили. Предложили пообщаться письменно. Он и клюнул. Передал записку, ну, ту, о которой ты в курсе…

— Она дошла?

— Нет. Наши проверяли…

Илья Никифорович еще о чем-то говорил, но Иван Григорьевич, как отрешенный, тяжело опустил трубку на рычаг. Охота за учеными началась, не исключалось, что за теми, кто искал в своей стране американское «тихое оружие».

— Тарас Онуфриевич, я понял, что академика Краюхина…

— Правильно ты понял… И еще просишь за какого-то Пинта. Они пришли на нашу землю убивать. Они начинают войну. Сначала под видом террора. Террористов, конечно, обуздать удастся. Они питаются деньгами. Настанет вроде бы тишина. А в тишине — война. Без грохота пушек. В этой войне, очевидно, крови будет меньше, но смертей… Да тебе ли втолковывать…

Тарас Онуфриевич, гляда на письмо, скорбно заметил:

— Жаль, годы мои от меня убежали. Мне бы ту силу, когда я на крюк цеплял генерала Власова.

— И как вы тогда себя чувствовали?

— Брезгливо… Он обгадился…

Иван Григорьевич горел желанием спросить, знает ли батько, что его родной сын пригрел около себя не меньшую гадину? Тарас Онуфриевич сам напомнил:

— Ты, Ваня, что надо. А Славко…С кем вздумал водить дружбу? Хватит ему мэрствовать! А Кувалду уберут наши хлопчики в Мюнхене. Это лучше. Разговору меньше. Напишут: разборка русской мафии…

— А кто деньги взял за Гурина?

— Ты, Ваня, лучше спроси, кто нанимал киллеров?

— Знаю, фирма «Экотерра».

— Тогда ты не все знаешь. Вот кто нанимал.

И он выложил на стол фотокарточку. Иван Григорьевич узнал на ней своего младшего сына. «Как он тут очутился?»

— Ты понял, почему не тебя убили?

Весь ужас услышанного и увиденного дошел не сразу: «Артур — сотрудник ЦРУ»…

По-своему Америка распорядилась его сыновьями. Глазами, полными слез, Иван Григорьевич посмотрел в окно. Отсюда было видно, как из двора интерната выруливали новенькие, крытые защитным брезентом уазики…