Когда его вытаскивали из машины, он назвал телефон врача Джона Смита. К счастью, Джон Смит оказался дома. Вскоре был на месте аварии. Он сопровождал пострадавшего в машине неотложной помощи. Тогда он, незаметно для санитаров, снял с руки связника часы и переложил себе в карман. В часах была микропленка. За срочную операцию пришлось хорошо заплатить, зато никто не полюбопытствовал, кто этот пациент и как он оказался среди ночи на скоростном шоссе, не имея, как иностранец, визы…

Четыре километра по мартовским лужам Иван Григорьевич отшагал за полчаса. Ни в Молодежном саду, ни около Дворца культурного досуга никто его не остановил. Видимо, задолго до рассвета грабители заканчивают свою работу и возвращаются на отдых: делить награбленное и пить водку.

Первый трамвай нагнал его уже перед самой больницей. Вагон с выбитыми стеклами, переполненный пассажирами, шел тяжело, постукивая на стыках рельс. Увидев этот транспорт, Иван Григорьевич не пожалел, что отправился пешком. Если бы не лужи и не мелкий моросящий дождь, эту быструю ходьбу можно было бы считать утренней прогулкой. После такой прогулки хотелось побыть в тепле, выпить чашечку горячего кофе. Но где его выпьешь? Больница, считай, на окраине, и куда ни кинешь взгляд, — кругом высокие каменные заборы.

В этом отношении неплохой сервис за океаном: в том же Манхеттене чуть ли не на каждой стометровке — аптека, а при ней, как правило, кафе. Здесь же, в родном городе, можно распивать круглосуточно разве что «гурьмовку», и то не в кафе, а в продуваемых сквозняками двориках, где собутыльники могут тебя лишить жизни только за то, что у тебя есть еще на бутылку, а ты зажилил. В этом году город жил под впечатлением первобытного убийства: два собутыльника зарезали третьего и сделали из него шашлык.

Иван Григорьевич избегает ночные вояжи: нет желания лишаться вещей, которые тебе принадлежат. Но жизнь на то она и жизнь, чтоб рисковать. Конечно, было некоторого рода пропуском заверение Вити Кувалды, что Ивана Григорьевича никто уже больше не тронет. Но в это заверение не очень верилось.

Единственно, чем себя тешил Иван Григорьевич, что с ним ничего не случится, было то, что он уже ни ночью ни днем не носил приличной одежды — обходился замызганной рабочей фуфайкой и такими же замызганными брюками, а в карманах больше доллара не носил — это как раз на бутылку «гурьмовки».

Встретили бы его сейчас бывшие коллеги по Пентагону — вот удивились бы! Он давно уже не годился даже на закусь кровожадным алкоголикам — остались одна кожа да кости. С момента приезда в родной город он сдал, словно побывал в концлагере. Правда, в концлагере мужчины быстро перестают быть мужчинами, а его пока что на все хватало.

Первое, что он сделал, войдя в здание второй городской больницы, — нанес визит своему коллеге главврачу Олегу Ионовичу Макухе, тридцатилетнему красавцу гинекологу, от которого, по слухам, многие женщины без ума. Так что и в этом случае жизнь на то она и жизнь, чтоб не только рисковать, но и любить, рискуя. Два месяца назад Иван Григорьевич заключил с Олегом Ионовичем договор на поставку материала, как значилось в документе, с научными целями. Материал оплачивался долларами, на которые больница приобретала медикаменты.

— Здравствуйте, Иван Григорьевич! Как хорошо, что это вы! — восторженно встретил его главврач. — Я извиняюсь за нянечку. Могла вас не поднимать среди ночи. Но она была так напугана мордоворотным видом этих военных…А может, они и не военные вовсе. Теперь форма даже генеральская — в свободной продаже…

— Показывайте пострадавшего… Так кто же его все-таки привез?

— По словам нянечки, двое военных. С автоматами. Сказали, что человека подобрали на улице и дали ваш телефон.

Иван Григорьевич узнал Женю. Он был без сознания. Те, кто его привез, вроде бы говорили, что этот человек попал в аварию, под машину. Но уже при беглом осмотре версия об аварии отпадала: синие запястья, спина — сплошная рана, местами обуглена, черная.

— Его, видимо, пытали, — говорил Олег Ионович. — Вот и следы от раскаленного утюга… Трудное будет лечение. У нас нет даже перевязочного материала.

— Медикаменты доставим. Сегодня же, — пообещал Иван Григорьевич. Зная, что в лаборатории еще никого нет, позвонил домой и попросил Анастасию Карповну разыскать Мишу. — Я его жду во второй городской. И передай Забудским: Женя жив. А Вася пусть заправит «газель», поедет в область.

Миши в городе не оказалось. Вместо него прибыл его зам капитан Дубогрыз. Он появился в больнице во второй половине дня, когда Вася с запиской к отцу Артемию — достать необходимые медикаменты — был уже в пути.

Алексея Дубогрыза интересовал сам факт случившегося.

— Где его так? И за что?.. Говорите, кто-то его подобрал на дороге? Вряд ли. Парень куда-то влип. А его кто-то выкрал и доставил сюда. Мы на всякий случай выставим охрану.

К утру следующего дня Женя пришел в сознание. К этому времени ему ввели плазму. Врачи не отходили от пострадавшего ни на минуту. Здесь же, в палате, находилась и охрана, облаченная в белые халаты. Как только Женя заговорил, Иван Григорьевич попросил всех выйти.

— Кто тебя пытал?

— Какие-то двое.

— О чем они спрашивали?

— Спрашивали не они. Спрашивал меня рыжий, в очках. Я его плохо понимал.

— Он — иностранец?

— Наверно.

— Ты его видел раньше?

— Однажды. Меня попросили сделать услугу. Он пообещал тысячу долларов.

— За что?

— За микроскоп.

— Значит, это ты…

— Я не хотел… Но такие деньги…

— Какими ключами ты вскрывал лабораторию?

— Своими.

— У тебя комплект?

— Да… Я взял их у отца. Ну, ключи эти. Вынес. Меня уже поджидали в машине. Через минуту ключи вернули. А на следующий день дали точно такие же. В ту ночь я и забрался. Сделал, как велели.

— А деньги? Получил деньги?

— Нет… Я стал искать этого рыжего. Он говорил, что сам меня найдет. А мне срочно нужна была хотя бы сотня… Я вспомнил, что ключи мне передавал знакомый мне челнок. Он торгует турецкими куртками. Вот челнока я и спросил, где найти рыжего…

Женя говорил медленно, шепотом. Речь была связной, осмысленной. Память не отшибли.

— Мы с Васей приехали в центральную. Брали материал. А он меня уже поджидал. Думал я, расплатится. Он показал на мой термос: а материал-то теперь — зачем? Я ему о тысяче. Пообещал отдать вечером. Там, где передавали ключи. Я пришел. Меня усадила в «пикапчик» и долго куда-то везли. Дорогу не запомнил, потому что не видел. А в комнату, куда меня ввели… Это была мастерская. И этот самый рыжий, в очках…

— О чем спрашивали?

— Почему не сделал, как велели. А я сделал все… А он мне: почему тогда материал возишь? Спрашивали: значит, еще есть микроскоп? Я клялся, божился, что нету. Тогда они меня наручниками к верстаку и горячей пластиной по спине… Рыжий допытывался, чем вы занимаетесь, ну что исследуете… Знал бы, сказал бы… Кому охота принимать муки?

— А кто тебя привез в больницу?

— Наверно, омоновцы. Вбежали в слесарку. Открыли стрельбу. Рыжего сразу наповал… меня отстегнули. Не помню…

Разговор быстро утомил Женю. Глаза он так и не открыл. Все жаловался, что у него на спине костер.

Иван Григорьевич поспешил к телефону. Охранники и медсестры вернулись в палату. Приехал Дубогрыз. Признание Жени что-то проясняло, но далеко не все. Алексей был уверен, что коль Кувалдины люди открыли огонь на поражение и пришибли иностранца, тут не обошлось без санкции мэра.

— Где-то рядом конкурирующая фирма, — говорил Алексей. — Я догадываюсь, это та самая, которая отбирает невест для состоятельных американцев. А вы, как им показалось, вздумали разрабатывать эту же золотую жилу.

— Логично, — согласился Иван Григорьевич, но уточнять, чем занимается фирма «Гурико», не стал. Не было главного прибора — электронного микроскопа. Дальнейшие исследования теряли смысл. По крайней мере, в Прикордонном.

Но работу прерывать было нельзя. Об этом он и объявил своим коллегам. Материал придется возить в Москву, в институт микробиологии.