На том памятном банкете были только бизнесмены, почти все выпускники высших партийных и комсомольских школ. Исключение составили двое: известный на Украине рэкетир и предприниматель Витя Кувалда и приземистый, как гриб-боровик, банкир Гнат Потужний. Витя образование получил в зоне, диплом кандидата юридических наук приобрел уже выйдя на свободу. Гнат Потужний — владелец банка ИП — прилетел из Канады на свою историческую родину. В Канаде он закончил два класса коммерческого колледжа, и родители посчитали, что для работы на Украине этого образования вполне достаточно.

К больному Славко Тарасович явился не один. Его сопровождал главврач Рувим Тулович Паперный. Когда-то, в пору своей молодости, сразу же после мединститута, он попросился в глубинку, чтоб не быть заметным. Тогда у всех на слуху было бериевское дело о врачах-вредителях. А молодого врача направили в секретный город. Еще не приступив к работе, он был приглашен в Управление госбезопасности, и начальник отдела по борьбе со шпионами подполковник Ажипа вежливо предупредил: «Не так чикните (Рувим Тулович был хирургом), дочикивать будете на Колыме. А Колыма — не Палестина».

Уже на-нет сведена советская власть, а Рувим Тулович всегда помнит, как первую строку «талмуда», предупреждение кагэбиста, и чикает острым скальпелем только «так». Давно Тарас Онуфриевич на пенсии, уже второй президент на верхотуре, а страх перед КГБ так и остался, как остается бородавка на самом неподходящем месте: ее, бородавку, чикнешь не так — умрешь от заражения крови. Так что лучше постоянно бояться — целее будешь.

При новой, демократической власти, Рувим Тулович боялся Ажипу-младшего. На Ажипу-старшего раньше хоть была какая-то управа. Тот же горком партии. Рувим Тулович однажды был свидетелем разговора секретаря горкома уже не с начальником отдела, а с начальником Управления госбезопасности: «Тарас Онуфриевич, — говорил секретарь, — вы, пожалуйста, не сильно давите на Паперного. Специалист он отличный, лучшего и желать не надо. А то, чего хорошего, запросится в Израиль. А город наш, вы меня понимаете, оборонный». — «Паперный — невыездной», — отвечал ему начальник управления… Но все-таки главврача оставил в покое: не сделал его информатором.

Били такие разговоры… Все это в прошлом. Теперь другая жизнь, другое усердие, другие стимулы.

Что же касалось больного, Рувим Тулович знал его постольку-постольку. С ним встречался более сорока лет назад. В лицо не запомнил, но держал в памяти несколько фраз, которыми они тогда обменялись.

…Допризывники проходили медкомиссию. Встретив знакомую фамилию, спросил: «Кем вам доводится Григорий Антонович Коваль?» «Мой отец», — ответил допризывник. «Видимо, благодаря отцу у вас отменное здоровье, — сказал он допризывнику. — Из всех богатств здоровье — самое главное. Так что берегите его. Еще древние говорили: крепкое здоровье — первая слагаемая счастья. А коллеге, Григорию Антоновичу, мой привет».

В те годы отец Ивана Григорьевича работал в больнице Заводского района, лечил металлургов. Рувим Тулович был удивлен, когда узнал, что семья доктора Коваля, коренных жителей этих мест, бесследно исчезла. Ходили слухи, что доктор с супругой уехали в Сибирь, а сыновья — каждый вышел на свою орбиту. У всех она есть, своя орбита. Вот и орбита Коваля-младшего опять пересеклась с орбитой хирурга Паперного.

Сейчас Паперного интересовал посетитель — мэр города, нужный для больницы человек.

В больнице царит нищета: а вдруг мэрия подбросит денежку? О лекарствах уже не было и речи. Больному говорят прямо: хочешь вылечиться — раскошеливайся, не можешь — обращайся в бюро ритуальных услуг. Но если и там дать нечего — твой труп запечатают в полиэтиленовый пакет, и будешь ты, как в мавзолее: полиэтиленовый пакет не поддается тлену, в нем тебя отвезут в могильник — по документам он коммунальный, тебя положат рядом с такими же, как и ты, бедолагами, и вас прикопает бульдозер горкоммунхоза. Несостоятельные горожане свою траншею знают и называют ее, как при ящуре, скотомогильником.

Крематорий законсервирован, так как отключили газ. За газ Украина задолжала России многие миллионы долларов. Оказалось, дешевле вернуться к традиционному способу погребения. Запорожцы хоронили своих товарищей в степи, на просторе, ножами вырезая жирный чернозем. Сейчас обходились лопатой — это состоятельные, остальные предпочитали бульдозер: быстро и легко.

Уже на крыльце, встречая Славка Тарасовича, главврач напомнил:

— Больные голодают.

— Кормите лучше, — был мгновенный ответ.

— Было б на что…

— В бюджете города все предусмотрено.

— Да, но мы третий месяц без зарплаты.

— Отпустите больных, — предложил Славко Тарасович. — Нашли же выход в местной тюрьме: всех под амнистию — и на свободу.

— Да, но уголовники — народ здоровый.

— Вот и сделайте своих людей здоровыми. Понаблюдайте, как в России лечат своего президента: день-два — и он как огурчик. Учитесь сокращать сроки лечения.

— Шутите, пан мэр.

— Шучу, шучу, — добродушно отвечал Славко Тарасович. — А деньги скоро будут. — Наш президент ездит по дальнему забугорью. Просит кредиты. Так что Европа нам поможет. А это значит, кое-что перепадет и медицине.

— Это я читал, — скупо улыбнулся главврач. — Жить стало плохо.

— Вам, Рувим Тулович, всегда было плохо. И тогда… И вот, оказывается, теперь.

— Тогда было страшно. Зато сытно.

— А что ж вы не уехали?

— Старое дерево не пересаживают. Да и жена у меня украинка. Казацкого роду.

— Я тоже казацкого, — раздраженно сказал Славко Тарасович. — Да кровь у наших детей разная.

Рувим Тулович молча проглотил обиду. У самой палаты мэр спросил о самочувствии больного.

— Ему уже лучше, — ответил главврач.

— Смотрите, не вылечите — голову оторву.

«Батько был страшней», — только и подумал Рувим Тулович, услужливо открывая дверь палаты.

Увидев Ивана Григорьевича, обложенного теплыми одеялами, Славко Тарасович кивком головы поздоровался с Анастасией Карповной, а больного ласково упрекнул:

— Что ж ты, козаче, подводишь друзей? Заставляешь волноваться и меня и вот ее, — опять кивком головы в сторону Анастасии Карповны.

— Извиняюсь…

— Ладно уж… Все тут будем.

Разговор игривый, но Анастасия Карповна, как никто другой, знала Ажипу. Визит неслучайный. Мог не приехать и сегодня, сослаться на занятость: начальство всегда занято, даже если оно ничего не делает. Мэру что-то было нужно.

— Сколько, Ваня, на тебе одеяльцев? — продолжал он в игривом тоне.

— Так отапливают, — кольнула Анастасия Карповна.

— Зимой будет хуже, — пообещал мэр. — Но местная власть тут ни при чем. Какой-то дурак по указанию Москвы все котельни города перевел на газ. А за газ, увы, наш великий сосед требует мани-мани. Хотя по старой дружбе мог бы…

— А что вы можете великому соседу? — опять кольнула Анастасия Карповна.

— Валюту.

— Которой у вас нет?

— Дадут.

— Догонят и добавят?

— Смейся, паяц… — отшутился мэр. — Наш президент — об этом я уже толковал только что Рувиму Туловичу, — сейчас в Европе. Доллары собирает. Он, если хотите знать, это украинский Иван Калита.

— Но Калита собирал без отдачи, — заметила Анастасия Карповна.

Славко Тарасович озорно прищурился, его маленькие азиатские глазки на широком лице таили неожиданность.

— А может, наш президент поступит, как Садат с Россией?

— А чем Садат кончил?

С трудом Славко Тарасович переносил колкости женщины, которую в молодости любил, да, собственно, и сейчас при каждой встрече испытывает душевный трепет. Первая любовь, она ведь как тавро — в сердце до конца дней.

О том, что Славко Тарасович ее любил, Анастасия Карповна знала прекрасно. Будучи слушателем ВКШ, засыпал ее письмами. Но она любила другого, и этот другой сейчас опять был рядом, вырвавшийся из объятий смерти. Точнее, не он сам, а его вырвали. И что удивительно, спасали его и те, кто был вовсе не заинтересован в том, чтобы аборигены жили и процветали. Специально для доктора Коваля проявил старание главный советник фирмы «Экотерра» мистер Джери.