Ещё сколько-то месяцев прошло. Жили мы спокойно, никого не трогали, про шкатулку никому не сказывали. По посёлку Забава лишний раз не шастала. Вот только приехали из Сам-Петербурху начальники наши заводские, верховные. И растрепали, что дочь мою своими глазами в царицином дворце видели. Слухи пошли несусветные. А как же?.. Тут ещё шкатулка эта… Забава-то её в подпол упрятала. Но нет-нет и пожалуется, что зовут её камни проклятые. Будто мошки над ухом жужжат. — Людмила с какой-то досадой отбросила рушник, вздохнула и отпила из кружки. — Беспокоились мы. Чуяли, что скоро всё закончится. А чем? Не ведали… Женихи и раньше к нам ходили. А тут купец заезжий дочь увидал. В тот же вечер самолично посватался. В воскресенье обвенчались они в Екатеринбурхе. Когда при деньгах-то, любое дело скоро ладится. После они в Соликамск укатили. До крепости мы с сыночками её проводили, а потом уж не видали. Только весточки летом по хорошей дороге приходят. Городов-то по России матушке много рассыпано. У зятя моего в них дела всякие торговые имеются. Ездит она с ним. Даром, что деток бог не дал. Может и на сносях уже… Жду весточки по теплу… А где искать её, не ведаю. И томится душа по ней, кровиночке. А всё лучше Забаве от Каменного пояса подальше жить…

Пёс залаял пронзительно, с воем. Алёнка будто от наваждения очнулась. Грохнула передняя дверь, а следом, запуская холод с улицы, в горницу ввалился Тимоха, залепленный снегом по самую шапку.

— Алёна, — блаженно улыбнулся строитель и шмыгнул красным носом.

— И тебе, Тимофей, не хворать, — Алёнка встала, приветственно поклонилась, как учила её Варвара, и плюхнулась на лавку. — А это Авдей — мой жених. Познакомьтесь… Вот…

Авдей нехотя поднялся и тоже слегка наклонился:

— Вечер добрый. Ну, нам пора. Засиделись уж.

«А голос-то строгий и хмурится… ревнует, чтоль?» — кокетливо подумала Алёнка, выходя из-за стола. Им и вправду нужно было уходить. И хотя остались кое-какие вопросы к Людмиле, обсуждать их в присутствии Косого, не представлялось возможным.

— Заходи, Алёна, не стесняйся. Чем смогу, завсегда помогу.

— Спасибо вам за доброту сердечную, — Людмиле Алёнка поклонилась до самого пола.

На такой разговор не всякая бы отважилась. А она рассказала, что знала. Без утайки и без вот этого сказочного налёта.

Авдей провожал Алёнку до избушки Варвары Степановны, и всю дорогу они молчали.

Ныл низ живота. К этим болям Алёнка была привычная, вот только в этом месяце всё гораздо раньше началось. «Знать, не прост тот отвар был, которым с утра меня Варвара напоила. Может оно и к лучшему… Осторожнее надо быть…»

У самого двора травницы мастер прошептал:

— Не сходится что-то со шкатулками.

— Да, Авдей… Многое мы узнали, а что с этим делать — не ясно.

— Ты в какой избе завтра с детьми сидишь?

— У Гани соберёмся. Приходи после обеда, коль сможешь. Там сени просторные, вот и поговорим без лишних глаз.

Они обнялись на прощание, и Алёнка вошла в свою избу.

Ночью ей не спалось. Много думалось и про шкатулку злополучную, и про Горных богатств Хозяйку, которая всё-таки существует!

И это она виновата, что Алёнка сюда попала.

Что-то этой нечисти надобно. Но что именно, Алёнка выяснять не собиралась.

«Всё, что нужно — добраться каким-то образом до украшений, надеть их и сильносильно пожелать оказаться дома. И тогда всё закончится… А в Хозяйкиных играх я участвовать не желаю. И ноги моей в пещерах этих жутких не будет!.. Любопытно, конечно, что такого она Забаве предлагала. Но раз та отказалась — видимо, ничего хорошего».

Ночью Алёнке снова снились подземные переходы. И вот странное дело — во сне страха не было, зато поутру стало жутко так, до испарины.

А в пещерах… Сначала было темно, и Алёнка шла на ощупь по штольне. Стены под пальцами, вопреки ожиданиям, оставались сухими и тёплыми. Глаза привыкали и, наконец, начали различать тусклое зеленоватое свечение. Алёнка присмотрелась и поняла, что это порода прожилками легонько светится.

Каменный ход окончился неожиданно — штольня резко свернула, и впереди показался лес в сумерках. «Неужели выбралась?» — подумалось Алёнке, хотя желания такого у неё не было.

Босая нога ступила на мягкий мох… «Ой, одета я по-летнему… А раньше и не замечала, что босиком иду». Мох пружинил под ногами, будто пуховое одеяло укрытое махровым пледом. Вокруг высились сосны да ели. Между деревьями редко встречались кусты со звёздчатыми цветами. На камнях грелись ящерки. И хотя солнца не было, она откуда-то знала, что ящерки лежат довольные, даже глазки блестящие сщурили.

Алёнка глянула вверх в сумеречное небо. Или вовсе это не небо? Ни закатного лучика, ни розовой зари… Сизая дымка равномерно скрывала потолок огромной пещеры. «Подделка», — догадалась Алёнка. — «И небо. И лес. Да всё тут такое… Без запахов почему-то». Голова закружилась. Она упала на мягкий мох и…

Замычала за стенкой корова.

И Алёнка проснулась в доме Варвары.

День начинался с привычной рутины. Хлев, завтрак, колодец, потом сад у Гани в избе.

Авдей пришёл, как и договаривались, после обеда в сени. У обоих мысли бродили вокруг ожившей подгорной нечисти.

Впрочем, целоваться это не мешало.

И думать, что в Алёнкином времени про такие отношения говорили «всё сложно».

За ту ночь в зимовье Авдей на утро прощения попросил. Потому как не приняты были в Полевском до свадьбы этакие вольности. Тогда Алёнка напомнила, что никакой свадьбы у них не планируется. Поэтому и устои вековые можно рушить без зазрения совести.

Авдею эта мысль претила:

— Зачем делать то, за что всякий осудит, если можно просто пожениться?

— А зачем жениться на той, которая в любую минуту может навсегда исчезнуть? — стояла на своём Алёнка.

К согласию в то утро они так и не пришли. Но оба понимали, что друг без друга им тяжко. Что открыто крутить любовь на глазах у всего посёлка не стоит. И вообще для «вольностей» времени особо нет, а ближайшее укромное место находится в часе езды на лошади.

Поэтому после поцелуев разговор в сенях как-то сразу перетёк в деловое русло.

Оба заметили, что не сходились со шкатулками даты событий.

Получалась такая последовательность… Осенью 1764 года Забава побывала в палатах каменных. Зимой она вышла замуж и уехала восвояси подальше от камней и от их зова. Летом 1765 драгоценности купила жена приказчика. А уже через год шкатулка каким-то мистическим образом оказалась в Екатеринбурге 2018 и перекинула Алёнку в 1766-й.

Значит ли это, что у Иоганны камней больше нет? А может шкатулка, выполнив миссию, вернулась обратно к жене приказчика? Как-то же она осуществила путешествие во времени на 250 с лишним лет? Раз смогла туда, наверное, смогла бы и обратно?

Или вовсе она никуда не исчезала? Просто образовалась временная петля… Шкатулка ведь не живая, ничего ей от времени не делается. Лежит себе у приказчицы в будуаре, глядишь, как-нибудь и сохранится до 21 века. А уж потом… Магнетизмом камни обладают сильным. И внушать людям могут всё, что потребуется. Потому, видимо, и был курьер таким настойчивым. Что угодно и кому угодно всучишь, если приказы об этом мушиной стаей над ухом жужжат.

Но что тогда означало видение из зеркала гадального?

Пещера там была и Золотой Полоз. Про него Алёнка тоже Авдею рассказала. О Полозе мастер слышал, только раньше в него не верил. И людей, которые Полоза видели, лично не знал. Хотя по здравому рассуждению, кто о таком рассказывать станет? За колдовство в Полевском церковники никого показательно не карали, но все эти сказы про нечисть батюшка дюже осуждал. Вот и делились ими вечерами на сходках среди родных и близких. Да и то за сказки считали.

Разговор этот почти ничего не дал. Вопросов только прибавилось. Особенно у Авдея, насчёт временной петли. Но про это Алёнка позднее пообещала рассказать.

Одно они знали наверняка — предстояло выяснить, где шкатулка. У Иоганны или нет? Узнать это было практически нереально. Где чернь, а где немка — монаршая родственница? И потом, в Полевском Иоганна практически не жила, наезжала в местную резиденцию лишь летом, и бывала не долго. А по большей части блистала в светском обществе Екатеринбурга. Вот только туда что Алёнке, что мастеру хода не было.