— А я сказал: пойдёшь, как миленькая. А вдарим плетью, поперёд повозки в церкву побежишь, — с ослиным упрямством твердил Фрол Лукич, не гнушаясь уже откровенными угрозами.
— Она за меня пойдет, — Авдей вышел из-за деревьев внезапно.
Фрол и Алёнка настолько были вовлечены в спор, что не услышали идущего по сугробам мастера.
— Авдей, да пойми же ты, я не могу… — начала было Алёнка, но тут же поняла, что в присутствии Фрола им этот вопрос не обсудить.
— Беглая она, Авдей, — заявил Фрол таким тоном, что сомнений быть не могло — это не шутка.
— А и пусть! — Авдей шагнул навстречу начальнику, закрывая собой Алёнку.
— Да что ты городишь-то? Одумайся, — Фрол картинно постучал себя пальцем по лбу. — Муж крепостной по указам сам крепостным становится.
— Откуплюсь лет за десять, и Алёну выкуплю. Сам знаешь, Фрол, у меня выйдет, — спокойным голосом ответил Авдей.
Алёнка ошарашено смотрела в спину мастеру и не верила своим ушам…
Этот человек только что согласился пожертвовать ради неё десятком лет своей свободы! А что сделал для неё Влад?..
— Не могу я жить без неё… Режу камень, а перед глазами она стоит, — признался Авдей Фролу. — Ты же помнишь сам. У тебя так же с Оксюткой было.
У Алёнки на глаза навернулись слёзы, а в горле образовался комок. Благодарность, счастье и осознание невозможности это счастье принять и прожить — всё смешалось в мыслях и на сердце…
— Ну, как знаешь, Авдей, — будто сквозь пелену послышался голос Фрола. — А я бы подумал. Оксюткиному отцу я чуть всего докинул, вот и выкупили. А тут… Иэ-эх… — Помощник приказчика махнул рукой и пошёл восвояси.
— Алёна, поговорить надо. — Авдей тронул её за плечо.
— Надо… — тихо повторила она.
Мастер вытер замерзшими пальцами Алёнкины мокрые щёки и взял её под руку.
— Пошли в повозку, я Снежку тут недалеко оставил.
Глава 18
Привезла их Снежка в зимовье. Авдей помог Алёнке слезть с повозки и открыл двери в избушку. Сам он повёл лошадь в смежный хлев, дал ей сено и пододвинул деревянную поилку с подёрнутой ледком водой. Пока Авдей устраивал коняжку, Алёнка сидела внутри на лавке сама не своя, не зная, о чём говорить и что делать.
Судя по кострищу, в зимовье ещё совсем недавно кто-то был. Вокруг очага толстым слоем лежал зелёный лапник, а на полке, прикреплённой к стене, осталось несколько комков сухой мягкой травы для разведения огня. Тут же теснилась разная кухонная утварь, а один горшок был плохо отмыт сбоку от присохшей каши.
Когда Авдей хлопнул дверью, Алёнка вздрогнула.
— Замерзла? Сейчас согреешься, — приговаривал мастер.
С собой он принёс холщовую сумку и котелок, полный снега. Мужчина достал кресало, подтащил охапку нарубленных веток из заготовленных в углу избушки, и начал разводить огонь.
У Алёнки и впрямь зуб на зуб не попадал, но скорее не от холода, а от предстоящего разговора. Ведь после него развеется сказка, и Авдей навсегда исчезнет из её жизни. Потому что так поступил бы любой нормальный человек с развитым инстинктом самосохранения.
Вскоре внутри костра защёлкала пустая сосновая шишка, а от её смолистых боков занялись сухие ветки. Авдей вбил в землю пару рогатин и положил на них жердь с подвешенным котелком. От жара снег начал таять и превращаться в воду.
«Вот к тому, что они тут снег топят и пьют, до сих пор не могу привыкнуть», — пыталась думать Алёнка на отвлечённые темы. — «У нас любые осадки настолько пропитаны вредными выхлопами, что… И всё равно. Я хочу домой… И с Авдеем, кажется, остаться хочу… Ведь правда же… И как разорваться?..»
Авдей будто подслушал её мысли и обернулся к Алёнке:
— Садись рядом со мной, тут теплее. А избушка всё равно не прогреется. Топим-то по чёрному, а у Михея от дыма кашель. Вот и сделали дырку в крыше поболе, — пальцем Авдей показал наверх, куда в специальное отверстие уходил дым, и откуда ветром задувало сухие снежинки.
По большому счёту, это отверстие служило и окном. Полупрозрачная слюда была дорогим материалом, и ставили её только в жилые избы, причём не всем это было по карману. Так что окно здесь с осени наглухо забили.
Алёнка уселась рядом с Авдеем, а тот продолжал потрошить свою сумку. Из маленького мешочка достал горсть сухих листьев и закинул в варево, достал ложку и ещё какую-то посуду, и начал помешивать отвар в котелке. По зимовью поплыл аромат смородинового листа. Такой же часто готовила Варвара Степановна. В руку Алёнке мужчина сунул сложенный треугольником блин.
— Агафья всю неделю пекла, вот и взял в дорогу.
— Так, ты куда-то собирался?
— В Мраморское думал съездить, инструмент тамошнему кузнецу заказать. Он в своём деле такой же мастер, как и я тут по камню.
— Много ты о себе думаешь, — Алёнке почему-то захотелось сбить спесь с камнереза, хотя бы и шуткой.
— Много не много, а об том, что я — первый мастер в округе, все говорят. Так-то Алёна. Жених я завидный, не кривя душой, говорю. Выходи за меня — не пожалеешь… Люба ты мне так, что сон потерял…
Алёнка молчала.
Очень вовремя она вспомнила про блин в руке и принялась его жевать. Без аппетита. Просто, чтобы потянуть время и придумать, с чего начать разговор.
Авдей достал откуда-то пару кружек, зачерпнул отвара и подал Алёнке.
— Зачем Тимохе Косому глазки-то строила? — вопрос этот прозвучал как-то… знакомо.
В своё время Алёнка точно так же у Артёмки спрашивала, зачем он налил воды в кинетический песок? Без критиканства и агрессии. Песок всё равно был испорчен. Это само по себе было наказанием. Хотя потраченных денег она жалела.
— Хорошо, расскажу. Только ты пообещай, что отвезёшь меня обратно в Полевской на лошади. Даже если решишь, что я — самый ужасный человек в мире. Всё равно не бросай тут. Ладно? Не хочу с волками встречаться, — Алёнка вздрогнула от накативших воспоминаний.
— Ладно… — тоном переговорщика с суицидником ответил Авдей. — Я тебя одну не оставлю. Просто расскажи всё по правде.
— Я не беглая, — с ходу начала Алёнка. — И никогда крепостной не была. Просто я из такой страны, которая находится очень далеко отсюда. Очень-очень… До неё не доехать на лошади и не доплыть на корабле… Помнишь сказ Михея про Забаву?
— Как не помнить, коли он его на всяком застолье рассказывает?
— Перенеслась тогда Забава с помощью камней из шкатулки малахитовой. Веришь — нет, но я сюда также попала. Но сначала… — Алёнка тяжело вздохнула. — Я должна рассказать тебе, как жила в своём крае и кто я на самом деле… Меня и вправду зовут Алёна Васильева. Мне 27 лет. Я была замужем за одним мужчиной, который нас бросил…
— Как это бросил? — перебил Авдей.
— Значит, всё остальное тебя не смущает? — улыбнулась Алёнка, тяжело дыша — свою тираду она выдала на одном дыхании. — У нас это часто бывает. Муж может легко развестись с женой.
— Чтобы она ходила и милостыню собирала?
— Нет. У нас там все грамотные. Каждый человек и читать умеет, и считать. И почти все женщины работают с бумажками… Но про это потом. Если захочешь, расскажу,
— Алёнка глотнула горячий отвар. — Самое главное: у меня там остался сын, Артёка, и ему 4 годика, понимаешь?
— Не совсем…
— Тебе нужно время, я знаю. Но я если честно и не рассчитываю, что после всего услышанного ты захочешь со мной… — голос её дрогнул. — Строить какие-то отношения…
— Алён, погоди, я сейчас не словечка не понял. Про какие это ты «ношения» говоришь… Про сына понял.
— А это самое важное! Это причина, по которой я не могу тут остаться, хотя я… полюбила тебя тоже, — прошептала она, опустив вниз глаза.
— Значит, любишь меня? — Авдей облапил Алёнку, одетую в тулуп, и ей стало жарко толи от костра, толи от разлившегося вдруг внутри жара желания…
Последнее надо было срочно притушить…
Ни к чему ей. Да и ему…
— Ты не понимаешь… — Духота раздражала, и она отстранилась от мужчины. — Артём там один остался, и я не знаю, что с ним? Как он живёт? Может быть, в детдоме? А может, его отцу отдали, которому он не нужен? Сын у меня добрый. Слишком. А таких гнобят постоянно… В почёте сильные и злые! — Голос начал срываться на крик. — Успеха добиваются самые горластые или те, кто идёт по головам… Но есть иные пути. Можно быть счастливым! Главное трудиться и любить то, что делаешь. И в мире так много прекрасного. А я не успела ему рассказать! Я ничего с ним не успела! И я хочу к нему, слышишь? Это мой сын! И он там один!
