— Ещё какая нечистая… Руки бы поотрывала тому колдуну проклятому, который это сделал! — слёзы брызнули сами собой.

А Алёнка только сейчас поняла, что в её перемещении мог быть виновен Кто-то. Или Что-то… Но сама по себе эта догадка мало, что давала.

— Малаша… — Алёнка подняла на девушку заплаканные глаза. — Скажи, а у вас тут нечисть водится?

— А как же… Про Полоза ты уже слышала… Про змейку голубую ещё сказывают, про бабку Синюшку… Ну и про горных богатств Хозяйку…

— И что говорят? — Про Хозяйку Алёнка с детства читала в книгах, но то был вымысел.

Или нет?

— Да, брешут, по-моему. Вот если была бы она — Хозяйка горная, да за справедливостью смотрела, разве робили бы мужики в горе? Разве не отдала бы она богатства свои по просьбе единой? Она ж каменная. Ей зачем столько-то?

— И вправду, зачем? — эхом повторила Алёнка.

— Дядька мой в горе робил. В штольне надорвался, и всё… земля ему пухом, — Малаша снова перекрестилась.

— А причем тут Хозяйка-то?

— Дедко говорил, что живёт она под землей и следит за богатствами горными. А ещё простому люду помогает. Из забоев воду отводит, и стены крепит, чтобы не засыпало кого. И вот ещё. Она приказчиков наказать может, если кто народ заобижать станет.

— Так ведь был обвал летом, — Алёнке сразу вспомнился Потап Чилига, и стало не по себе до мурашек.

— Ага, был. И в забоях сырость одна. И приказчиковы надзиратели народ порют, только шум стоит. За любую провинность малую. А Хозяйка что? Нету её, стало быть.

— Согласна… Но почему тогда ты говоришь, что есть нечисть?

— Так, домовые-то есть. В каждом доме имеются. А в лесу — лешии, и русалки опять же в реках студёных, да в озёрах глубоких.

— Ты их видела? — Алёнка шмыгнула носом.

— Нет… Да только кто девкам косы ночью путает? А?.. Кто скотину пугает? А кто болота с места на место переносит?

— Как переносит?

— А так, было болото, а прошло с десяток годков и высохло. Зато в другом месте проявилось. Водяные это балуют, — обосновала Малаша со значимостью в голосе.

— А-а… — Пересказывать Малаше школьный курс природоведения Алёнка не видела смысла.

Она даже с улыбкой вдруг подумала, что Маланья, наверняка, и землю считает плоской — о физике и анатомии местные жители знали ничтожно мало, по сравнению с обывателями 21 века.

Разговор плавно вернулся к предсвадебным хлопотам подружки. А Алёнка раздумывала как бы ей побольше об этой самой Хозяйке разузнать? У кого спросить? Да так, чтобы этот интерес подозрений в безбожности не вызвал?

Выпытывать у Варвары оказалось плохим вариантом. Она с удовольствием рассказывала байки о Золотом Полозе на ночь глядя, поддерживала Малашину веру в домовых и водяных с русалками. Но о прочих видах нечисти Урала, который здесь, кстати, пока ещё именовали просто «горами» или «Каменным поясом», отзывалась почему-то пренебрежительно.

— Дедкины сказки, бабкины подсказки, Алёнка. А ты, как дитя малое, на веру их принимаешь.

— Не принимаю я, Варвара Степановна. Я и слышала-то про Хозяйку в пол уха. Оттого ведь и интересно.

— Забудь, девонька. О таких знаний мно-ого печалей, — травница вздохнула. — А тебе ещё жить-поживать.

«Радикулит наживать,» — жалобы на жизнь Алёнка традиционно оставляла при себе. «Вот грянут холода, а у меня ни тулупа, ни валенок».

Свадебный пир запомнился Алёнке, как нечто шумное, душное и тесное. В углу, где она притаилась, сохранялся сумрак, несмотря на две ярко горящие лучины.

На улице к вечеру похолодало, поэтому застолье организовали в родительской избе Демида. Пахло мясными пирогами, брагой и луком. И то, и другое в изобилии стояло на столах.

Сидячего места Алёнке, как и многим, не досталось, но она даже рада была возможности затеряться в толпе. Слишком устала за день от назойливых взглядов мужской половины посёлка, которая, не таясь, рассматривала «пришлую».

Алёнка снова мысленно представила, как выглядит со стороны. Наряд её не был самым ярким и привлекательным. Охровый сарафан, серая блуза с зеленой вышивкой, красная лента — тот самый головной убор из бересты, обтянутый тканью.

Ленту шириной с запястье ей принесла Варвара Степановна — одолжила у какой-то знакомой. Ношенный, но чистый головной убор скромно вышили бусинками, из каких-то не особо драгоценных камней. Длинные завязки ленты Варвара аккуратно вплела в Алёнкину черную косу. На этом весь наряд и заканчивался. Хотя, нет, в честь праздника накануне травница устроила банный день. Но босые ноги всё равно за день знатно угваздались в пыли.

Впрочем, босыми ногами Алёнка сильно не выделялась. Лишь редкие девушки из зажиточных семей пришли обутыми в лапти и сапожки. Семьи Малаши и Демида не отличались достатком. Из крепостных их Турчанинов выкупил всего лет семь как, и за это время отцы семейств не успели нажить большого богатства. Дружили они, по большей части, с такими же бывшими крепостными. Поэтому и зажиточных гостей на свадьбу пришло немного.

Как уже знала Алёнка, Малаша и Демид жили по-соседству, практически через забор.

Родители их — в прошлом крепостные — привезены были из разных уездов для работы на казённых тогда ещё заводах. Приехали они в юном возрасте со своими родителями. Юношей вскоре по стопам отцов определили на Гумешки. В забое и подружились. А матери познакомились у колодца.

Потом они вместе на летних гуляниях хороводы водили, да в игры играли. Поженились в одну осень, выбрали для житья казенные срубы по соседству и уже до холодов вели соседние хозяйства.

Первенцы в двух дружных семействах родились в один год, и как по заказу: мальчик и девочка. Всё детство Демид и Малаша держались вместе по примеру родителей. И когда Демидовы сваты постучали в двери Малашиной семьи, никто особо не удивился. И рядиться долго не стали. Весной сговорились — на осень свадьбу наметили.

Из-за утренней работы и сборов Алёнка слегка опоздала. Дома жениха и невесты выделялись скоплением людей во дворах и у заборов. Особенно умиляли ребятишки, оседлавшие эти самые заборы, чтобы ничего не пропустить.

Избы жителей Полевского в целом были похожи одна на другую, так как строили их за казённые деньги массово специально для работников рудников и заводов. Гораздо больше домика Варвары Степановны, они, как правило, имели внутри две комнаты, а снаружи — несколько хозяйственных пристроек, просторные сени и высокие чердаки.

В передней горнице за столом и на лавках сидели родители Малаши и её старшие родственники. Алёнка низко поклонилась, как учили, поздоровалась и прошла во вторую комнату, где подружки собирали невесту на венчание.

Малаша, вымытая с утра в бане, сидела в дальней светелке на деревянном табурете. Две молодки в нарядных красных сарафанах расчесывали ей волосы, а остальной десяток подружек расселся на лавках вдоль стен. Под заунывные песнопения девушки неспешно чесали светло-русые пряди длиной ниже пояса, чтобы потом заплести их в косу.

Варвара Степановна сразу сказала Алёнке, чтобы не боялась, а усаживалась на лавке и смотрела во все глаза. Понадобится помощь — позовут. Алёнка так и сделала, но место всё равно выбрала поближе к самому тёмному углу.

Малаша сидела чуть ссутулившись. В выбеленной рубашке, украшенной красной вышивкой по широким рукавам, горловине и длинному подолу, она была чудо как хороша. И немного печальна. Ещё бы — венчальные песни оказались одна другой мрачнее. Про любимого, который подарил колечко, а сам в походе военном сгинул. Или ушёл к другой. Или просто уехал и ни слуху, ни духу. А героиню песни выдали замуж без любви. И она слёзно прочила батюшку не отдавать её в мужний дом. А потом и вовсе от тоски померла. Жуть!

Однако Алёнка не могла не признать, что пели очень красиво даже без какого-то музыкального сопровождения.

Все песни исполнялись практически на один мотив. А после лирической истории, в которой говорилось, что Малаша почему-то должна попрощаться со своей красотой, плей-лист повторили заново.