Это (осада Владимира Волынского) было для самолюбивого Даниила самой большой обидой. Подумать только — Галич, его законная вотчина, город, о котором он мечтал всю жизнь, был освобождён от венгров без его участия! Что с того, что Мстислав Удалой и в мыслях не держал ставить в вину Даниилу его отсутствие в галицком сражении и последующей кратковременной осаде? Даниилу Романовичу было от этого не легче нисколько. Да ещё к этим душевным мукам добавлялись страдания, вызванные безнаказанностью смертельных врагов — бояр Глеба Зеремеевича и Судислава! Ведь это они пытались убить Даниила и брата его, Василька, когда те были ещё младенцами. Мать спасла их тогда чудом, вынесла ночью из Галича на руках. Неотмщённые обиды огнём палили душу Даниила, и он вскоре решил облегчить свои страдания, покарав хотя бы одного из виновных, до кого мог достать — князя Александра Бельзского.
С крепкой дружиной Даниил и Василько подошли к Бельзу и осадили город. Князь Александр отбивался как мог, но принуждён был спасаться — еле-еле ушёл, воспользовавшись темнотой. Разъярённые Даниил и Василько, узнав о том, что врагу удалось скрыться, выместили гнев на его владениях — всю ночь дружина жгла город Бельз и пригороды, не желая оставлять камня на камне. Это, однако, не удовлетворило братьев, и они начали поиски Александра.
Разгоралась война. Пришлось вмешаться Мстиславу Мстиславичу, которому не кто иной, как боярин Судислав, посоветовал — для Данииловой же пользы, — чтобы тот понапрасну не дразнил сочувствующих Александру ляхов, остановить боевые действия и примириться с существованием Александра. Мстислав вызвал братьев в Галич, имел с ними беседу отеческую.
Даниил Романович и брат его Василько возвратились во Владимир Волынский, недовольные заступничеством князя Мстислава, но не считающие себя вправе ему перечить. Мстислав же Мстиславич — наоборот, мог быть весьма доволен, поскольку одним лишь своим словом восстановил мир в близких к Галичу землях. Жизнь опять пошла-покатилась своим чередом.
Огорчённая тем, что сыновья не смогли как следует отомстить за свои обиды, мать их, великая княгиня Романова, постриглась в монахини и навечно удалилась в монастырь. Она была достойной супругой Романа Галицкого, её уважали многие сильные государи, и уход её от мира был событием значительным. Даже Судислав, бывший одним из главных противников княгини, в разговорах с Мстиславом Удалым жалел о её необратимом поступке. Малоумная, говорил он Мстиславу Мстиславичу, зачем она оставила детей своих, будучи ещё не старой женщиной? Ведь юным Даниилу и Васильку, несмотря на их кажущуюся взрослость, столь ещё нужна материнская опека и любовь! Как она могла сделать такое, сокрушался, едва не плача, Судислав. А ну, как если теперь Даниил Романович, тоскуя по матери, начнёт винить в том Мстислава Мстиславича, своего благодетеля? Ох, как не хотел этого Судислав! Он ведь чего желал-то? Чтобы Даниил пуще всех почитал на свете князя Мстислава, видя его своим вторым отцом!
А тут ещё дела новгородские. К известиям, приходившим оттуда, Мстислав Мстиславич был особенно внимателен. И каждый раз, узнавая об очередных тамошних смутах и сварах, чувствовал нечто вроде злорадства, хотя никому этого не показывал. А ведь просчитались граждане новгородские, когда попросили его уйти, чтобы призвать суздальскую власть князей Юрия и Ярослава.! Теперь расхлёбывайте свою кашу, может, поумнеете.
После того как Мстислав Мстиславич из Новгорода ушёл, граждане великого города словно забыли про то, чему недавно радовались и чем гордились, — забыли про своё единство, ставящее их над всеми народами и землями. Новгород разделился на две части: одна стояла за посадника Твердислава, вернувшегося в город после изгнания Ярославовых людей, вторая часть поддерживала боярство, тяготеющее к суздальской власти Юрия и Ярослава. Взошли сорняки, посеянные ещё при Мстиславе Мстиславиче! Новгород поклонился суздальцам.
Конечно, сам Ярослав на Новгородский стол не приехал садиться, но поставил, по согласию с братом, юного Святослава, сына Мстислава Романовича Киевского. Сей отрок в Новгород прибыл, но по малолетству ничего не делал сам, пользуясь советами владимирских и суздальских бояр, приехавших с ним.
Тем временем в городе начались серьёзные распри. Первая половина Новгорода, словно опомнившись, стала требовать смещения Святослава, видя в нём ставленника суздальского. Вторая половина, опираясь на поддержку власти, ей противостояла. Распря разгоралась не на шутку. Вечевой колокол на Ярославовом дворище звонил, почти не умолкая. В городе шли настоящие сражения — одна половина города сходилась с другой, и все в бронях, с мечами и топорами. Убитые плыли по Волхову, словно на город напали чужеземцы! В конце концов Святослав попытался сменить посадника своей властью, но новгородцы не дали ему — даже те, кто стоял против Твердислава, вспомнили, что по договору князь таких прав не имеет.
Святослав, перепугавшись, уехал из Новгорода. Его сменил на столе брат Всеволод, который, по твёрдому наущению великого князя Юрия, должен был Твердислава убить. Но сделать этого не смог — слишком много людей стояло за посадника.
Потом так обернулось, что Твердислава помогли скинуть те же люди, что его поддерживали. Войско новгородское, посланное в северные земли за данью, вернулось ни с чем. Рассказали, что возле Белоозера их остановили оружные люди Юрия и Ярослава Всеволодовичей. И будто бы те люди объяснили новгородцам, что не пускать их в Заволочье Всеволодовичам посоветовал именно Твердислав. Весь Новгород сразу поверил в это! Забыли, что Твердислав всю жизнь был противником суздальских князей, и поверили злой клевете!
Твердиславу пришлось спасаться из Новгорода. Едва ушёл. Ну а через некоторое время новгородцы, конечно, опамятовались, припомнили, что посадник их сам пострадал от Ярослава, и призвали его обратно.
Тогда князь Всеволод Мстиславич, возмущённый тем, что Твердислав вернулся, потребовал его смерти открыто. И послал вооружённых людей за головой посадника. Но тут уже весь Новгород вооружился в ответ и приготовился к сражению. Хорошо, что Твердислав, не желая больше крови, сам сложил с себя должность и удалился от дел. Узнав об этом, Мстислав Мстиславич, сохранивший о Твердиславе хорошие воспоминания, решил, что тому просто надоела эта вечная новгородская неразбериха, эти вечные семь пятниц на неделе — сам чёрт ногу сломит. А ведь Твердислав был новгородский уроженец, знал и понимал своих людей, как никто. И вот даже он не выдержал.
Но на этом несуразности новгородские не закончились. Вдруг вспомнили вольнолюбивые граждане изгнанного ими несколько лет назад епископа Митрофана, живущего теперь в Торопце. И призвали его назад. Митрофан-то приехал, но епископ Антоний, заместивший его, отказался место владыки покинуть.
Опять Новгород поделился надвое: одни за Митрофана, другие за Антония. Двое владык в одной епархии! К их чести сказать, кровопролития не допустили, всё-таки пастыри душ, миротворцы. Обратились к митрополиту Киевскому, чтоб рассудил. Митрополит восстановил в Новгороде епископа Митрофана, а Антония послал поближе к Мстиславу Мстиславичу, в Перемышль галицкий. Мстислав Мстиславич был рад этому.
Не было мира и на окраинах новгородской земли. Орден снова оживился. И новгородцы обратились к великому князю с просьбой о помощи. К Юрию Всеволодовичу обратились, словно забыв, что есть у них свой заступник. Забыли, под чьими знамёнами стяжали себе славу в войне против того же великого князя Юрия! Совсем, видно, решили отдаться под суздальскую власть, которая ещё недавно с таким упорством их душила.
Мстиславу Мстиславичу узнать об этом было так обидно, что просто слов не находил для бывших своих подданных! И чего добились новгородцы от щедрот великого князя? Отправил им Юрий в помощь своего брата Святослава Всеволодовича, хотя всем было известно, что он за военачальник. Святослав осадил немецкий город Кесь, постоял под стенами и через несколько дней бежал от магистра Вольквина. С большими потерями.
