Войска же у Темучина было к тому времени тринадцать тысяч всадников. Благодаря союзу с Ван-ханом, то есть Тогрул-ханом, он был защищён с юга и запада и мог сосредоточить все усилия на борьбе с северными соседями. Татар уже не было. Но оставались тайчиуты — вечные враги Темучина.

Он пока не собирался идти на тайчиутов. Но те, словно почувствовав надвигающуюся опасность, прибегли к старому испытанному способу: предупредить противника нападением. Вождь тайчиутов, Торгутай, с тридцатью тысячами всадников напал на Темучина, когда он перекочёвывал с летних на зимние пастбища. В армии тайчиутов был и бывший друг, а теперь враг Темучина — Джамуга. Возможно, что внезапное нападение было его замыслом.

Это нападение не застало Темучина врасплох. Верный своему правилу всегда и везде выставлять дозоры, он и в этот раз ему последовал. И охранение заметило приближающегося врага ещё тогда, когда он едва показался на горизонте.

Пока тайчиуты надвигались, словно туча, Темучин распоряжался своими войсками. Первым делом был построен большой загон из повозок и кибиток с имуществом; внутрь загона был согнан скот. Получился как бы городок со стенами, на которые Темучин приказал поставить всех, кто мог держать в руках луки со стрела ми, то есть подростков и женщин.

Одновременно с этим он выстраивал воинов. Всё его войско разделялось на двенадцать отрядов — по числу родов, признавших его своим покровителем. Недалеко от городка начинался густой, трудно проходимый лес. Вот между этим лесом и городком из повозок Темучин и поставил свои отряды.

Неприятель, превосходя силы Темучина в несколько раз, развернулся в множество линий, отрядами по полутысяче каждый. Отряды эти шли в пятишеренговом строю, имея, таким образом, по сто коней по фронту и пять в глубину. В отрядах первых двух линий люди и лошади имели тяжёлое защитное вооружение. Приблизившись к войскам Темучина, эти две линии остановились, пропустив вперёд через свои ряды лёгких всадников, вооружённых луками и дротиками. Эти лёгкие всадники принялись скакать вдоль Темучиновой армии, осыпая её стрелами и дротиками. Таким образом, они прикрывали атаку своих отрядов с тяжёлым вооружением.

Воины Темучина, так же вооружённые и снаряженные, встретили нападение тучами стрел, пущенных из луков, скреплённых рогом.

Перестрелки кончились, когда лёгкая тайчиутская конница повернула назад, пройдя снова сквозь ряды тяжёлых конных отрядов. Эти отряды, как только перед ними расчистился фронт, разом бросились на неприятеля.

Тогда Темучин, до сих пор встречавший нападение, стоя на месте, напустил на тайчиутов свои тяжёлые отряды. Два войска сшиблись — и тайчиуты оказались в сложном положении: задние ряды их войска стали как бы выключены из битвы. Хотя у Темучина было всего тринадцать тысяч против тридцати, удар его тяжёлых отрядов остановил неприятеля, смяв его передовые линии.

После этого Темучин уже мог бросить вперёд свои тяжеловооружённые отряды, прорвавшие неприятельский фронт, против лёгкой конницы противника. Здесь воины Темучина, следуя за девятихвостым знаменем своего вождя и на ходу сбрасывая с себя тяжёлые доспехи, вступили в ожесточённый бой. Это была, по сути дела, гигантская рукопашная схватка, в которой стороны, испуская дикие крики, рубят друг друга саблями, колют дротиками, в упор расстреливают стрелами, пускает в ход всё — от крючьев, которыми сбрасывают противника с седла, до зубов, которыми перекусывают один другому шейные артерии.

Бой длился до темноты и окончился решительной победой Темучина. Почти шесть тысяч неприятельских тел усеивали поле битвы, а в плен было взято одних начальников семьдесят восемь человек! Тогда проявилось впервые следующее качество Темучина: он приказал немедленно всех их предать казни для устрашения тех, кто впоследствии осмелится поднять на него руку. И все семьдесят восемь были казнены. Те же из тайчиутов, кто был попроще, достались победителям как военная добыча.

Некоторое время спустя после победы над тайчиутами к Темучину явился молодой человек, вассал Джамуги по имени Джиргуадай. Он признался, что в том бою подстрелил Темучинова коня. Сделав такое признание, Джиргуадай сказал: «Если ты повелишь убить меня, то только замараешь моей кровью клочок земли величиною с ладонь. А если велишь оставить меня живым, то я поусердствую тебе: глубокую воду остановлю и крепкие камни разобью на куски!»

Темучин ответил: «Когда враг убивает человека, то он обыкновенно таится и не высказывает этого. Ты не утаил, будь же моим сподвижником!»

Тогда же, в память о стреле, которой был ранен конь Темучина, Джиргуадай получил имя Джебе, то есть стрела. Он начал службу у Темучина в войске.

В то же время в войске у Темучина появился Субэдей-багатур. Оба этих воина пришлись по душе друг другу. И с тех пор их судьбы шли одна рядом с другой. Субэдей происходил из северного племени урянхов и не обладал пылкостью характера Джебе и его страстью к приключениям. В его действиях преобладал трезвый расчёт. Вместе они друг друга удачно дополняли.

Итак, с тайчиутами было покончено раз и навсегда. Искусная политика Темучина, побудившая его заключить союз с Ван-ханом, — союз, в котором он, подавляя своё властолюбие, согласился на подчиненую роль «сына повелителя кереитов», — позволила ему сокрушить восточных врагов объединения монгольского племени.

Теперь Темучин мог посвятить себя более значительной цели. Ко времени достижения им тридцати лет одна из этих целей вполне определилась. А именно: подчинить себе все племена, населяющие монгольское плоскогорье, чтобы образовать из них единое и сильное целое.

Слава о мудрости, могуществе и воинских успехах молодого степного правителя разлеталась по всей степи, словно на крыльях птиц. О нём слагались легенды, всячески его приукрашивающие, но, в общем, недалёкие от правды. К Темучину, воплотившему для монголов образ идеального степного правителя, люди стекались отовсюду — поклониться его девятихвостому знамени и принести клятву верности. Стекались уже не отдельными семействами, а десятками и сотнями.

Темучин собрал вокруг себя двор, состоящий не из льстецов и прислужников, но составленный из людей воинственных и глубоко ему преданных. Все эти люди (а среди них были и Джебе, и Субэдей) полностью разделяли великие планы своего правителя, которых Темучин ни от кого и не скрывал. Свою преданность засвидетельствовали ему даже такие знатные представители древнейших степных племён, как ханы Алтай (сын и единственный наследник самого Котулы-хана), Кучар и Сача-беки.

Так как вокруг Темучина теперь собралась большая часть монгольских вождей с их людьми, то они, обсудив всё на общем собрании, единогласно признали момент соответствующим для провозглашения хана-императора. Все представители аристократии отказались от сана кагана и от имени общего собрания объявили Темучину следующее:

«Мы хотим провозгласить тебя каганом-императором. Когда ты станешь императором, то в битве с многочисленными врагами мы будем сражаться в первых рядах и, если возьмём в плен прекрасных девиц и жён, то будем отдавать их тебе. В облавах на зверей мы будем выступать прежде других и пойманных зверей отдавать тебе. Если мы в ратных боях преступим твои приказы или в спокойное время повредим делам твоим, то ты отними у нас жён и имущество и покинь нас в безлюдных пустынях».

Так они поклялись ему, и признали его отныне своим императором, и нарекли его — Чингис. Имя это означало «крепкий, сильный».

Алтан, Кучар и Сача-беки надеялись что Чингис станет отныне служить их собственному благополучию — отвоёвывать у соседей земли, пригодные для пастбищ, звериной охоты, защищать своих соплеменников от чужеземных набегов. Они не могли понять, чего же на самом деле хочет Чингис.

А он вовсе не хотел останавливаться на достигнутом. Да, его власть была признана большинством представителей монгольских племён. Но оставались ещё могущественные враги, которых сплотил вокруг себя Джамуга — бывший друг Темучина, а теперь злейший враг Чингиса. Было ещё сильное племя кереитов, возглавляемое Ван-ханом, который вряд ли потерпел рядом с собой другого сильного соседа. Кроме того, оставались ещё племена найманов и белых татар, не желавшие подчиняться Чингису. Так что цель, поставленная им — объединение всех племён и создание единой монгольской державы, — ещё не была достигнута.