Вернулись от тестя Иван с Ариной, сели в горнице, посмотрели друг на дружку. А говорить вроде и не о чем, словно Иван уже там, на войне. Уложили детей спать, а там и сами легли и мгновенно вспомнили вчерашнюю баньку. Да и как не вспомнить? Ночь предстояла короткая. Совершенно невозможно было тратить её на сон...

Объединённое войско было таким многочисленным, что поражало воображение. Великое множество воинов привели с собою в Киев князья со всех сторон русской земли. Глядя с высоты днепровского берега, Мстислав Мстиславич уж больше не переживал из-за того, что великий князь Владимирский да брат его Ярослав отказались выставить дружину от себя. Даже, наоборот, делалось как-то легко на сердце, когда понимал, что святое дело, победа над монголами, будет сделано без участия не очень-то милых его сердцу Всеволодовичей.

Ободряло и то, что на Совете, поспорив вдосталь, потешив свою гордость, князья в конце концов решили единогласно: не дожидаться врага на русских рубежах, а самим немедля идти и искать его. Общий порыв должен был благоприятно сказаться на всём походе.

В большинстве своём все были уверены в победе. Особенно те, кто помоложе, и первый из них — князь Даниил Романович, стремглав прилетевший из Галича по первому зову. Вот уж кто горел нетерпеливым желанием схватки! Мстислав Мстиславич, устав спорить и ругаться на Совете, уступил право голоса Даниилу и только любовался его воинственным видом, с одобрением кивал в ответ на его пламенные речи. Даниил-то хорошо понимал, что значит угроза, исходящая от чужеземца! Не всё это понимали, а он на своей шкуре испытал, каково это — быть завоёванным. Именно речи Даниила Романовича во многом способствовали тому, что часть князей словно зажглась от него и тоже стала требовать похода. Ну а потом, видя такое движение сердец, Мстислав Мстиславич произнёс заключительную речь. Теперь к нему прислушались. И полетели гонцы в разные края: в Бельз, в Чернигов, в Новгород Северский, в Новгород, в Псков, в Шумск, в Несвижск, в Курск, в Путивль, в Овруч, в Трубчевск — да всех городов и мест не перечислить.

Днепр весь покрылся ладьями — так, что и воды не стало видно. Кроме водного пути, прибывавшими ратниками были запружены все дороги, ведущие к Киеву. Над Днепром разбивали станы, вечером жгли костры — издалека казалось, что на земле огней столько, сколько звёзд на небе, и словно ночное небо в земле отражается.

Половцев тоже много собралось в поход — тысяч до десяти или около того. Кто их сосчитает? Народ ненадёжный, подвижный. Прошёл слух, что под шумок они стали грабить окрестные сёла, правда, не трогали людей, потому что держать русских пленников рядом с русским же войском было бы неосмотрительно. Узнав об этом, Мстислав Мстиславич крупно поговорил с Котяном и ещё несколькими половецкими ханами, и слухи о безобразиях прекратились. Правда, слухи эти оказали некоторое влияние на князей. Многие стали открыто протестовать против привлечения половецких сил. Мол, пусть одни русские воюют, а с этими нехристями связываться — себе дороже выйдет. Так-то оно так, да только куда их денешь? Самим уйти, а их здесь оставить, что ли? То-то настанет раздолье! Стало быть, лучше с собой их взять, проводить до степей, а там могут и пригодиться. Всё же сила и степь свою знают. К тому же существовала ещё одна возможная опасность: половцы, не найдя в русских себе союзников, могли пойти на поклон к монголам и объединиться с ними. Один Бог тогда знает, насколько возрастёт угроза для Руси!

В последний день перед выходом князья, бояре и воеводы, которые не были при своих войсках, собрались в гриднице дворца княжеского. Мстислав Романович показал себя хлебосольным хозяином: на столах чего только не было! Ешь, пей, да не напивайся. Гусельщиков и певцов на этот раз не позвали, не тот случай. Мстислав Удалой и великий князь Киевский расположились на этот раз не во главе стола, а присели подальше от главного места. И, не отвлекаясь на здравицы и славословия, вели друг с другом неторопливую, обстоятельную беседу.

Оба князя были рады случаю посидеть рядком и поговорить о том, что их связывало. Когда-то давно, ещё молодые Мстислав Мстиславич и Мстислав Романович вышибали из Киева зловредного Всеволода Чермного, алчностью своей много ущерба причинившего русской земле.

   — А помнишь, князь Мстислав, как Чермный из Киева убегал? — спросил Удалой. — Он тогда ещё все ладьи свои от берега велел оттолкнуть, чтобы погони за ним не было.

   — Помню, помню, — оживился Мстислав Романович. — Половина его войска в Днепре утонула... Нам-то на руку, а всё же нехорошо он поступил!

   — Не жалел людишек князь Чермный. А всё же был удачлив, — задумчиво проговорил Мстислав Мстиславич. — Такую свару затеял, что самому великому князю Владимирскому не по зубам оказался. Что-то его душа сейчас делает?

   — Черти сейчас в преисподней жарят, — усмехнулся Мстислав Романович, представив себе, как душа Всеволода Чермного мучается, вертясь в адской смоле. — Там ведь, говорят, нет различия — княжья душа или холопская. По заслугам воздаётся каждому! Хоть ты десять церквей построил, а за грехи всё равно ответишь!

   — Вот то-то и оно. Куда-то наши с тобой души попадут?

   — Это смотря по тому, как война закончится! — сказал Мстислав Романович, становясь строже лицом. — Побьём монгола, так в рай попадём. А если он нас побьёт, то не будет нам вовек прощения! Глядишь — и вместе с Чермным жариться станем. Там места для грешников много. Однако брату его — спасибо. Если бы не он, то на Совете долго ещё ругались бы. А так — быстро согласились.

Мстислав Романович говорил про своего тёзку, также Мстислава Романовича, главу дома южных Рюриковичей, младшего брата того самого Всеволода Чермного. Этот брат на Совете сумел убедить своих родичей забыть старые обиды и объединиться ради общего дела. Чермный бы так никогда не поступил.

Оба князя замолчали, оглядывая пиршественный зал. Мстислав Романович подумал, что, пожалуй, напрасно так размахнулся угощением перед завтрашним походом. Вон некоторые из гостей уже бессмысленно глядят перед собой осоловелыми глазами, отяжелев от выпитого и съеденного. Он щёлкнул пальцами, подзывая к себе кравчего.

   — Обойди, Прокофий, столы. Да тех, кто пьян сильно, проводи почивать. Только смотри мне, чтоб князья потом не жаловались. Сам знаешь, что надо делать.

   — Не изволь беспокоиться, княже. — Прокофий поклонился и, в свою очередь, явно подражая Мстиславу Романовичу, щёлкнул пальцами, подзывая к себе своих помощников.

Они пошли вдоль столов.

   — Первым делом, князь, надо завтра ладьи отправить к Варяжскому острову, — сказал Мстислав Романович, провожая взглядом кравчего. — А конные пусть берегом идут. Так мы разом всех можем двинуть.

   — Это понятно. Ну а тем, кто ещё не подтянулся, оставить лодок хоть сотню, что ли. Придут — пусть догоняют, и сказать им, что у Заруба ждать их будем.

   — Ты бы, князь Мстислав, за Даниилом Романовичем присмотрел бы, — улыбнулся Мстислав Романович. — Уж очень он горяч. Как там, в Галиче, дела-то у него? Сам хотел спросить, да всё недосуг было. И теперь его тут не видно.

Мстислав Удалой подавил тяжёлый вздох. Ясно, что, спрашивая о делах Даниила, Мстислав Романович хочет побольше разузнать и о его галицких делах. Оно-то, дело, положим, известное, но уж больно велик соблазн услышать о событиях от самого главного их участника.

   — Что дела? Дела хорошие. Дружины-то — видал, сколько у него? И сам весел. А венграм да ляхам мы с ним так всыпали, что долго теперь не сунутся. Отныне Галич всегда за Даниилом будет.

   — А что, князь, — простодушно глядя Удалому в глаза, спросил Мстислав Романович, — расскажи-ка мне тихонько, чтоб другие не слышали, каково это — царём-то быть?

И дёрнул же чёрт со старым дураком в воспоминания пускаться, с досадой подумал Мстислав Мстиславич. Галицкие приключения до сих пор доставляли ему много стыда, стоило только вернуть в памяти картину собственного воцарения и увенчания Кальмановым венцом. Угодливость Судиславову, его сладкие речи и взгляд, горящий преданностью. Собственное тщеславие, которым так наслаждался, забыв о том единственном призвании и поприще, которое было с рождения уготовано ему в русской земле. И отчего это всем так любопытно знать — каково ему было? Сами себя царями назовите, так узнаете тогда, что это такое.