Узнав о том, что Ярослав прибежал в город пеший, без войска и разбитый наголову, тысяцкий почувствовал, что горе, которое нынче войдёт в каждый дом, захлестнёт город, — это ещё не всё. Он знал своего князя и потому, придя по зову к нему на двор, сразу был потрясён тем, что Ярослав — будто других забот сейчас не было — вспомнил о новгородских торговых людях. И так спросил о них, что у Петрила Степанковича сердце заледенело.

   — Что молчишь, тысяцкий? Или непонятно спрашиваю? — процедил сквозь зубы Ярослав.

   — Какие были — все целы, — ответил Петрил. — Полтораста человек их всего.

   — И что? Хорошо ли живут на моих хлебах? — полюбопытствовал Ярослав.

   — Содержим по твоему приказу, княже.

Лицо Ярослава Всеволодовича задёргалось. Он шагнул к тысяцкому и завопил, надувая на горле жилы:

   — Собрать их! Всех собрать здесь, не медля! Да под стражей чтоб! Связанные чтоб были!

Князь поискал взглядом управителя.

   — Душило! Верёвки, какие есть — все сюда! Там скажи, — он махнул в сторону дворца, — пусть выходят с оружием! Дело всем найдётся! Тысяцкий! — обернулся Ярослав к Петрилу Степанковичу. — Ещё тут? Не ушёл? Пошёл бегом, а то и тебя вместе с ними!

Вскоре во дворе никого не осталось. Ярослав знал, что сейчас начнут приводить купцов, и, значит, следует подготовиться к тому, что он затеял. Побежал вглубь двора — там, возле самой ограды, находился большой погреб, служивший когда-то хранилищем, потом — темницей. Это была длинная яма, укреплённая срубом, с крышей из дёрна. От времени сруб ушёл ещё глубже в землю, а крыша казалась просто холмом, поросшим травой. Много раз Ярослав хотел приказать, чтобы погреб засыпали, но почему-то так и не сделал этого.

Подойдя к плоскому холму, он осмотрел всё сооружение. Ступени, что когда-то вели в погреб, и низкая дверца засыпаны были землёй, и войти внутрь через старый ход было нельзя. Он решил, что надо разбирать крышу. Подбежал к краю, ухватил дерновый пласт за высохшие травяные стебли, потянул. Дёрн не поддавался: успел врасти, укорениться. Тогда Ярослав вытянул меч из ножен и принялся вырубать кусок поменьше.

Пошло на лад. Ему удалось выдернуть кусок земли. Отбросил его и начал резать следующий. Под вторым куском показалась полусгнившая деревянная плаха. Ярослав ткнул её мечом — меч легко прошёл насквозь, обнаружив под плахой пустоту. Внизу, под крышей, много было пустого пространства.

Двор тем временем понемногу оживал — приводили купцов, у которых, чтобы князь не гневался лишнего, были уже связаны руки за спиной. Дружинники, первыми зашедшие во двор, поначалу князя не заметили, и Ярославу пришлось позвать их. Купцов подводили к погребу, выстраивали вдоль ограды.

Велев разобрать дыру в крыше пошире, он стал пристально разглядывать новгородцев. Ух, ненавистные рожи! Стоят, как будто они тут хозяева положения.

Они и вправду держались довольно свободно, хоть и были связаны. Подводили и подводили новых, и чем больше их оказывалось здесь, у стены, тем веселее им становилось. Видимо, толпой чувствовали себя ещё увереннее. И, конечно, уже знали о полном поражении Ярослава.

Он стоял и смотрел на них. Был соблазн: взять в руку меч поудобнее, подойти к толпе и начать с краю. Но Ярослав поборол этот соблазн. Он знал, что муки, которые он приготовил новгородцам, во много раз страшнее, чем быстрая и милосердная смерть от его меча.

Купцы уже справились с первым волнением, понемногу развеселились, начали переговариваться. Один, неласково поглядывающий из-под шапки светлых прямых волос, вдруг обратился к самому Ярославу:

   — Что, князь? Расскажи про войну нам. Повыдергали тебе перья из хвоста?

Новгородцы грохнули согласным хохотом. Но Ярослав остался на вид спокоен и не стал бросаться на дерзкого. Он взглянул — достаточно ли уже разобрана крыша погреба. А вслед за первым новгородцем и другие начали подавать голоса:

   — Ты князя нашего не встречал ли? Мстислава Мстиславича?

   — Что так войска у тебя мало, князь?

   — Князь! Князь Ярослав! Вели нам по чарке поднести! А мы за тебя попросим.

   — Не горюй, князь! Иди ко мне в помощники! Я тебя торговать научу. Не пропадёшь!

   — Ха-ха-ха! Иди, иди к Вавилу, князь! У него не заворуешься?

А новых всё подводили — удивлённо улыбающихся, когда обнаруживали тут этакое веселье. Скоро стало тесно в этом конце двора. Наконец, кажется, привели последних.

   — Тысяцкий! Петрила! — позвал Ярослав. — Ты где?

Тысяцкого почему-то рядом не оказалось. Наверное, ещё не всех привёл. Ладно. Не ждать же его. Пора начинать, а то совсем стемнеет скоро.

Ярослав повёл плечами, и на лице его появилась улыбка. И вот странно — завидев эту улыбку в свете факелов, поднесённых слугами, купцы новгородские сразу стихли и насторожились.

Недоумённо переглядывались и некоторые из дружинников. «Ещё жалеть начнут, — подумал Ярослав. — Были бы в том сражении, небось не пожалели бы никого из этих. Ну, если хоть один мне слово поперёк скажет — зарублю на месте».

Он посмотрел на дыру в земле.

   — Бросай их! Всех туда! Всех!

Толпа купцов ахнула, колыхнулась. Видно, не верили, что князь может с ними сделать такое. А теперь сразу поверили.

Двое дружинников уже схватили одного, близко стоящего к дыре. Новгородец — это был тот, с прямыми светлыми волосами — упирался, но его подвели к краю и толкнули. Он провалился вниз. Кажется — удачно, потому что сразу из дыры послышался глухой, но весёлый его голос:

   — Ничего, братцы! Здесь жить можно! Места на всех хватит!

Он и ещё что-нибудь кричал бы товарищам по несчастью, но тут на него сверху сбросили второго, потом — третьего. Больше того новгородца слышно не было. Зато те, кто дожидался своей очереди, молчать не стали:

   — Кровопиец! Не наелся ещё крови?

   — Погоди! Всё тебе припомнится!

   — Ярослав! С безоружными да связанными легче воевать? Собака ты!

   — Мы не безымянные! Про нас знают! За каждого ответишь!

Они кричали, плевались, и у Ярослава задёргалось лицо. Кричавших оставалось всё меньше, а из-под земли, становясь всё громче, доносился приглушённый многоголосый стон. Некоторые из новгородцев не давали себя вести — шли сами. Возле края дыры, плюнув в князя, прыгали вниз. Связанных людей было уже навалено высоко, под крышу. Дружинники, стоявшие у дыры, покрикивали:

   — Отползай давай! Освобождай место!

Наконец сбросили последнего. Он уже поместился с трудом. Стон из ямы теперь звучал слаженно и ровно — Ярослав был доволен. Проводив последнего новгородца взглядом, он повернулся к дружине:

   — Досками заложите. А сверху — дёрном. Вдруг ночью дождик пойдёт? Их и не замочит.

Только двое, кажется, и засмеялись над княжеской шуткой. Остальные не засмеялись. Но не стали и возражать — тут же были принесены и доски, и яму закрыли, как велел Ярослав.

День завершился, ночь стояла. Начался этот день, правда, неудачей, но закончился хорошо. Ярослав Всеволодович чувствовал, что на душе немного полегчало.

Стон из погреба раздавался всю ночь. Но князь его не слышал. Он сходил-таки в баню, помылся, напарился и ушёл на женскую половину, где жили его девки. А эта часть дворца находилась от погреба достаточно далеко.

И следующим днём стон ещё был слышен, но уже слабее. Ярослав нарочно ходил туда, стоял возле погреба, прислушивался. Несколько раз ходил. Вечером ему даже показалось, что кто-то под землёй ещё жив. Но, может быть, только показалось — почудившийся звук был невнятен и непонятно откуда шёл. Возможно, и не из ямы вовсе.

Впрочем, у Ярослава появились и другие заботы, помимо расправ над ещё уцелевшими в других городах пленными новгородскими купцами. Со дня на день приходилось ожидать прихода князей-победителей и надо было придумать какую-то хитрость, какой-то ловкий ход, чтобы сохранить своё положение.