Так Чингис всегда и везде поддерживал аристократические начала: власть феодала над вассалом, господина над рабом, поощряя верных слуг и наказывая изменников своему господину. Властелин монголов этим выражал истинные чаяния степной аристократии, которая гордилась своим вождём и была ему слепо предана.
Победа над кереитами, приведшая под власть Чингис-хана это когда-то сильное племя, давшая богатую добычу и способствовавшая ещё большему распространению среди народов монгольского плоскогорья его громкой воинской славы, могла бы вполне удовлетворить честолюбие заурядного степного правителя. Но не из такого теста был сделан Чингис-хан и не в его духе было почивать на лаврах после одержанных успехов. Упорно стремясь к своей цели — объединению родственных монгольских племён Центральной Азии, — он предпринимает меры для обеспечения мирного сожительства покорённого племени кереитов с другими подвластными ему народами. И в то же время активно готовится к включению в свою империю объединения западных племён — найманов и уйгуров, единственных ещё не покорившихся ему.
Даян-хан, повелитель найманов, колебался: то ли ему подчиниться новому властителю, то ли, наоборот, дать ему бой. К несчастью для Даян-хана, рядом с ним в то время находился всё тот же неутомимый Джамуга. Он-то и подстрекал своего союзника к войне.
Решающее сражение состоялось в Алтайских горах. Чингис лично руководил своими войсками. Найманы были разбиты наголову, а Даян-хан погиб. Во время одного из эпизодов боя Даян спросил Джамугу: «Кто эти, преследующие нас, как волки, когда они гонятся за стадом овец до самой овчарни?» На что Джамуга отвечал: «Это четыре пса моего Темучина, вскормленные человечьим мясом. Он привязал их на железную цепь. У этих псов медные лбы, высеченные из железа зубы, шилообразные языки, железные сердца. Вместо конских плёток у них кривые сабли. Они пьют росу, ездят по ветру, в бою едят человеческое мясо. Теперь они спущены с цепи, у них течёт слюна, они радуются. Эти четыре пса: Джебе, Кубилай, Джельме и Субэдей!» Потом Даян-хан спросил Джамугу: «Кто это позади них, как голодный коршун, прорывающийся вперёд?» Джамуга ответил: «Это Темучин-анда, одетый с ног до головы в железную броню. Он прилетел сюда как голодный коршун, видишь ли ты его? Вы говорили прежде, что только монгол появится, как от него, как от барашка, не останется и копыт с кожей. Посмотри же на него теперь!»
После этой победы Джамуге больше не к кому было бежать. Поэтому он стал предводителем шайки лесных разбойников, но свои же люди выдали его Чингис-хану. Верный себе, Чингис обычно казнил предателей, но своего бывшего друга и названого брата хотел помиловать. Но Джамуга выпросил у него себе казнь, как последнюю милость: пусть Темучин позволит ему умереть без пролития крови. Желание было исполнено, после чего Чингис устроил своему сопернику торжественные похороны.
После этой победы были и другие. И в каждом воинская удача была на стороне Чингиса. Казалось, само Небо покровительствует ему. На самом же деле Чингис оставался верен своему главному принципу: всё, что начал, доделывать до конца; если воюешь с племенем, то не оставляй на свободе ни единого человека, не признавшего твоей власти. Завоёвывая какую-то область, он не обижал населения, не нарушал его прав собственности, а только сажал нескольких своих людей, с остальными уходя на дальнейшие завоевания. И когда люди покорённой страны убеждались, что он наделено защищает их от всех соседей и что они не терпят никакого зла под его властью, а также, когда они видели его благородство как государя, они тогда становились преданными ему телом и душой и из бывших врагов становились ему слугами. Создав таким образом огромную массу верных людей, массу, которая, казалось, могла бы покрыть всё лицо земли, Чингис-хан стал думать о том, как бы завоевать весь остальной мир.
Когда Чингису исполнилось пятьдесят два года, его на всеобщем курултае монгольских и родственных им племён провозгласили великим императором. Курултай собрался в верховьях реки Онона в год барса. Съехались все представители монгольской аристократии. Всё проходило в торжественной обстановке. На видном месте было водружено белое девятихвостое бунчужное знамя Чингис-хана.
На курултае Кэкчу-Теб-Тенгри, сын Мунлика, знаменитый волхв, славившийся своими чудесами и пользовавшийся огромным авторитетом в Монголии, сказал: «Всевышний Бог дарует тебе царство лица земного. Теперь, когда побеждены твоей десницей государи этих земель, называемые каждый «гур-ханом», и их области достались тебе, пусть твоё прозвище будет: Суту-Богдо-Чингис-хан! Ты стал царём царей. Всевышний Господь повелел, чтобы прозвание твоё было Чингис-хан, Царь Царей и Государь Государей!»
Все присутствующие одобрили и утвердили это имя.
Чингис-хан, выслушав просьбу собравшихся, милостиво изъявил своё согласие на принятие предложенного ему титула, который впоследствии был дополнен официальной формулой, вырезанной на государственной яшмовой печати: «Бог — на Небе. Ха-хан — Могущество Божие на Земле. Печать Владыки Человечества».
Влияние волхва Кзкчу-Теб-Тенгри на монголов в то время было огромным, и Чингис пожелал воспользоваться этим влиянием для укрепления своей власти. Он всячески приблизил к себе Кэкчу и даже вступил с ним в родственные отношения, сочетав браком свою мать, вдову Оелен-эке, с отцом Кэкчу — Мунликом. Тогда же, на Большом Курултае, он раздал награды и назначил на должности своих сподвижников, много потрудившихся с ним рука об руку для создания Монгольского Царства. Чингис пожаловал девяноста пяти военачальникам ханские ярлыки на звание темников. Лишь одному из приближённых, Богурчи-нойону, он не дал ярлыка, говоря: «Степень его ниже моей, но выше, чем темника, — зачем ему ярлык?»
Чингис-хан принялся учреждать законы для своего огромного народа. На твёрдые столбы поставил царство и державу, рукам давал делать своё, а ногам — своё. Росло счастье и благополучие его народа и достигло такой степени, что никогда ещё не пользовались таким счастьем и благополучием подданные Верховного Кагана. Над всеми поколениями, живущими в войлочных кибитках, Чингис-хан отныне провозгласил имя монголов — единое имя, столь блестящее, что все с пробуждающимся национальным чувством стали гордиться им.
Прочно утвердившись на престоле, Чингис-хан со свойственными ему энергией и организаторским талантом продолжал деятельно работать по обустройству своей обширной кочевой державы. В её основе был родовой быт соподчинённость сословий, как в одном племени. Во главе каждого рода — вождь. Несколько родов составляло племя, возглавляемое лицом более высокого ранга, которое, в свою очередь, подчинялось ещё более высокому начальнику, и так — вплоть до хана. Чингис-хан сам неоднократно говорил, что до его прихода в степях не было никакого порядка: младшие не слушались старших, подчинённые не уважали начальников, начальники не исполняли своих обязанностей относительно подчинённых. Народ не имел пищи в желудке, не имел одежды на теле. Благодаря трудам и подвигам хана бедный народ стал богатым, малый народ — многочисленным. Чингис-хан, вступив на престол, ввёл строгий порядок и указал каждому его место.
Однажды ещё давно, возвращаясь домой после победы над очередным врагом, Чингис-хан подобрал в степи мальчика. Мальчик принадлежал к богатому роду: имел золотое кольцо и набрюшник с золотыми кистями, подбитый соболем. Мальчик так понравился Чингис-хану, что он велел отдать его на воспитание своей матери Оелен-эке. Та назвала его своим сыном и воспитывала как родного. Мальчику дали имя Шиги-Кутуку. К тому времени, когда Чингис-хан стал императором всех монголов, мальчик уже был взрослым человеком, весьма образованным и умным. Именно его Чингис-хан назначил верховным судьёй над монголами: «Теперь, когда я только что утвердил за собою все народы, ты будь моими ушами и очами. Никто да не противится тому, что ты скажешь. Тебе поручаю судить и карать по делам воровства и обманов. Кто заслужит смерть, того предавай смерти, кто заслуживает наказания, того наказывай, взыскивая с него. Дела по разделу имения у народа решай сам. Решения по всем делам записывай на чёрные доски, чтобы их закрепить и не изменять в дальнейшем». Шиги-Кутуку был одним из тех, кто активно вводил монгольскую письменность, переняв её у найманского государства Даян-хана; учителем Шиги-Кутуку был хранитель печати Даян-хана уйгур Тотатунга.
