Князь сделал знак трубачам — они задудели в свои трубы пронзительно и слегка вразнобой. И под эти резкие и тоскливые звуки войско тяжело тронулось с места. Двинулось, ускоряя ход.

Вышли в поле и сразу услышали ответные трубные завывания — и справа и слева. Противник словно оповещал, что заметил их и тоже готов к сражению.

Русские шли впереди единым строем. Половецкое войско двигалось позади, на расстоянии в сотню шагов, не пытаясь его сократить.

Владимир Рюрикович, видя оживление во вражеском стане, всё посматривал в сторону князя Мстислава — не будет ли от него какого-нибудь дополнительного приказа, который помог бы молодому князю убедиться в осмысленности происходящего? Новых распоряжений не последовало.

Доведя войско до середины поля, Мстислав Мстиславич, как и обещал, принялся делить русских на две силы.

   — Расходись, расходись, братцы! — закричал он. — Князь Владимир! Иди на ляхов, помогай тебе Бог!

Видя, что ничего другого делать не остаётся, князь Владимир Рюрикович повёл свой полк туда, где над войском противника колыхались знамёна с белыми орлами. Уже можно было разглядеть, что ляхи начинают встречное движение, по ходу растягивая свои ряды. Понимая, что их больше, они решили поступить со всей возможной простотой — сблизившись с противником, охватить его спереди и с боков, отрезав все пути, кроме отступления.

Мстислав Мстиславич, отделив свой полк, направил его в сторону венгерских знамён.

Половцы, всё так же сохраняя начальное отставание от русских, круто приняли вправо, вслед за полком Удалого, словно давая всем, кому это было видно, понять, что они отказываются поддерживать Владимира Рюриковича.

Без сомнения, ляхи увидели это и оценили — их движение навстречу смолянам ускорилось, и торжествующий победный вой понёсся над полем.

В полку Мстислава раздалось несколько недоумённых восклицаний. И в самом деле, всё выглядело так, будто князь Владимир брошен на произвол судьбы. Удалой резким окриком заставил всех замолчать.

Дальше он стал делать нечто совсем уж непонятное.

Справа от его полка, удалённый от венгерского войска, возвышался небольшой холм, поросший редкими кустами, этот холм ограничивал плоскую равнину. Если бы встать на этом холме, то можно бы увидеть перед собой, как на ладони, венгров, изготовившихся к отпору, а вдали — ляхов, всё ближе и ближе подходящих к полку Владимира Рюриковича.

Но встать на этом холме, с которого всё так хорошо видно, значило уклониться от сражения, бросив своего союзника. Тем не менее Мстислав Мстиславич именно туда повёл своих воинов, и вслед за ним потекли половцы.

Всё так же, не позволяя никому из своих выражать сомнения в происходящем, Удалой велел двигаться к холму как можно скорее; для этого ему пришлось даже покинуть место впереди полка, зайти в тыл и, грозя мечом, гнать недоумевающий полк, словно стадо. Ему повиновались: так страшен вдруг сделался князь.

У подножия холма, приказав всем подниматься на него и выстраиваться в оборонительный порядок, Мстислав Мстиславич подозвал к себе мечника Никиту. Сам же стоял и смотрел туда, где вот-вот должна была произойти сшибка Владимира Рюриковича с белым орлом.

   — Никитушка, — сказал он мечнику озабоченно. — Теперь на тебя моя надежда. Поезжай-ка ты к князю Владимиру. Если не успеешь и там уже бой начнётся, всё равно до князя доберись! И вот что ему передай. Он, поди, гневаться станет, а ты скажи: князь, мол, Мстислав всё видит, всё знает, как тяжело им одним. И передай, чтобы не очень крепко стояли. Понимаешь меня?

   — Что ж, сказать, чтоб бежал с поля? — удивлённо спросил Никита. — Он же меня мечом ударит, княже.

   — А ты скажи так, чтобы не ударил.

Мстислав Мстиславич был спокоен, и спокойствие его понемногу передавалось мечнику. Князь знал, что делал.

   — Зачем бежать? Не надо бежать. Не бежать, а скажи: пусть понемногу отступает. Главное, пусть у нас из виду скроется. И ляхов за собой утащит. Там, в бою, говорить-то больно недосуг, вот ты и придумай, как передать, чтобы сразу понял князь. Сделаешь?

   — Сделаю, княже. — Никита, кажется, начинал понимать, что задумал Мстислав Мстиславич.

   — Ну, а как сделаешь — назад возвращайся, — велел князь, и мечнику даже почудилось, будто суровый воин сейчас улыбнётся. — Да скорей возвращайся-то. Без тебя ничего начинать не станем.

Никита, нахлёстывая коня, помчался в сторону разгорающейся битвы. Странно, жутковато было ехать одному через широкое поле, чувствуя, что за тобой наблюдают тысячи глаз — и своих и чужих. Впереди уже началась сеча, слышался звон мечей, нестройные вскрики и испуганное конское ржание.

Навстречу Никите, оторвавшись от места схватки смолян с ляхами, торопился всадник. Свой, определил Никита.

Поравнявшись друг с другом, они придержали коней. Смоленский дружинник был взбудоражен, растерян. Левую руку держал на весу: наверное, успел получить пару ударов, прежде, чем его послали к князю Мстиславу, выяснить, в чём же дело.

   — Что вы там? — испуганно закричал на Никиту смолянин. — Что творите? Нас рубят, а вы что? Князь велел...

   — Поехали! — оборвал его Никита. — Мне к твоему князю и надо. Поехали, покажешь, где он.

Вдвоём ехать было веселее. Уже ясно различались враги — всадники, у которых за спинами было приделано нечто вроде крыльев. Белые перья, казалось, горели в лучах утреннего солнца, и Никита, чувствуя рядом шумное дыхание смоленского дружинника, вдруг словно забыл о поручении князя и страстно возжелал лишь одного — вынуть меч, ворваться в ряды противника и — рубить по этим самым крыльям.

Но он вовремя спохватился.

   — Где князь? — крикнул он смоленцу. — Куда ехать? Покажи!

Тот без разговоров подал знак: следуй за мной. И стал забирать влево, огибая дерущихся, заезжая своим в тыл. Проскакав немного за дружинником, Никита и сам увидел князя Владимира. Тот что-то сердитое кричал двоим совсем юным отрокам, видимо, прогонял их с поля. Никита узнал обоих: это были двое Ростиславов, племянники Мстислава Мстиславича. Они пытались протестовать, но видно было, что оба испуганы. Немудрено испугаться мальчикам в такой неразберихе!

Завидев подъезжающего Никиту, Владимир Рюрикович забыл про юных князей.

   — Что там старый князь думает? — заорал он. — Всех так погубит, всё войско! Почему не начинаете?

Никита приблизился. Оба Ростислава глядели на него во все глаза. Среди общей суматохи он поразил их своим спокойным видом.

   — Князь Владимир! — сказал Никита, подняв руку, словно останавливая порыв Владимира Рюриковича. — Погоди сердиться! Князь тебе слово велел передать.

   — Говори!

   — Он велел, чтобы ты, князь Владимир, не крепко бился. Отступай понемногу.

   — Почему это мне отступать? — Владимир даже ощерился.

   — Погоди, князь Владимир. Вам — ляхов за собой уманить. Подальше увести их отсюда. Понимаешь? Уведи ляхов туда. — И Никита махнул рукой в ту сторону, откуда сначала наступало всё войско. — Отступай, пожалуйста, князь Владимир. Он так велел.

Владимир Рюрикович смотрел на Никиту, смотрел — и вдруг всё понял. Он резко повернул коня и стал пробиваться в гущу своего полка. Оба Ростислава не решились последовать за ним. Они-то понимали только одно: враг превосходит числом и яростью, и если не отступать, то можно погибнуть. А погибать мальчикам, как видно, не хотелось.

Никита тоже стал разворачивать коня. Пора было возвращаться к своему полку.

   — Прощай, брат! — крикнул он смоленцу, который всё ещё стоял рядом и тоже, кажется, понял замысел Мстислава Мстиславича. — Прощай! Может, ещё свидимся!

И кинулся обратно через поле, к дальнему холму, казавшемуся отсюда совсем маленьким и невысоким.

Оглядываться было некогда. Венгерские стяги, поднимавшиеся над войском тёмной полосой вдали, отчётливо двигались. Значит, венгры, видя, что полк Владимира Рюриковича отступает, не выдержали и тоже пошли на своего противника. Следовало Никите торопиться, чтобы поспеть к князю до того, как начнётся самое главное. И встать у Мстислава Мстиславича за спиной, как положено телохранителю.