К тому же “неподалеку” — понятие тоже весьма относительное. Неделя пути — для кого-то немного, а кто-то и сдохнет в лесу.

— Зато никому не достанусь, — пробормотал Йен, — ни Хранителям, ни Охотникам. Буду самодостаточным. Сам убьюсь.

И будто в подтверждение собственных слов ударился лбом о висящую над дорогой ветку. Выругался шепотом и остановился. Разговоры в дороге, даже с самим собой, отвлекают и дезориентируют. А он и так дезориентированный, дальше некуда.

И не просто потому что совершенно не понимает, где находится.

А потому что все происходящее - какой-то бредовый ночной кошмар. А сам он стал кошмаром для всех вокруг. Он, конечно, и раньше был не сахар, но так явно и дружно его еще убить не хотели. Даже Рэй теперь наверняка хочет. Хотя как раз Рэю-то это должно принести облегчение: Рэй любит, когда все ясно. Ему всегда тяжело давались конфликты с участием Йена - трудно было определиться, на чьей он стороне. А от неопределенности Рэй еще больше хмурился и мрачнел.

“Теперь хоть порадуется, - подумал Йен. - Может, он такой злой был, потому что я ему все принципы путал”.

Рэй ведь, идиот, если взвалит себе на плечи ответственность за кого-то - будет тащить ее до конца. Даже если еще в начале пути поймет, что взвалил что-то не то. А тут - такое облегчение. Йен теперь никакой не Йен, а страшный зверь. И тут уж определиться проще простого. Потому что никакого Йена больше нет.

— А я здесь, — процедил он сквозь зубы. — Вот он я.

Остановился, вскинул голову и с ненавистью заорал в небо:

— Вот я! Здесь! Слышите?!

Мир перед глазами пошатнулся, Йен зажмурился, придержался за дерево, помотал головой, выдохнул. Задумчиво уставился вперед и отметил:

— Молодец, высочество. Совсем не привлекаешь внимания. Со-вер-шен-но.

И сделал еще шаг вперед. Ноги отказывались идти, но Йен пока еще мог ими управлять.

— Слышишь, ты, — прошипел он, обращаясь к тому, который жил внутри. И прекратил повторять бессмысленное слово “ошибка”. Какая-то дрянь там была, сидела в нем. Еще большая дрянь, чем он сам.

— Как мою жизнь внезапно разрушать, так ты у нас главный. А как по лесу идти — то мне? — и процедил. — Выползай, сволочь! Если ты не заметил, я тут нас двоих тащу. Выходи. Вы-хо-ди!

Но зверь так и не вышел. Ирхан тоже вскоре спрятался. И Рихан на этот раз не соизволила выглянуть.

"Естественно, - мрачно думал Йен, - мне ведь уже не надо пролететь незамеченным на фоне темной скалы. Теперь и поспать за тучей можно, да, гадина?".

Он злобно покосился в небо, потому слишком поздно заметил очередную корягу на пути. Нога зацепилась за нее, он рухнул навзничь. Полежал немного, уткнувшись носом в сухую землю, собрался с силами и вытащил из-под коряги сапог. Перевернулся на спину и раскинул руки в стороны, глядя на звезды. Те слабо мерцали сквозь тонкие тучи. Самую толстую забрала себе их хозяйка. Небо здесь было не такое, как над Дааром. Небо было далеким и мутным. Может, потому здесь не летали виверны — до неба слишком далеко.

— Неплохо прилегли, да? — спросил он у притаившейся внутри дряни. — Грациозненько. Ты пока посторожи тут, а я…

Не договорил, зевнул вместо этого и позволил тяжелым векам сомкнуться. Сверху равнодушно помигивали далекие зведы. Ночные птицы выводили серенады, но ему наконец было плевать — он устал так крепко, что даже с нынешним чутким слухом не слышал больше ничего. Не обращал на шумы внимания.

Только разобрал напоследок, что где-то вдали завыли волки.

Последней мыслью перед тем, как окончательно провалиться в сон, было: “Не тронут. Свои”.

На третий день Нивен соорудил из досок настил у верхушки дерева, на пересечении двух толстых ветвей. И почти все время проводил теперь там. Он не успел проверить карманы своего покойного напарника. Да и не факт, что в этих карманах что-то было. Может, он и впрямь собирался подстраховать. А может, где-то там, за пазухой до сих пор лежал желтоватый кусок пергамента с выведенным на нем: “Нивен”.

Нивен не знал. Но привычно предпочел перестраховаться.

В первый ден‍ь он отправил ворона Бордреру. Краткое послание гласило: “Пос‍ылка доставлена. Новый сосед ушел”. Согласно протоколу, через несколько дней — два, пять, максимум десять, тут всё зависит от погодных условий — ворон должен был вернуться с ответным посланием, в котором простеньким шифром будет указано, где, у кого и когда Нивен получит оплату за проделанную работу. А пока ворона не было, Нивен занялся досками.

Ворона не было неделю. Запасы воды заканчивались, еда закончилась еще сутки назад, а Нивен понемногу свыкся со своим настилом. Даже лук откопал из тайника и перетащил туда. И теперь, лениво развалившись на досках, игрался ножиком, подбрасывая его вверх и наблюдая за полетом: несколько оборотов вокруг оси — и тяжелая рукоять снова в ладони.

А еще ножик красиво поблескивал в свете Рихан — хозяйки ночи и звезд. Благодаря тому, что следил за полетом ножика, Нивен заметил, как в небе беззвучно мелькнула черная тень, заслонив на мгновение свет.

Он схватил рукоять падающего ножа, вскочил и вжался спиной в ствол дерева. Черные тени в небе над его хижиной, да еще и такие огромные, да еще и в такой час — не к добру. Потом услышал людей. Они шли тихо, крадучись. Окружали.

“Вот и всё, — подумал Нивен, — за мной пришли”.

Проговорил про себя. Констатировал факт, еще до конца не осознав. А когда осознал — сердце стало колотиться так громко, что Нивену показалось, будто сейчас его засекут все скопом. И эти, с земли, и те, с неба.

Худшие опасения, в которые сам толком не верил, подтвердились. За ним идут. Его окружают. Очевидно, не ‍для того, чтобы передать письмо лично, потому что у них ворон‍а заболела.

Нивен пытался забить внутренним монологом дрожь в руках и гулкие удары сердца. Но сердце было громче. И с каждым ударом ему слышалось слово. “Всё, — говорило сердце, — всё. Всё”.

Он один теперь. А на него вот-вот обрушится последнее, что у него было. Единственное, за что держался, и что держало его. Орден Чистильщиков Нат-Када. И это последнее поперло против него. Поперло со всех сторон — даже с неба.

Черные тени неслышно снижались, и Нивен уже разобрал, что они из себя представляют. Химеры — мертвые тушки животных, подконтрольные колдуну. Или даже нескольким колдунам — Нивен насчитал трех летунов. И насколько он знал все эти колдовские штучки — а знал он их хорошо — контролировать сразу троих, еще и на большом расстоянии под силу лишь мощным чародеям.

Химеры ходили кругами — пока только наблюдали. Понемногу снижались, и когда тень в очередной раз мелькнула над головой, Нивен наконец рассмотрел, что за тварь она из себя представляет.

По его душу прислали тройку мертвых грифонов. Это если не считать четверых людей снизу. А не считать людей было бы ошибкой: за ним пришли Чистильщики. Почти такие же нелюди, как он сам.

Запахло смолой.

Воздух у поляны со свистом пронзили горящие стрелы, пущенные с четырех сторон. Вонзились в хижину. Та вспыхнула, и люди медленно, осторожно шагнули на поляну.

“Так, — сказал про себя Нивен, — возможно, этих я слегка переоценил”.

На фоне полыхающей хижины они были видны, как на ладони, все четверо.

Нивен вскинул лук и запустил, подхватывая с досок, одну за другой три‍ стрелы. Те запели в воздухе и впились в жертв. Д‍вое рухнули мертвыми, третьего — только ранил, то ли в плечо, то ли в спину: тот успел понять, что происходит, и прыгнуть в сторону.

Четвертый человек нырнул в кусты, но Нивену было уже не до него — на него, сложив крылья, камнями падали химеры.

И это было куда страшнее.

Он и с одной-то не представлял, как справиться. А тут целых три. И каждая — вдвое больше человека, Нивена — и подавно. Крылатые, когтистые, мощные твари. Черт, да Нивен даже не знал, где у них болевые точки. Есть ли у них болевые точки? Куда их вообще бить?