— Англичанка — хитрая бестия,— вступал в обсуждение другой мужик. — У нее всё ладно получается.
— Хитроумная. Это уж точно. Она и обезьяну, говорят, выдумала, — подхватывал разговор третий собеседник.
Слушая мужиков, Павка так прямо всё и понимал: и что письма по воздуху, как птицы, летают, и что обезьяну просто взяли и придумали где-то за морем, в Англии. И вообще ему казалось, что всё на свете можно придумать, только для этого нужно иметь особую волшебную силу.
Но не меньше любил Павка подслушивать беседы учителя арифметики с его дружками. К сновицкому семинаристу часто приезжали в гости приятели из Владимира. Забравшись в поповский сад и притаившись где-нибудь в кустах, Павка прислушивался к непонятным речам. Семинаристов волновали обычно те же события, что и мужиков. Только объясняли они их совсем по-другому, путано и непонятно. Ушам своим не поверил Павка, услышав, что английская почта — это такое же электричество, как и молния. Семинаристы не отрицали того, что письма в Англии летают по воздуху. Но они говорили, будто письма эти совсем невидимы. Как же так? Писем не видно, а молния сверкает ярче даже, чем солнце. Что же такое электричество? Может, это просто выдумка? А может, оно и есть волшебная сила?..
Минуло три года. Когда Павка поступал в сновицкую школу, день окончания ее казался ему страшно далеким. Но время пролетело незаметно. Зимой не давали скучать книги, без которых Павка теперь не представлял свою жизнь. Весной, летом и осенью наваливалась самая разная работа: огород, дрова, сено. В общем, Павка без дела не сидел.
Несмотря на стычки с учителем закона божьего, школу Павка окончил на все пятерки. Больше всех успехам внука радовался Андрей Никитич. Дрожащими руками принял он от Павки справку об окончании церковноприходской школы. Повертел ее перед глазами и, не выпуская из рук, заставил Павку читать. Потом дед запрятал справку на дно сундука, ключ от которого носил всегда при себе...
На следующий день Павка помогал деду ремонтировать изгородь. Они работали молча, каждый был занят своими мыслями. Павка размышлял о том, что хорошо бы осенью опять пойти в школу. Ведь еще столько оставалось неизвестного, столько загадочного. Учитель арифметики сказал на прощанье Павке: «То, что ты узнал, Шмаков, только первый шаг. А откровенно говоря, ты еще почти ничего не знаешь. Тебе дальше учиться надо. Поезжай-ка ты, парень, в город». Павка с радостью бы отправился учиться в Москву, но разве это от него зависит? В конечном счете, всё решать будут дед и отец.
Словно угадав Павкины мысли, дед положил топор, выпрямился и спросил:
— Хочешь учиться в Москве?
Павка растерялся и от самого вопроса и оттого, что дед разгадал его мысли. Он не сообразил, что Андрей Никитич всё это время тоже думал о будущем своего внука.
— Чего молчишь? Отвечай, когда спрашивают, — дед ласково посмотрел на Павку.
— Хочу, — еле слышно прошептал тот.
На том их разговор и окончился...
Перед самой троицей неожиданно возвратился из Москвы отец. Таким веселым Василия Андреевича дома давно не видали. Он привез гостинцы детям, подарки жене и старикам.
Павке отец подарил башмаки.
— Смазывай салом и готовься в дальнюю дорогу,— улыбнулся он, протягивая сыну подарок.
— Куда это, батя?—полюбопытствовал Павка.
— В Москву, учиться. Я, брат, получил хорошую работу. Сторожем на большом заводе устроился. Заработок мне неплохой положили, теперь хватит и на твою учёбу. Да ты и сам, поди, уж не маленький, скоро сможешь зарабатывать. Так что собирайся в Москву...
Уходили они рано утром. Спали Сновицы, только петухи начали свою утреннюю перекличку. Вся семья пошла проводить их до дороги. Прощались у околицы. Плакали мать и бабка Евфросинья, притихла сестра. А дед, прижав внука к груди, сказал:
— Учись, Павел. Я уж тут без тебя сам с хозяйством управлюсь. Учись, внучок.
И зашагали они вдвоем по пыльной дороге, отец и сын Шмаковы. По дощатым мосткам перешли Со-дышку. Долго оглядывался Павка. Но вот родное село скрылось из виду. Село, где прошло детство, где родились мечты. Впереди—новая, неведомая жизнь.
Москва не заметила появления Павки Шмакова на своих улицах. Ни один из прохожих даже не повернул в его сторону головы.
Таких, как он, деревенских подростков, в стареньких пиджаках, в холщовых брюках, в истоптанных, запыленных башмаках, в то время можно было встретить на улицах Москвы на каждом шагу. Они шли сюда из глухих деревень в поисках работы, со слабой надеждой поступить в ученики к какому-нибудь мастеровому. Да и кому могло тогда прийти в голову, что беловолосый деревенский парень, с котомкой за плечами, крепко вцепившийся в отца, чтобы не затеряться в огромной толпе пешеходов чужого города,— будущий знаменитый ученый?
Поселились они в старом каменном доме. Им сдали маленькую сырую каморку в подвале, — оконце вровень с землей. Поприличнее комната была отцу не по карману.
Дом их стоял неподалеку от Устьинского моста, там, где Яуза впадает в Москву-реку. Отсюда и начал свое знакомство с Москвой Павка. Сначала он обследовал ближние улицы и переулки. Потом стал уходить всё дальше и дальше. Трудно привыкал он к Москве. Огромный незнакомый город порою пугал его, и тогда Павке хотелось домой, в маленькие Сновицы, в родную избу.
Но вот отец записал Павку в городское начальное училище. Павка повеселел. В школе ему всё нравилось: и большие классы, и длинные ряды парт, и то, что в классе так много учеников, и то, что на каждый урок приходил новый учитель. Он и не предполагал, что существует столько разных наук. Кроме арифметики и русского Павка изучал теперь географию, историю, литературу. Часто на уроках вспоминал он сновицкую школу и своих первых учителей. Теперь бы он мог помучить вопросами батюшку. Ох, и почесал бы злой батюшка затылок от этих вопросов!
Учился Павка с увлечением. Особенно он полюбил историю и географию. Павка забывал обо всем на свете, когда учитель истории рассказывал о древних римлянах, о бесстрашном Спартаке, об египетских пирамидах. Он жадно читал. Бывало, закрутит фитиль в керосиновой лампе, чтобы не мешать отцу спать, и просидит за книгой до утра. Книги открывали перед ним незнакомый мир. Он узнал о далеком предке бумаги— папирусе, об изобретении пороха и компаса. Книг у Павки теперь было много, учитель истории записал его в Тургеневскую библиотеку. Эта библиотека находилась по пути к брату, и всякий раз, когда Павка отправлялся в гости к Петру, он заходил менять книгу.
Были у Павки и свои собственные книги. Отец выдавал ему на день по пять копеек. Это было на всё: на еду, на конку, на чернила и на книги. Но Павка распределял деньги иначе: он ходил пешком, его дневной рацион часто состоял лишь из ломтя хлеба с солью, но зато на книгах он не экономил. Он даже накопил небольшую библиотечку о путешественниках. Павка мечтал стать путешественником, надеялся когда-нибудь отправиться в далекие страны...
Забегая на полстолетия вперед, скажу, что мечта его сбылась. Павел Васильевич Шмаков побывал во многих странах мира, в том числе и в далекой Америке. Разумеется, это были не странствия путешественника, а научные командировки ученого. В его распоряжении был не парусный фрегат, а новейшие океанские и воздушные лайнеры...
Однажды после урока Павку подозвал к себе учитель географии. Ему полюбился этот белобрысый деревенский паренек. Иногда учитель даже ловил себя на том, что рассказывает он не всему классу, а большелобому Павке, который, затаив дыхание, следит за кончиком передвигающейся по карте указки.
— Хочешь послушать Обручева? — спросил учитель.
— А кто такой Обручев? — смущенно спросил Павка.
— Знаменитый путешественник и ученый. Сходи послушай. Советую.
При слове «путешественник» у Павки загорелись глаза. Учитель протянул ему билет в Политехнический музей.
С тех пор Павка старался не пропускать ни одного бесплатного воскресного чтения в Политехническом музее. Он слушал здесь Нансена и Обручева. Часами бродил по залам музея. Когда кругом никого не было, он, робко озираясь по сторонам, кончиками пальцев дотрагивался до макетов петровских кораблей, сверкающих маховиков паровых машин, до причудливых физических аппаратов.
