Однажды Женя с родителями ещё поехал в Анапу, просто так, отдохнуть в пансионате. Сходил к своему старому дому. Но черепахи из детства во дворе уже не было — на ее месте стоял коммерческий магазин.

Со временем голубое стёклышко из черепахового панциря стало Жене Никитину талисманом. И когда в институте учился, и когда за будущей женой ухаживал, и когда в комсомоле работал, карьеру делал, и в Москве, когда дела разруливал с серьёзными людьми — везде оно было рядом и подсказывало, как лучше.

На выборах, конечно, тоже талисман помог. Перед тем, как. баллотироваться куда-то — а выбираться ему пришлось не раз и не два — Евгений Васильевич всегда «советовался» со стёклышком. Теперь он делал так: стёклышко в руке зажимал, закрывал глаза, представлял черепаху. Спрашивал, что было нужно, и считал про себя до десяти. Если ответ был «да», то с черепахой за это время что-то происходило. Например, она могла превратиться в воробья, вспорхнуть и улететь. Или захохотать беззвучно, выпучив глаза. Или разлиться ртутной лужицей. Это значило «да». А могла просто присутствовать на внутреннем экране и совсем не меняться. Это значило «нет». Такой вот нехитрый способ принятия решений был у студента, потом у комсомольского работника, потом у высокопоставленного сотрудника властных структур, потом у депутата к, наконец, у Президента Евгения Васильевича Никитина. И ему везло. Подсказки срабатывали с завидным постоянством. Карьера шла вверх, любимая девушка стала невестой, а потом и верной женой, два сына подрастали…

Только настоящей черепахи всё равно не хватало. Опоры не было. Твёрдой, настоящей опоры для принятия решений. С годами Евгений Васильевич уже начинал сомневаться, а была ли та, детская, черепаха на самом деле? И только голубое стёклышко оставалось доказательством того, что это ему не приснилось.

И вот — Сачава, набережная, правительственная дача, и опять фигуры животных, осьминог, кит… А черепахи нет.

Этот Саша, ландшафтный дизайнер, понятливый паренёк оказался. Что ценно — не болтливый. Никитин не стал разговаривать с ним в доме, позвал прогуляться. Здесь, на берегу, конечно, тоже всё просматривалось. Президент легко угадывал, где, скорее всего, прятались камеры и жучки. Но если идти у самого моря, по гальке, то за шумом прибоя не так просто было что-то расслышать. Не то, чтобы его просьба к дизайнеру была какой-то сверхсекретной государственной тайной. Но это была его личная тайна, и ему не хотелось делиться ею с теми, кто сидел по ту сторону микрофонов и камер.

Ландшафтный дизайнер Саша шёл рядом с Президентом и молча ждал.

— Красиво… — проговорил, наконец, Никитин.

— Да, — согласился Саша.

— Вот тут… — Президент быстро протянул дизайнеру маленький бумажный свёрток. — Ты, Саша, это как-нибудь приспособь к черепахе.

— Хорошо, — просто сказал Саша и незаметно положил свёрток в карман.

Никитин ждал дополнительных вопросов, но их не последовало. Саша просьбе не удивился и даже никак не изменился в лице. Никитину это очень понравилось. Совсем не хотелось ничего объяснять.

— И… не говори никому. Не надо.

— Хорошо, — опять сказал Саша. — Я могу идти?

— Да, спасибо.

Президент неопределённо обвёл рукой весь огромный кусок берега, огороженный высоким забором с колючей проволокой.

— Хорошая работа, Саша!

Молодой человек улыбнулся, повернулся и пошёл по дорожке к воротам.

«Железный парень. Надо его к себе в Москву потом перевести».

…Прошло чуть больше семи лет. Заканчивался второй срок президентства. Много важных и сложных вопросов Евгений Васильевич Никитин решил за это время. С самыми сложными и важными он всегда ездил к черепахе. И наплевать ему было на мнение аппарата и на прозвище «Дачник». Он отвечал за страну и рисковать не мог.

Теперь черепахе было гораздо легче помогать Жене Никитину. Не приходилось растекаться лужицей и превращаться в воробья, достаточно было просто лежать возле дорожки, посыпанной гравием, и сверкать на черноморском солнце голубым прозрачным глазком, отвечая Евгению Васильевичу, когда нужно, «да» или «нет». Надо заметить «нет» практически не звучало. А всё потому, что с годами Никитин научился правильно формулировать вопрос. «Если я прав, — говорил мысленно, — то я досчитаю до десяти, и с черепахой ничего не случится. Если не прав — что-нибудь произойдёт». Что могло произойти с бессловесной фигурой, выложенной из морской гальки здесь, на строго охраняемой, почти безветренной территории с мягким климатом, аккуратно подстриженным газоном и строгим указанием обслуживающему персоналу ни в коем случае не попадаться на глаза первому лицу государства, не мешать ему дышать морским воздухом, оздоравливатъся и размышлять о судьбе страны. Ничего, как правило, с черепахой не случалось. Евгений Васильевич утверждался в своих самых неожиданных решениях и со спокойной совестью уезжал в Кремль, вершить историю. Да, иногда он поступал вопреки мнению министров и советам советников. Но черепахе Президент доверял больше, чем советникам и министрам. Министров он знал недолго и плохо, а черепаха не обманывала его уже шестьдесят лет.

На этот раз Президент шёл к черепахе по очень серьёзному поводу. Ему предстояло принять, наверное, самое важное решение за всю его многолетнюю работу на высшем посту. Надо было назвать имя преемника.

Шилов или Мыльников? Мыльников или Шилов? Как бывало уже не раз и не два, ему настоятельно рекомендовали Мыльникова. Силовик, кадровый офицер, порядочный и дисциплинированный, проявил себя и там и сям. И лидерские качества у него незаурядные, и харизма. А Шилов… Кто его знает, этого Шилова? Тёмная лошадка. Бизнес у него какой-то мутный был в начале перестройки. Работал на периферии, столичных кадров не знает. Ну, да, идеи высказывает любопытные, но этого мало. Хотя… Чем-то же этот Шилов Президента зацепил. Почему-то он выдернул провинциального бизнесмена после поездки по регионам в столицу. Проникся доверием, почему-то. Почему-то подумал, что много пользы может принести стране этот Шилов. Только Президент почему-то один так считал.

Так Шилов или Мыльников?..

…Министр иностранных дел прокашлялся:

— Ну-ну… Что думаешь, Степан Гаврилыч?

— Не знаю. Может быть, у него там место силы какое-нибудь? Как у этого… Кастаньеды.

— Николай, еще раз просмотри там, ладно? Сам лично посмотри. Для меня. Черепаху эту по камушкам простучи. Должен же я понять, в конце концов, почему он там опять стоит!.. Не нравится мне это. Сейчас Дачник должен преемника назвать. С Мыльниковым уже всё согласовано, проговорено. Три совещания провёл, три! И везде все в один голос ему рекомендовали Мыльникова.

— Конечно! На него все завязки. Люди ждут, у людей дела стоят, деньги стоят. Пока не назовёт, не хотят тему двигать.

Не хотелось бы, конечно, чтобы что-то изменилось. А, Фёдор Фёдорович?

Министр иностранных дел похрустел костяшками пальцев.

— Вот что, Николай, а ты можешь как-нибудь Никитина с этого места сейчас отозвать? Отвлечь? Ну, хоть срочным звонком каким.

— Вообще-то он не любит, когда его на прогулке беспокоят. Даже сотовый с собой не берёт…

— Ну, для меня, а?

Начальник охраны вздохнул, оглянулся на министров.

— Ладно, попробую.

«…Всё, это в последний раз. Так нельзя. Такая ответственность, а я… В последний раз! Если сейчас с черепахой ничего не случится, то Мыльников, — Президент Евгений Васильевич Никитин зажмурился, досчитал до десяти и резко повернулся к черепахе с прозрачным голубым глазком, проговорив мысленно: — Мыльников: да или нет?..»

Выбежавший из-за кустов запыхавшийся офицер споткнулся о сосновый корень и рыбкой полетел прямо на черепаховый панцирь. Тут же вскочил, одёрнул куртку:

— Виноват, Евгений Васильевич! Вас к телефону срочно!

«…Значит, нет».

Президент кивнул и уверенно направился к главному корпусу правительственных дач.