Танец Все — от винта! Я начинаю танец. И вот уже душа моя легка, И яростно-слепой протуберанец Выплёскивает из-под каблука. Мне безразлично, кем была вчера я, Чем станут завтра кровь и плоть моя, И я пляшу, кружась и замирая, В пульсирующем ритме бытия. Сгорает на лету земное бремя, Долги, заботы, память и печаль. И я пляшу, закручивая время С пространством — в напряжённую спираль. Но вечности тончайшая иголка Насквозь пронзает эту круговерть, И я пляшу — на углях, на осколках, Живым огнём отпугивая смерть. «Прости, классическая Муза…»
Прости, классическая Муза, Прости, Поэзия сама: Поэт для общества — обуза. Его не кормят задарма. Его начальство терпит еле, В его карманах — ни шиша, В его весьма нетрезвом теле Горит и корчится душа. Спешат замордовать поэта И мелкий бес, и крупный гад, И тихо булькающий в Лету Трудолюбивый бюрократ. Лететь Поэту шалой искрой В дыму житейского костра — Его погубят карьеристы И кандидаты в доктора. Но ты, о чистокровно-нервный, Мой вечно-яростный Пегас, Тебя запрягшим, уж наверно, Копытом зафигачишь в глаз. Но ты, о Кифаред могучий, Сквозь тьму, сквозь мертвенную тишь Стрелой разящей и певучей Ты за поэта отомстишь. «Думал — Дед Мороз приходит к детям…» Думал — Дед Мороз приходит к детям, Оказалось — дяденька за деньги. Думал — это крылья вырастают. Оказалось — уровень гормонов. Думал — это минимум до гроба. Оказалось — на год не хватило. Думал — потерпеть ещё немного, Оказалось — минимум до гроба. Думал, что выходит на свободу, Оказалось — в камеру другую. Думал, прямо к Богу постучался, Оказалось — адресом ошибся. Думал — вот без этого уж точно Жить нельзя. А оказалось — можно. Думал — выжил!.. Ну, теперь-то можно… Оказалось — время жизни вышло. «Любовь, что движет Солнце и светила…» Любовь, что движет Солнце и светила, Меня таки однажды посетила. Оставшуюся после благодать До самой смерти мне не расхлебать. «Муж многоумный решил в вечность пробраться украдкой…» — Чтобы попасть в вечность, надобно иметь учеников. — Да, и, по возможности, каждый день. Из разговора Муж многоумный решил в вечность пробраться украдкой, Много извёл он чернил, бумаги попортил вотще. И, вдохновлённый вполне, научную школу возглавив, Сколь позволяло здоровье, учеников он имел. Силы истратил в борьбе, задолбал до хренищи народу, И, наконец, отошёл, в лаврах и званиях весь. И, рассыпаясь во прах, в небытии растворяясь, Всё же услышать успел вечности гулкий зевок. Вещь в себе Он ничего не мог с собой поделать, Он в поисках себя сбивался с ног, Он озверел, ему всё надоело, Он места отыскать себе не мог. Однажды он с собою был в разлуке, И, видимо, назло своей судьбе Решил себя взять в собственные руки, Но вскоре стал противен сам себе. Тогда он вышел из себя и сразу Поднялся над собой и так завис, Но сила притяжения — зараза — Его достала и стянула вниз. Он огорчился, но не растерялся, В себя надумал было заглянуть, Но расхотел и с силами собрался, Чтобы враз через себя перешагнуть. И он шагнул спокойно и упрямо, Подумав: «На войне как на войне!», Но вдруг споткнулся, наступивши прямо На горло песне, собственной вполне. Придя в себя, он со своей судьбою Не спорил больше — всё прошло, как сон. В себе он разобрался и собою Остался, в общем, удовлетворён. «Я на левое ухо — Бетховен…» — Извините, я немного Бетховен на это ухо. — Хорошо, что не Ван Гог. Из разговора Я на левое ухо — Бетховен, А на правое ухо — Ван Гог. И герр Питер средь разных диковин Меня б заспиртовал, если б мог. Но сравнения падают в лузу, Словно шарики. Так, например, Я на правое око — Кутузов, А на левое — явно Гомер. Я — Маресьев на левую ногу, Хоть ты смейся, пожалуй, хоть плачь. А на правую ногу, ей-богу, Я — Джон Сильвер, искатель удач. И без всякого газа и флёра Я скажу, чтоб прошибла вас дрожь: Я на левую руку — Венера, А на правую — Нельсон. Так что ж? Что там уши да очи — взгляни-ка: Я на самом-то деле, увы, — Просто Самофракийская Ника В отношенье своей головы. |
