«Не печалься, душа. Среди русских воспетых полей…» Не печалься, душа. Среди русских воспетых полей И чухонских болот, пустырей обречённого града Ничего не страшись. О сиротстве своём не жалей. Ни о чём не жалей. Ни пощады не жди, ни награды. Нас никто не обязан любить. Нам никто ничего В холодеющем мире, конечно, не должен. И всё же, Не печалься, душа. Не сбивайся с пути своего, Беспокойным огнём ледяную пустыню тревожа, Согревая пространство собою всему вопреки, Предпочтя бесконечность свободы — законам и срокам, На крыло поднимаясь над гладью последней реки, Раскаляясь любовью в полёте слепом и высоком. «Есть города, похожие на сон…» Есть города, похожие на сон… К. Паустовский Есть города, похожие на сон — Пыль на камнях плотней и мягче фетра. Сухой чертополох звенит, и ветром По дремлющим дворам разносит звон. Там время не струится, не течёт, Но истекает медленно и тонко, И ракушек осколки средь щебёнки Хрустят — и все шаги наперечёт. Там в сумерках сгустившаяся синь Пульсирует у стен и в окнах тонет, И морем пахнут детские ладони, И горечью — бессмертная полынь. Есть города, похожие на сон. И в этом сне я вновь листаю даты И улицы, которыми когда-то Брела. Но не запомнила имён. В Варшаве Сидя в скверике на углу Рыцарской и, кажется, Пекарской, слушаю, как падают листья. Рядом со мной белый кот, полный достоинства, я бы сказала — шляхетный, щурит медовые очи, мурлычет: «И это пройдёт…» Я закрываю глаза, и мгновения чёрными кошками перебегают мне жизнь. Возвращение И вот однажды я вернусь домой, И не узнаю дом. Да нет, едва ли… Ведь не такие царства погибали. Другие… Не такие… Боже мой! — Я прохожу во двор сквозь пустоту Безвременья, средь декораций дома, В котором всё до мелочи знакомо: Вот окна, где герань всегда в цвету, Вот лестница… Но как она кружит! И в номерах квартир — неразбериха… И непонятно, где тут вход, где — выход, Куда ведут все эти этажи. Вот циферблат в футляре-кожуре И непреклонность римских цифр литая, Пятно на потолке, как запятая, И трещины неровное тире. Но стрелки на часах — они дрожат, Вгрызаясь в бесконечность, будто свёрла… А воздух, что со свистом входит в горло, Так холоден и до предела сжат. И каждый новый маятника взмах Свободней предыдущего и шире, В часах настенных тяжелее гири, И тяжелее гири на весах. И бьют часы. И снова в пустоту Я, взвешенная пристально и честно И найденная слишком легковесной, Лечу и исчезаю на лету. Кукла
Меня сынишка дёрнул за рукав: «Гляди, плывёт!» По Карповке и правда Плыла с нелепо задранной ногой Пластмассовая сломанная кукла… Вода и кукла. Где же я могла Такое видеть? Или, может, слышать? Я вспомнила лишь к ночи. Да, конечно, Рассказывала бабушка, когда Была я лишь немногим старше сына О том, как с дочкой, с матерью моей Их вывозили осенью на баржах Из города блокадного. Они Не ведали — куда, не понимали, Зачем так срочно нужно уезжать, Тем паче — плыть по Ладоге осенней, Холодной, серой… А на полпути Их начали бомбить. И, сидя в трюме, Они разрывы слышали и плеск Воды за невозможно-тонкой стенкой И видели в колышущейся тьме, Как шевелились губы у старухи, Казавшейся ещё темнее тьмы. И женщины, не верящие в Бога, Пытались вспомнить древние слова Молитв, услышанных в далёком детстве. Когда налёт окончился, они, На палубу поднявшись, увидали Две баржи — только две из четырёх. А на воде качались чемоданы, Узлы, какой-то мусор. И ещё — В нарядном платье — новенькая кукла. Я вздрогнула: такою тишиной, Таким покоем комната дышала. Полуночи хрустальные весы В прозрачной тишине едва дрожали. И, словно в чашечке весов, мой сын, Калачиком свернувшись, безмятежно Посапывал. «В переходе метро, в многоногой, плечистой…» В переходе метро, в многоногой, плечистой, Монолитной толпе о футляр чей-то грош Тихо звякнул. Мелодия резко и чисто Вскрыла память, как вену — отточенный нож. Это «Yesterday». Так одиноко и слепо Выдувал её — помнишь — какой-то флейтист, И перо на старушечьей шляпке нелепой Перед нами мелькало, как сорванный лист. Больше чуда — всегда — ожидание чуда, Где влюблённость страшится законченных фраз… Как была я уверена, что не забуду. И забыла. И вспомнила только сейчас. Оглянулась — и вдруг показалось, что мимо Промелькнуло и скрылось седое перо, А мелодия «Yesterday» неугасимо Всё звучит и звучит в переходе метро. |
