«Я брела наугад, ошибалась и в кровь расшибалась…» Да никто не дерзнёт сказать, что Ненавидимы мы Богом! Да не будет! Повесть временных лет Я брела наугад, ошибалась и в кровь расшибалась, Каждый раз успевая урок предыдущий забыть. Я пыталась исполнить хотя бы несложную малость: Не скулить по-собачьи, а также по-волчьи не выть. А ещё — не хулить даже самым изящнейшим слогом Землю, время, судьбу, что даются один только раз, И не верить, коль скажут, что мы ненавидимы Богом, И не верить, коль скажут, что Он отвернулся от нас. «Всё спокойней, ровнее и тише…»
Подари мне ещё десять лет, Десять лет, Да в степи, Да в седле. В. Соснора. «Обращение» Всё спокойней, ровнее и тише Дышит полдень, и, солнцем прошит, Сизоватый бурьян Прииртышья Под копытами сухо шуршит. А каких я кровей — так ли важно Раскалённой степной синеве… Голос резок, а песня — протяжна, И кузнечик стрекочет в траве. Ни друзей, ни далёкого дома — Только стрёкот, да шорох, да зной. Без дорог за черту окоёма Седока унесёт вороной. Бросить повод, и руки раскинуть, И лететь, и лететь в никуда — Затеряться, без имени сгинуть, Чтоб — ни эха, и чтоб — ни следа. Вот я, Господи, — малая точка На возлюбленной горькой земле, И дана мне всего лишь отсрочка — Десять жизней — в степи и в седле. Инвалид Никто не знает, был ли он в Афгане, В чужих горах глотал чужую пыль, А может быть, по пьяни и по дряни Свалился под шальной автомобиль. Нет разницы… Так будем здравы, братцы! Нам некогда. Мы, взглядами скользя, Шагаем по стране, где зарекаться Ни от сумы, ни от тюрьмы — нельзя. Тутанхамон Вырезан из старого журнала Образ, а всего вернее след Образа. Но я тебя узнала — Что для нас с тобой пять тысяч лет? Что цари, династии, эпохи? Просто слишком долгий пёстрый сон. Времени засушенные крохи Не насытят нас, Тутанхамон, Никогда. И оттого так строги Наши лица. Посох власти сжат В тонких пальцах. Каменные боги Память неотступно сторожат. Всё исчезнет, чтоб вернуться снова Сквозь немую боль и смертный страх — Взмах руки, сорвавшееся слово И улыбка на твоих губах. Святой Борис Качнулись в сёдлах каменные спины — Отспорив, отшумев, угомонясь, Уходит недовольная дружина. И что теперь ты будешь делать, князь? Беги, Борис! Испуганною птицей Лети за горизонт, на край земли. Часы идут. Земное время длится И рвётся под копытами в пыли. Дрожат и наливаются неслышно Минуты, словно капли на весу… О Господи! Среди живых я — лишний, Но кто из нас войдёт с Тобою в суд? Оправдываться — тщетная затея, Коль Сам Ты не отпустишь мне долги… Толкаясь и от трусости потея, В шатёр уже врываются враги. О Господи! Услыши и помилуй, На миг один открой Свои пути, И если я ослабну — дай мне силы До губ дрожащих чашу донести. Чтоб, к жизни пробудясь в смертельной ране, Расправив изумлённые крыла, Бессмертия глубокое дыханье Душа перед полётом обрела. К портрету Чезаре Борджа Беззаконный гордец, воитель, Соблазнитель и отравитель, Не щадивший ничью обитель, Всё смешавший — честь и позор. Руку — на рукоять кинжала: Вырвать с корнем дурное жало Клеветы!.. Только правды — мало, И ведь правда скучна, сеньор. Как рубины горят кроваво! Ваша сила и ваше право… Улыбнитесь, прошу вас, право — Нынче тоже всё — суета. Ни урока нам и ни срока, Страсть огромней и злей порока… Бесконечно-грустна и жестока Складка у тонкогубого рта. Где тот ветер, что перед вами С древка рвал боевое знамя? Где враги ваши? Где вы сами? С кем сразитесь в последний раз? Ничего мы не знаем, даже Отчего наших жизней пряжа Вся в узлах. Кто узлы развяжет? Кто простит и помилует нас? Между гранями тьмы и света Полководцы, цари, поэты — Те, кто знать не желал запретов, Пил до дна, и платил сполна. Не глядите же так сурово — Я хочу лишь услышать снова, Как звенят золотые подковы Вороного — в ночи — скакуна. |
