Дорога свернула. Тусклая лампочка на чинаре исчезла.

Теперь они шли темной улицей между глухими дувалами, за которыми надрывались сторожевые псы.

Том перестал сопротивляться, и «Буйвол» слегка отпустил его руку.

«Сейчас, вырвусь,— думал Том,— убегу!»

Дувалы с одной стороны дороги оборвались, уступив место хлопковому полю.

Они продолжали идти, но никакой машины не было видно. Значит, шофер бросил их и увез сына Серебренникова. Почему?

Рука, словно зажатая в клещи, онемела. Тому хотелось кричать: это я, это я сделал! Я рассказал, кто вы — гады!

Но он молчал, выбирая момент, чтобы вырваться.

Лай становился все глуше. Дорога была безлюдна.

«Пора!» — решил Том и, резко присев, боднул «Буйвола» в живот. Почувствовав, что «Буйвол» больше не держит его руку, Том пустился бежать, но сразу споткнулся и растянулся на дороге. Это Горский подставил ему ногу.

Том хотел вскочить, но кто-то навалился на него, прижал голову к земле, заставил мучительно глотать пыль. Том почувствовал, что задыхается. Он попытался вырваться — не удавалось. Закричал — голоса не было.

Тогда ему стало страшно.

Он сделал невероятное усилие, повернулся на бок. Рядом увидел тяжелую ногу «Буйвола».

Полузадохнувшийся, обессиленный Том жадно глотал воздух. Встать он не мог: кто-то сидел на ногах и кто-то держал руки.

— Где машина?—снова спросил «Буйвол».

— А я почем знаю?— хрипло повторил Том.

— Что ты сказал шоферу?

— Ничего я не говорил!

— Врешь, детка,— Том уловил в спокойном на этот раз голосе «Буйвола» зловещие нотки.

— Не говорил! — пытаясь сбросить кого-то с ног, хрипел Том.

«Буйвол» забыл, что еще недавно чувствовал к Тому расположение, что именно этот парень заставил дрогнуть его огрубевшее сердце. Что это он был единственным человеком на земле, которому «Буйвол» хотел верить.

— Что ты сказал шоферу? — грозно повторил он.

Том замотал головой: не говорил.

Но «Буйвол» ему не верил.

— Ты почему хотел убежать?

Кто-то вывернул руку. Кто-то ударил сапогом в лицо. Том застонал и сделал последнюю попытку вырваться. Не получилось.

Тогда вся боль неудачно сложившейся жизни, неприспособленности, одиночества, смертельной тоски по хорошему, честному — вдруг прорвалась наружу, и Том зашептал слипшимися, окровавленными губами:

— Гады вы все... ползучие!.. Плюю я на вас... Поняли?!— и, с трудом приподняв отяжелевшую голову, плюнул на «Буйвола».

— Кончай!— услышал Том скрипучий голос капитаиа «Медузы». Кто-то сильней навалился на ноги. Том отчаянно забился.

— Души!— проскрипел Горский.

Том хотел закричать, но жесткая ладонь «Буйвола» сдавила ему рот, резко запрокинула подбородок, так, что затрещали позвонки и вцепилась в горло.

Том дернулся в агонии.

Разжимая руки, «Буйвол» заметил глухо:

— Готов!

— Подальше его, в хлопок!— распорядился Горский, подхватывая обмякшее тело.— Бежим!

В двадцать три часа десять минут застава поднялась в ружье.

Майор Ярцев с группой пограничников выехал по тревоге в Ватан, где Стебеньков оставил Горского и «геологов». Усиленный наряд, поджидавший нарушителей в Советском, остался на месте до особого распоряжения.

«Газ-69» торопливо отсчитывал километры, едва поспевая за ярким лучом света, рвавшимся из фар.

Песчаные барханы, сопровождавшие газик от самой заставы, вдруг расступились, и к машине потянулось хлопковое поле. Бесконечные рядки хлопчатника повторялись, как в зеркале. Но вот с одной стороны они отодвинулись уступили место длинному, невысокому дувалу. За дувалом угадывались сады. Потом снова вклинился хлопчатник. Он почти сразу обрывался и опять, подталкивая друг друга, у дороги встали дувалы.

Газик свернул на центральную улицу поселка, и здесь ему преградил дорогу грузовик.

Вслед за майором из газика выскочил невысокий крепыш, заменивший вожатого службы собак Ковалдина. Ожидая распоряжений, вытянулся перед Ярцевым. Крепыш волновался.

— Ничего, Солибаев,— подбодрил начальник заставы.— Всё будет в порядке.

Майора ожидал человек в косоворотке.

— Лейтенант Завьялов...

Разговор был коротким.

Ярцев приказал Солибаеву:

— Пускайте по следу!

«Амур» потянул в сторону, откуда они только что приехали.

Дорога свернула в темную, зажатую дувалами улицу и вывела к хлопковому полю.

«Амур» вдруг ощерился.

Ярцев посветил фонариком и увидел кровь. Крови было немного, всего несколько капель.

«Амур» тянул в хлопок...

Ярцев сразу понял, что убит юноша, предупредивший Стебенькова.

— Вперед, Солибаев!

Молодой солдат растерялся.

— След, «Амур», след!— нервно сказал ом.

— Спокойней,— посоветовал Ярцев.— Иначе собьете овчарку.

— След!— ровнее произнес Солибаев.

— Вот так.

«Амур» снова вывел пограничников на дорогу. И вдруг зачихал. Присел. Замотал мордой.

— Табак!—догадался Ярцев.

Солибаев огорчился: они стояли на развилке дорог.

— Ничего,— успокоил Ярцев.— Далеко не уйдут.

Карта, разложенная на столе полковника Заозерного, снова заставила потесниться бронзовую фигурку Дзержинского. Был сдвинут в сторону и чернильный прибор. Его место занял набор цветных карандашей. Один из них, остро наточенный красный, сновал взад и вперед по карте.

Начальник отряда вытащил из верхнего ящика стола пачку «Беломора» и стал мять в руках папиросу. Поискал глазами спички. Коробок, конечно, куда-то запропастился. Один из офицеров протянул зажигалку. Полковник прикурил. Поблагодарил взглядом.

Он знал: граница плотно закрыта. Район, где скрывается враг, блокирован. Теперь нужно сжимать кольцо вокруг нарушителей, которым неожиданно удалось выскользнуть из-под наблюдения.

— Итак, товарищи, мое решение,— сказал полковник.— Смотрите карты...

Майор Серебренников тоже склонился над картой. Заозерный на мгновение задержал на нем взгляд: держится молодцом. А ведь только что его сын подвергался смертельной опасности.

— Майора Серебренникова прошу немедленно связаться с райкомом. Пусть поднимут всех.

— Есть!—ответил Серебренников и вышел из кабинета.

— Так...— Папироса у Заозерного погасла. Он увидел за чернильным прибором спичечный коробок. Придвинул к себе.— Начальник штаба, распорядитесь, чтобы командиры поисковых групп докладывали мне обо всем немедленно. Всем рациям настроиться на прием. Пока руководить буду отсюда.

— Слушаюсь!— ответил густой бас.

Зазвонил телефон. Генерал предупреждал, что если не управятся до рассвета, утром вышлет самолет. Заозерный понимал: с воздуха легче заметить нарушителей в блокированном районе. Он поблагодарил и повесил трубку.

Поставил коробок на ребро. Придерживая мизинцем, чиркнул спичкой.

И тут к проводам подключился майор Ярцев.

Полковник внимательно выслушал его.

— Что решили?

— Едем к райцентру. Через полкилометра— арык. Не исключено, что нарушители воспользуются им.

— Хорошо,— одобрил полковник.— С заставы окружной дорогой тоже выйдет наряд.

— Ясно!— ответил Ярцев.

Заозерный вызвал к аппарату старшего лейтенанта Пулатова.

— Участок перекрыт?

— Так точно.

— Катер патрулирует?

— Патрулирует, товарищ полковник,— Вышлите наряд по окружной дороге. Есть предположение, что Горский свернул к районному центру.

— Есть!

И вдруг полковник спросил:

— Как чувствуете себя, Пулатов?

На другом конце провода вздохнули:

— Мне бы его, товарищ полковник, своими руками!..

— Ну, ну, не горячитесь!— Заозерный прекрасно понимал, что творится сейчас в душе молодого офицера.

Позвонил Серебренников:

— Райком действует, товарищ полковник.

— Очень хорошо.

— Поднимаем активистов.

— Хорошо, Владимир Михайлович. А теперь выезжайте к старшему лейтенанту Пулатову. Надо помочь. Подбодрить.