В конце концов Харламов остановился на трех делах, которые вел почему-то один и тот же следователь и, определяя мотивы убийства, неизменно заключал: по сексуальным причинам.
Установить личность убитых в свое время не удалось, а сейчас это вообще казалось невозможным. Между тем Харламова особенно заинтересовало одно дело, к которому была приложена фотография женщины с обезображенным лицом. Безусловно, преступник во что бы то ни стало хотел скрыть, кем является его жертва.
Изучая это дело, капитан Харламов обратил внимание, что на левой руке убитой обнаружено кольцо с выгравированными на нем буквами: «М. Т.».
Он задумался, что значит «М. Т.»? Имя и отчество убитой? Или, может быть, ее имя и фамилия?
М. Т. ...
Капитан Харламов искал Марию Кузьминичну Спирину. Первая буква инициалов подходила. А вот вторая?
Харламов чувствовал, что находится на верном пути. Нужно было только найти то единственное звено, которое свяжет цепь умозаключений.
Тщательное наблюдение за Василием Васильевичем позволило сделать следующие выводы. Весь его день делится на две части. Одну из них дамский мастер проводит в парикмахерской, другую—дома. Имеет много знакомых, но в дом их не приглашает. Среди знакомых — больше женщин. Сам заходит лишь к трем соседям. Бывает у них по очереди.
Семья врачей Розовых вне подозрения. Иван Степанович Розов— заслуженный врач республики, старый коммунист. Еще в 1917 году на Кавказе он был связан с Сергеем Мироновичем Кировым и 17 марта 1918 года принимал участие в съезде народов Терека.
Шофер такси Данильченко Петр Семенович тоже человек проверенный.
Дочь фронтовика — Елена Андреевна — была хорошо известна Харламову. В прошлом году, чего греха таить, у капитана даже начинался с нею роман... Но это вопрос особый. Главное, что сама Елена, по мнению капитана, не могла вызвать подозрений. А вот ее новое увлечение...
Кто такой Анатолий Горский, поселившийся у нее в доме после отъезда сестры? И не удивительно ли, что он так быстро сошелся с Василием Васильевичем?
Горским тоже занялись органы госбезопасности. Вскоре удалось выяснить, что он служит на одном из траулеров, производящих лов в Атлантике, холост, имеет на севере неплохую квартиру. Документы у него в порядке Биография безупречная.
В октябре 1944 года, когда войска Карельского фронта перешли в наступление на Луостари, а затем — Печенгу, где действовала 20-я немецкая горная армия, сформированная из отборных войск, прошедших специальную подготовку, сержант Горский, вместе с частями морской пехоты высадился десантом в районе полуострова Среднего. Здесь он отличился при штурме населенного пункта Поровару и спас жизнь капитану третьего ранга Павлову, с которым с тех пор не расстается вот уже больше десяти лет, плавая под его командованием на судах тралового флота.
Какие же подозрения мог вызвать Горский? То, что он подружился с Василием Васильевичем еще ни о чем не говорит.
Значит, казалось бы, и здесь всё в порядке. Возможно, Леночка устроит, наконец, свою жизнь. Правда, Горский не торопится в ЗАГС. Но это уж их с Леночкой дело...
Горский и в самом деле не торопился в ЗАГС.
Елена тоже не слишком настаивала на этом: она любила самостоятельность.
Как-то уж с детства повелось так, что Людмила ей во всем уступала. Елена быстро нащупала слабую струнку в характере сестры и пользовалась этим. Она жила беспечно, не задумываясь над тем, что делает.
Людмила окончила институт и стала ботаником. Елена решила проще: ее вполне устраивала должность массовика. Она беззаботно коротала время, пока не встретила Горского.
Елена знала, что через месяц Горскому придется возвращаться на север. Предложит ли он ей поехать с ним? И что тогда делать? Или договорятся встретиться следующим летом, чтобы, так сказать, лучше проверить чувства?
Пожалуй, ее больше устраивало последнее. В общем пусть думает он...
Как-то она спросила у Горского: почему так благоволит к нему Василий Васильевич?
Горский пожал плечами:
— Сам удивляюсь.
Василий Васильевич иногда заходил к ним. Интересовался:
— Ну, как живем, молодежь? — и крутил ус.
Горский приглашал его к столу, извинялся и на минуточку уединялся с Еленой.
— Надо угостить старика,— говорил он.— У нас что-нибудь есть?
— Конечно,— отвечала Елена и открывала холодильник. Но всегда оказывалось, что начатая бутылка коньяка пуста.
Елена глядела подозрительно:
— Когда ты успел?
Он тоже удивлялся:
—Так ведь эта бутылка стояла неделю.
— Ну да? — возражала она.
Он шутливо обнимал ее:
— Ладно считать грехи... Лучше займи старика, а я мигом сбегаю в гастроном.
Но Елена возражала:
— О чем мне с ним говорить? Лучше ты побудь дома, а я схожу.
Горский соглашался.
— Только, чур, быстро!
Она кивала, и он видел, как она торопливо сворачивала в переулок.
Так случилось и сегодня.
Оставшись одни, мужчины преобразились. Обычно флегматичный, Василий Васильевич заговорил быстро:
— Вчера пришла телеграмма и, как вы велели, мне удалось связаться с шефом... Значит Ходжиев предлагает встретиться. На явке в Ташкенте будет мой человек. Но,— здесь Василий Васильевич улыбнулся так, будто он был виноват,— независимо от переговоров шеф приказал вам перебраться на границу. Советует устроиться в речном пароходстве. То, что вы будете действовать с Ходжиевым в одном районе, он считает даже к лучшему, хотя знакомиться до особого распоряжения не следует.
Горский сидел на подоконнике, в полоборота к старому мастеру, и смотрел на калитку сада. Он не скрывал неудовольствия. Василий Васильевич между тем продолжал торопливо:
— Пусть Елена переедет к сестре. А вы с ней, разумеется. Заживете под крылышком пограничников. Лучшее место трудно найти.
Горский продолжал хмуриться. Видно, такое задание было ему не по душе.
— Весь вопрос в том, как вы уйдете из трал-флота, не вызывая подозрений,— сказал Василий Васильевич.— Как по нотам мы разыграли ваше знакомство с Пулатовым. Так нужно сделать и теперь,— Он прижал руки к груди: — Поверьте старику: единственным убедительным мотивом может служить любовь. Я не берусь вас учить, но по-моему вы должны предложить Елене поехать с вами на север и обязательно так, чтобы она отказалась. Тогда вы, конечно, не захотите ее потерять, а потому...
— Елена! — перебил старого мастера Горский. И снова на лице Василия Васильевича появилось флегматичное выражение.
ОПЯТЬ ЗВЕЗДЫ
Тускло светит ночник, и когда вспоминаешь о нем, спать еще больше хочется. Но если дежурный разбудил, лучше вставать сразу.
Бородуля сел на койке. Не открывая глаз, стал натягивать гимнастерку. Туго затянул ремень. Нащупал ногой сапоги и сонно стал наворачивать портянку. Хорошо хоть, что в последнее время портянки лежали там, где их сразу можно найти.
Вообще, конечно, Бородуля уже не тот, каким был в первый день на заставе. Он научился вставать после первого предупреждения дежурного. И на тумбочку больше не натыкается, даже если совсем выключен ночник. Мыло тоже всегда находит на умывальнике. И койку заправляет прилично, аккуратно сворачивая крендельком накомарник.
Словом, вскоре он предстал перед старшим наряда Николаем Бегалиным в полной боевой готовности.
Бегалин поморгал безбровыми глазами, сморщил облупленный нос и стал осматривать снаряжение Бородули.
А потом его снаряжение проверял капитан Ярцев. И, прежде чем отдать боевой приказ, снова спросил номер карабина. Бородуля ответил правильно и сам удивился.
— Ну, главное сделано,— пошутил Ярцев.— Теперь осталось только научиться стрелять.
А может быть он не шутил? Иначе почему он добавил:
— Со знания своего оружия и начинается настоящий солдат. Вот так-то, Бородуля.
Ночь стояла душная. Небо цеплялось за вороненый ствол карабина с примкнутым штыком и мешало Бородуле идти. Он видел спину Бегалина, маячившую впереди черным пятном. Это пятно то приобретало контуры человеческой фигуры, то расплывалось, потому что Бородуля то ускорял шаги, то отставал, убедившись, что впереди действительно старший наряда.