Старшая дочь Ефремовых — десятиклассница (от первого брака жены) — решила, что это относится к ней и повела своих многочисленных братишек и сестренок на улицу.

Ковалдин с «Амуром», который упорно рвался к Ефремову, остался у дверей. Капитан Ярцев привычно обыскал Ефремова. Оружия у того не было.

— Сядьте.

Ефремов сел. В глазах застыло выражение тоски.

— Опустите руки.

Ефремов положил руки на стол. Шелушащиеся, мозолистые руки с ободранными ногтями дрожали. Он хотел сцепить пальцы, чтобы унять дрожь, но пальцы ускользали, не слушались.

— Прошу отвечать на вопросы.

Ефремов кивнул.

Ярцев отодвинул стул. Сел напротив. Конечно, он знал прошлое Ефремова...

Сколько раз начальник КПП говорил ему, что Ефремову нельзя верить. Значит Мансуров прав: овчарка привела к Ефремову!.. И почему вдруг Ефремов оказался в районном центре?

Ярцев приступил к опросу:

— Когда вы сюда приехали?

— Ночью.

— Точнее.

— На рассвете... Поездом.

— Где ехали?

— На последней платформе.

— Кто вас видел?

— Никто.

— Почему?

— Я опаздывал и вскочил уже на ходу. Кондуктора на платформе не было.

— А пограничников видели?

— Видел.

— А они вас?

— Не знаю.

— Где человек, с которым вы встретились на отметке 1—400?

— Я ни с кем не встречался.

Водитель автопогрузчика сидел перед капитаном усталый и жалкий. Он был в той самой майке, в которой его привыкли видеть на пристани.

Что-то дрогнуло в сердце капитана, но он продолжал опрос.

— Я советую говорить правду.

Ефремов снова кивнул.

— Так где же человек, с которым вы встретились?

— Не встречался,— через силу выдавил Ефремов.

— Вы ехали в тамбуре последней платформы? — повторил Ярцев.

Чуть заметный кивок.

— А ведь у знака 1—400 на эту платформу вскочил человек.

Ефремов молчал.

— Где он? — Ярцев смотрел пристально.

— Я никого не видел.

— Ложь!

— Не видел,— упавшим голосом повторил Ефремов.

— Вы сами понимаете, что этого не может быть,— Ярцев старался говорить спокойно.

— Не видел.

— Повторим сначала. Вы ехали в тамбуре последней платформы?

Ефремов кивнул.

— Человек, которого мы ищем, тоже вскочил на эту платформу. Как же вы могли его не заметить?

Ефремова било, точно в лихорадке.

— Отвечайте.

Молчание.

— Ну, хорошо... Зачем вдруг вам понадобилось ночью ехать в райцентр?

— Домой...

— Что домой?

— Я ехал домой.

— Почему так спешно?

— Вспомнил...— Ефремов говорил с трудом.

— Что вспомнил?

Ефремов потянулся за водой. Стакан стоял на краю стола, и Ефремов случайно опрокинул его. Осколки рассыпались по полу. Он вдруг упал грудью на стол и затрясся в беззвучных рыданиях.

— Успокойтесь! — глухо сказал Ярцев.

Только теперь он как следует разглядел комнату. Два окна, занавешенных марлей. Между ними — никелированная кровать, аккуратно заправленная.

«Этой ночью на нее не ложились»,— подумал Ярцев.

Рядом — другая кровать, с сеткой, на деревянных качающихся ножках, должно быть, для Ефремова-младшего. Возле стены напротив— три кровати, сдвинутые вместе. Дальше — шифоньер и снова кровать. Казалось, вся комната заставлена кроватями. Впрочем, как же иначе разместишь всех? Сколько у Ефремова детей? Семь или восемь?.. Сейчас они где-то на улице — испуганные, растерянные...

Ковалдин всё еще стоял у дверей, сдерживая «Амура».

Ярцеву стало не по себе. А если Ефремов не виноват? Но ведь овчарка привела к нему. И он не отказывается, что ехал в последнем тамбуре.

Как же он мог отказаться, если «Амур» привел сюда?

Капитан заметил на полу возле дверей эмалированное ведро, а на подоконнике кружку. Встал и зачерпнул воду. Протянул кружку Ефремову.

— Пейте.

Ефремов взял кружку. Зубы стучали.

— Вы можете отвечать?—спросил Яриев, опять садясь напротив.

Ефремов кивнул.

— Итак, что же вы вспомнили?

— Я вспомнил...— Он говорил тяжело.— Вспомнил, что у Надежды... жены, значит... рожденье... Сегодня... Все время помнил. А тут забыл... И вдруг опять вспомнил.,.

Ефремов остановился. Спазмы сжимали горло. Он отпил воду.

— Вспомнил и решил приехать... Поздравить.

Он говорил тихо, одними губами. Ярцеву пришлось наклониться к нему.

— Дальше.

— Я знал, что в три часа пятьдесят минут со станции отправится поезд...

— Ну?

— А в семь десять из райцентра пойдет в Реги-равон... Вот и решил поехать...

— Зачем? — повторил начальник заставы.

— Рождение у жены.

Ярцев вдруг спохватился:

— Кстати, где же она?

Ефремов молчал.

— Так где же?

— Ее не было дома.

— Ну? — допытывался Ярцев.

— Я хотел спросить у дежурной и пошел в гостиницу. Но дверь была заперта. Тогда я вернулся.— Ефремов говорил через силу.

«Вот почему «Амур» вначале потянул к гостинице!» — подумал Ярцев.

— С вокзала вы прямо пошли домой?

Ефремов кивнул.

— И никуда не заходили?

Снова кивок.

— Дальше?

Ефремов преданно смотрел на Ярцева.

«Черт знает что,— подумал капитан.— Ему хочется верить»!

— Расскажите подробно, как вы шли домой,— спросил он, насупившись.

Ефремов задумался:

— По шпалам до будки...

Пауза.

— Потом... в поселок...

Опять пауза.

— Я не знаю, что говорить. — В глазах — безысходность. И вдруг— луч надежды. Произнес скороговоркой, точно обрадовался, что вспомнил:

— Страшно захотелось курить. Была махорка... С фронта предпочитаю махорку.— Он вспомнил фронт и, наверное, вспомнил плен, вздохнул: — Возле типографии в витрине оторвал кусочек газеты...

«Все эти мелкие подробности он говорит для того, чтобы поверили,— подумал Ярцев.— А как же нарушитель?».

— Тот, с которым вы встретились, тоже любит махорку?

Успокоившиеся было руки Ефремова опять задрожали.

— Клянусь детьми, я никого не видел.

— Ефремов, говорите правду.

Тяжелый вздох.

Ярцев начал терять терпение.

— В таком случае я вынужден вас задержать. Встать, Ефремов!

Испуг в глазах Ефремова.

— Вы... поведете меня... под... конвоем?

— Конечно, под конвоем.

И вдруг удивительная решимость:

— Хорошо, только одна просьба, товарищ капитан.

— Просьба? — Ярцев насторожился.

«Амур» зарычал.

— Фу! — одернул его Ковалдин. У него затекли ноги. Обрадовался, что сейчас пойдут на заставу. Он свое дело сделал.

— Я не сбегу... Вы знаете! — Ефремов говорил четко, и голос окреп.— Пожалуйста, когда пойдем по двору, мимо детей, сделайте вид, что ничего не произошло.

— Хорошо,— невольно ответил капитан, зная, что нарушит инструкцию.

— И по поселку, если можно... Я не виноват, вот увидите...

Ярцеву стало жарко.

— Сядьте, Ефремов.

Ефремов послушно сел и сразу безвольно опустил руки, будто израсходовал все свое мужество.

Ярцев сказал Ковалдину:

— Следите...— Он хотел сказать «за арестованным», но не смог.— Я сейчас вернусь.

У дежурной по гостинице Ярцев узнал, что жена Ефремова второй день на совещании в столице республики. Сегодня должна вернуться. Он попросил дежурную выйти и через коммутатор связался с полковником. Заозерный приказал выезжать на заставу. Ефремова захватить с собой.

Хорошо живется на свете, когда есть верные друзья — «Пахта» и «Хунук». «Пахта» — среднеазиатская овчарка с рыжей короткой шерстью. «Хунук» — неопределенной породы, с широкой черной грудью и длинными лапами в белых чулках. Косматая морда смахивает на пуделя. Глаз выбит. Может быть, потому назвали его «Хунук_»[12].

«Пахта» и «Хунук» знают свое дело: хозяйским рыком сгоняют овец в укрытие.