— Ты откуда знаешь? — усомнился Том.

Толстяк засмеялся:

— Так ведь я бухгалтер.

— Главный, что ли? — недоверчиво покосился на него Том.

— Почему главный? Просто бухгалтер... А у нас знаешь бухгалтерия какая? Сто человек!

— Ну, да? — снова не поверил Том.

— Ну, может, немножко меньше,— сразу согласился толстяк, уступая дорогу встречному самосвалу.— А года через два знаешь сколько будет?

— Двести! — ответил Том.

Толстяк даже затормозил, так ему стало смешно.

— Два человека, ну, может быть, четыре. Вот сколько.

— Почему? — удивился Том.

— Да потому, что установим электронные счетные машины.

— А куда же денешься ты? — спросил Том.

— Я буду оператором этих машин.

«Вот бы и мне стать оператором!» — загорелся Том, но подумал и спросил:

— Ну, а другие бухгалтеры?

— Э, ака-джон,— уверенно сказал толстяк.— Для всех работа найдется. Кто уже сейчас заочно в сельхозинституте учится, кто на курсах механизаторов при колхозе. А у тебя какая специальность?

Том покраснел.

— Всякая,— сказал он,—разнорабочая,—И вдруг потребовал: — Останови машину.

Толстяк не понял:

— Ты что?

— Останови, говорю! — настойчиво повторил Том.— У меня дело есть. Я забыл.

— Эх, ошно[23]! — надулся толстяк, сбавляя скорость.— Или я тебя чем обидел?

— Нет, не обидел,— упавшим голосом произнес Том.

— Тогда поехали дальше, а дело свое завтра доделаешь.

— Нет, я слезу,— вздохнул Том.

— Так мы уже приехали,— настаивал толстяк и свернул к центральной усадьбе колхоза.

Слева и справа замелькали аккуратные белые домики, окруженные садами.

Наконец въехали в распахнутые настежь ворота и остановились среди подступавших к машине яблонь и вишен, инжира и айвы.

По цементированной дорожке, прикрытой виноградником, Том шел рядом с бухгалтером навстречу высокому, сухопарому старику в стеганом зеленом халате и белой сорочке, из-под которой виднелась жилистая, коричневая от загара шея.

Тому казалось, что он попал в волшебный замок. Оробевший, он глядел на доброго джина. Джин прикладывал руки к груди и кланялся Тому.

«Определенно я сплю!» — решил Том.

Но старик протянул ему морщинистые, изъеденные временем руки, и Том ощутил его, еще крепкое рукопожатие.

Толстяк что-то сказал старику на непонятном Тому языке.

— А-а...— протянул старик, и в его близоруких глазах затаилась лукавая усмешка.

— Значит, только приехал в Таджикистан? — спросил он ласково, накручивая на палец седые усы.— Проходи, сынок, гостем будешь.

Как во сне.Том куда-то шел, кому-то пожимал руки.

Он сидел на ковре, за длинным, низким столом, И чего тут только не было: пирожки с мясом — самбуса и удивительно вкусные сдобные лепешки — фатир, холодное мясо и салаты, фисташки и кишмиш. Рядом жарился шашлык. А в огромном котле дозревал плов.

— Угощайся! — сказал старик, по-прежнему широко улыбаясь гостю.

Том осторожно отломил лепешку. У него разбегались глаза.

«А тут еще побогаче живут, чем в том колхозе, где я читал газету!» — решил он, испытывая непонятную радость.

Старик придвинул к юному гостю блюдо с самбусой:

— Однажды народный мудрец Мушфики пришел к соседу в гости. Хозяин спросил: «Что сварить для вас: плов или суп?» А Мушфики ответил: «Разве у вас только один котел?»

Старик засмеялся, обнажая еще крепкие зубы:

— Ешь, сынок, и не бойся: у нас много котлов!

Он говорил с легким акцентом, но Тому казалась его речь родной. Он с сожалением думал, что рано или поздно придется отсюда уходить.

Он ел разные вкусные вещи, а с портрета на стене ему улыбался широкоплечий моряк в пограничной фуражке.

— Кто это? — спросил Том.

— Мой младший — Вахид! — ответил хозяин дома.— Старшина-сверхсрочник.

В полночь толстяк, тоже оказавшийся сыном старика, повез Тома в город.

Час был поздний, и встречные машины почти не попадались. Толстяк вел машину уверенно и даже лихо, что совсем не вязалось с его комплекцией.

Когда до Ленинабада оставалось километров десять, с хлопкового поля вышел на дорогу человек и поднял руку.

— Подвезем? — спросил, притормаживая, толстяк.

Том кивнул. Он все еще пребывал в каком-то благодушном полусне.

«Волга» уставилась фарами в незнакомца, и вдруг Том сжался, вцепился в руку водителя:

— Пожалуйста, не останавливайся... Газуй, газуй!

Колхозный бухгалтер невольно поддался его настроению и включил газ перед самым носом незнакомца.

— Что случилось? — спросил он через некоторое время.

— Это очень плохой человек,— ответил Том и виновато посмотрел на своего нового знакомого.

— Почему плохой?

— Я знаю.

— Так ведь ты здесь недавно? — усомнился толстяк.

— И он недавно! — упрямо возразил Том.

Возле сверкающего неоновыми огнями шелкокомбината Том простился с бухгалтером.

— Ты к нам приезжай,— сказал толстяк на прощание.— А фамилия наша — Шараповы. Не забудешь?

— Не забуду,— ответил Том.— Спасибо!— И зашагал по тускло освещенной улице.

«Что это делал Семен Петрович на хлопковом поле?» — думал он, с неохотой приближаясь к гостинице.

В ноль часов пятнадцать минут радиолокаторы засекли неизвестный передатчик. Он работал в течение трех с половиной минут на ультракоротких волнах.

Определили и местонахождение передатчика: прилегающий к городу участок колхоза, где председателем дважды Герой Социалистического Труда Улугходжаев. Проверили: кусты хлопчатника смяты. Овчарка взяла след и вывела на шоссе. Здесь почти сразу след обрывался. Кто-то сел в машину, как определили по оттиску скатов — самосвал.

К утру стало известно, что это самосвал строительного треста.

Водитель охотно описал внешность своего случайного пассажира. Высокого роста, плотный. Уже в летах. Чисто выбрит. Седой. Волосы расчесывает на пробор. В полотняном костюме.

Еще через некоторое время капитана Харламова, который, разыскивая Василия Васильевича, находился в Средней Азии, пригласили в КГБ.

Высокого роста, плотный, уже в летах... Возможно, он, думал Харламов, хотя остальные приметы и не сходятся.

Он летел в самолете и вспоминал слова своего начальника. Конечно, в нашей стране почва неблагоприятна для таких, как Василий Васильевич. Действия их, по сути дела, локализованы. Затаиться, исчезнуть на время они могут, но первая же попытка развернуться чревата последствиями.

...Когда стало известно, что встреча в ресторане «Бахор» не состоялась, предположили, что сообщника иностранной разведки что-то насторожило. Возможно, этим и объяснялось внезапное исчезновение Василия Васильевича.

И тут в городской отдел КГБ пришла взволнованная женщина с красивым, но уже увядшим лицом.

— Я модистка,— представилась она.—Баталова.

— Прошу садиться,— предложил капитан Харламов.

Дело касалось Василия Васильевича. Узнав, что дамский мастер исчез, женщина решила, что причина кроется в телеграмме, которую получила на днях по его просьбе.

— Вы помните содержание телеграммы?— спросил Харламов.

— Конечно!—ответила Баталова.—«Срочно выезжайте».

Оказывается, телеграмма пришла из Ташкента, подписи не было, и это уже тогда насторожило модистку.

— Спасибо,— поблагодарил Харламов.

Она добавила, потупив глаза:

— Он всегда был таким внимательным... Как же я могла отказать ему в этой пустячной услуге?..

Рейсовый самолет за полчаса доставил капитана Харламова из Ташкента в Ленинабад.

С аэропорта Харламов направился прежде всего в гостиницу и получил номер. Когда брал ключ у дежурной, нос,к носу столкнулся с человеком в слегка помятом полотняном костюме. Тот сдавал ключ. Что-то знакомое показалось Харламову в этом чисто выбритом человеке. Заметив пристальный взгляд Харламова, он отвернулся. Шея у него была толстая, с глубокими складками.