Никто из солдат ни о чем не спросил Мансурова, и Мансуров ничего не сказал им. Но раз больше не требовалось переводчика, каждый подумал, что нарушитель поддается.

Взметнув облако пыли, на заставу ворвался газик. Он описал полукруг и остановился возле комнаты дежурного. Из машины вышел капитан Ярцев. Открыл дверцу заднего сидения. Кому-то предложил выходить.

«Ефремов!» — узнал Мансуров и сразу вспомнил свою неприязнь к водителю автопогрузчика.

Ефремов, втянув голову в плечи, виновато улыбался. Вслед за ним из машины выскочили Ковалдин и «Амур».

Дежурный, проинструктированный полковником, что-то сказал Ярцеву. Начальник заставы кивнул.

Мансуров подошел к машине и, поймав заискивающий взгляд Ефремова, насупился.

Лицо Ефремова посерело.

Ярцев не слишком любезно отстранил Мансурова.

Начальник КПП отступил в сторону. Ярцев повел Ефремова в помещение.

Петр Ковалдин погладил «Амура» и направился к вольеру. Пограничники на завалинке ждали, когда он освободится и подойдет к ним.

Мансуров, насупившись, смотрел вслед Ефремову.

— Старший лейтенант Мансуров!

Начальник КПП обернулся: на крыльце стоял Заозерный.

— Слушаю, товарищ полковник!

— Пригласите Ярцева в комнату дежурного и зайдите сами.

— Есть!

Пограничники стоя приветствовали полковника.

— Сидите, товарищи,— разрешил он.— Хорошо поработали. Молодцы.

В ответ все заулыбались.

Полковник пошарил по карманам: портсигар остался на столе в канцелярии.

— А закурить найдется?

Несколько рук потянулось к нему. Заозерный выбрал «Беломор» и кивнул на бильярд:

— Почему не играете?

— Это мы сейчас! — сказал кто-то из пограничников. Напряжение минувшей ночи прошло.

Старшина Пологалов приказал сержантам выводить отделения на уборку. Замелькали метлы. Возле цистерны выстроилась очередь с ведрами и лейками.

Из окна ленинской комнаты высунулась вихрастая голова Кошевника. В руках — кисточка. За ухом — рейсфедер.

— Давай, давай! Жми, ребята-а!—закричал он и пронзительно свистнул. Вдруг увидел Заозерного. Вытаращил глаза:

— Здравия желаю, товарищ полковник! — И мгновенно исчез.

Полковник усмехнулся.

В комнате дежурного он внимательно выслушал Ярцева.

Итак, овчарка привела к Ефремову. Ефремов не отрицает, что ехал в тамбуре последней платформы. Вскочил на ходу, потому что поезд отходил раньше времени. Это подтверждают водитель мотовоза и главный кондуктор. Ехал, чтобы поздравить жену с днем рождения. Никого на платформе не видел.

От нарушителя государственной границы полковник узнал, что тот прыгнул в последний тамбур, который оказался пустым. Значит первое несоответствие: Ефремов заявляет, что ехал в этом тамбуре, а нарушитель — что в тамбуре никого не было. Правда, нарушитель оговорился: кто-то был на платформе, за станками, и вначале он не заметил.

Говорил ли Ефремов Ярцеву, что определенный участок пути ехал не в тамбуре и почему? Не говорил... А Ярцев не спрашивал.

Дальше. По мнению Ярцева Ефремов слишком старательно вспоминал подробности, вроде той, как отрывал газету. Конечно, начальника заставы должно было насторожить чрезмерное увлечение деталями: преступники прибегают к такому методу, чтобы запутать следы. Но Ярцев был склонен верить Ефремову, особенно после того, как тот обратился к нему с просьбой провести мимо детей, словно ничего не произошло.

— Так,—сказал полковник.—Ваше мнение, капитан?

Ярцев ответил уклончиво:

— Сложная ситуация.

Мансуров вставил:

— Я, товарищ полковник, не верю Ефремову. Весь он какой-то не наш, словно боится чего-то.

Полковник оставил его замечание без ответа, склонился над макетом участка заставы.

— Вот здесь отметка 1—400,—сказал он.— Смотрите. А здесь рельсы делают крутой поворот. Если спрыгнуть сюда,— он показал то место, где старший сержант Боярун обнаружил след,— пожалуй, с платформы трудно заметить. Видите — сразу загораживает скала.— Достал записную книжку и протянул Ярцеву: — Начертите расположение станков на платформе... Так... Значит, если Ефремов почему-либо решил ехать здесь, нарушитель мог его не заметить.

— Но он же сознался, что ехал в тамбуре,— недовольно сказал Мансуров.

Заозерный продолжал развивать свою мысль:

— Конечно, подозрительно, что нарушитель переходит границу и осведомлен о движении поезда. А Ефремов едет именно в этом поезде, ночью, без ведома пограничников... Кстати, товарищ Мансуров, почему наряд не доложил вам о Ефремове?

— Так ведь он сам говорит: вскочил на ходу,— Мансуров почувствовал, как неприязнь к Ефремову усиливается.

— Ну и что же? — сухо заметил полковник.— Разве наряд не отвечает за отправляющийся поезд?.. Или, по-вашему, завертелись колеса, а дальше хоть трава не расти?

— Я думаю, товарищ полковник, Ефремов догнал поезд за семафором,— высказал предположение Мансуров.

— Но Ефремов видел пограничников,— напомнил Ярцев.

— Вряд ли,— усомнился Мансуров.

— А вы проверьте,— сказал полковник.— Возьмите газик майора Серебренникова и через двадцать минут доложите.

— Есть!

— Подозрительно, что нарушитель прыгнул в тамбур, а на платформе — Ефремов,— продолжал рассуждать вслух Заозерный. Мансуров задержался: — Но как случилось, что Ахмедов — опытный кондуктор — ехал не в этом тамбуре?

Ярцев объяснил, искоса поглядывая на Мансурова:

— Ахмедов сопровождал особенно ценный груз.

— Других причин не было?

— Никак нет.

— Вы верите Ахмедову?

— Верю.

— А вы, Мансуров? — спросил полковник.

— Я тоже верю,— ответил Мансуров.

Заозерный повернулся к Ярцеву:

— Действительно ли ценный груз был на той платформе, где ехал Ахмедов?

— Это подтвердил дежурный по станции,

— Ефремов не знал, что Ахмедова не будет на последней платформе?

— Нет.

— Почему?

— Такое решение Ахмедов принял в последний момент, перед отправлением поезда.

— Ясно.— Полковник постучал по циферблату часов: — Спешите, Мансуров.

Начальник КПП вышел.

— Он давно подозревает Ефремова,—сказал Ярцев.

— А вы?

— Ефремов человек со странностями, но я ему верил.

Полковник спросил:

— Больше не верите?

Ярцев ответил честно:

— К сожалению, товарищ полковник, еще верю.

— Почему, к сожалению?

— Факты...

— Пока фактов нет,— перебил полковник.— Есть стечение обстоятельств. А этого для обвинения недостаточно. Нужны доказательства.

— Вы считаете, товарищ полковник, что Ефремов невиновен? — Заозерному показалось, что Ярцев обрадовался.

— Нет,— сказал он.— Просто необходимо убедиться либо в его виновности, либо в невиновности.

Ведет он себя странно, задумчиво протянул Ярцев.

— В чем заключается эта странность?

— Слишком предупредителен и, как Мансуров говорит, будто заигрывает с пограничниками.

— Почему?

— Я объясняю это тем, что биография у него... тяжелая. Ну, был человек в плену, боится, что потерял доверие.

— Возможно,— согласился полковник.— А не кажется ли вам, капитан, что если бы Ефремов и нарушитель границы встретились преднамеренно, то последнему вовсе не обязательно было прыгать с поезда здесь.— Заозерный опять подошел к макету участка.— Он мог это сделать дальше, когда начнутся сады. В районном центре легче замести следы, чем в песках. И, согласитесь, неразумно менять его на кошару.

— Я подумал, товарищ полковник, что нарушитель мог просто что-нибудь передать Ефремову.

— Исключено.

— Почему?

— Место свидания не надежное.

Полковник прошелся по комнате.

— Выясните у Ефремова, капитан: все ли время он находился в тамбуре... Да, а действительно ли у его жены день рождения? Это вы узнали?

— Никак нет.

— Почему?

— Я докладывал,— напомнил Ярцев,— ее не было дома.