— О-о, опять «рыжий поросенок» вернулся.

— А вот к нам «щучка» вновь приплыла.

И эти многопудовые «поросята», «щучки», «бабки» и «бараны», прилетая, крушили все, обо что ударялись, а если попадали в зазевавшегося, то тут же и приканчивали беднягу.

Осажденные первыми поразили один из пороков славян, зашибив разлетевшимися щепками нескольких человек, обслуживающих машину. Однако, оправившись от испуга, подносчики разыскали валун, обезоруживший их, признали в нем знакомца:

— Ба-а, это же наша «рюха»!

И, кряхтя, потащили к соседнему пороку.

— Братцы, вдарьте этой, она удачливая, наш порок в щепки разнесла.

«Рюха» и впрямь угодила во вражеский порок. И наблюдатель, сидевший вверху на сосне, крикнул радостно:

— Есть одна! Андрей Александрович, одна металка накрылась!

— Точно? — спросил снизу князь.— Не ошибся?

— Какой там. И двух стрелков уложила.

— Кто попал, не видел?

— Кажись, Беек.

— Молодец,— потер довольно ладони Андрей.— Сколько у них еще осталось?

— Три, кажись. Я три вижу на заболотах.

— Ну, наших втрое более. Даст Бог, одолеем.

И действительно, еще до наступления темноты все шведские пороки были разбиты, хотя и новгородцы потеряли столько же. Были убитые и раненые среди стрелков.

Великий князь сдержал слово. Установив, кто именно попадал в свейские машины, выдал им куны. Беек со своими товарищами отхватил двадцать гривен и по кружке хмельного меда из княжеского бочонка. И в темноте захмелевшие герои орали удалую песню: Мы по свеям бьем без промаха, Попадаем точно в глаз...

Далее шли срамные слова, которые, увы, не мог сохранить нам пергамент, откуда соскреб их какой-то высоконравственный монах.

В шатер к князю собрались командиры. Он, так и оставаясь в татарском малахае, коротко оценил день прошедший:

— Ныне славно поработали пороки. Завтра двинем тарасы, за ними крючников.

— А если свей за ночь опять отладят пороки? — спросил Андрей Климович.

— Вряд ли успеют. Но если даже соберут один, ему не управиться со всеми тарасами. В одно время с тарасами ла-дожане разбивают тараном ворота, они ныне хорошо прожарены и должны рассыпаться от одного удара. И наваливаемся со всех сторон.

Когда князь остался в шатре только с посадником, тот спросил:

— Андрей Александрович, пошто не бережешься?

— Как не берегусь? — не понял князь.

— Шлем почему не наденешь? А ну стрела ненароком прилетит.

— А-а,— засмеялся Андрей.— У меня от шлема голова мерзнет. А в шапке тепло и приятно.

Не хватило у посадника духу снова напоминать, что шапка-то теплая, но ведь она татарская, чай, глазу славянскому неприятная.

На следующий день, едва начало развидняться, на крепость не спеша двинулись тарасы, в верхней части которых густо стояли плечом к плечу в добрых бронях и только с мечами отборные воины. Строение представляло собой высокий тяжелый дом, до отказа набитый людьми. Внизу тарасы находились толкачи, двигавшие это громоздкое сооружение. Один из них через узкий продух, прорубленный в полдерева, высматривал путь и негромко командовал:

— Берем лево... Так... Идем прямо... Теперь чуть право... Тише, тише, не спешим...

От него, впередсмотрящего, зависело благополучие движения: стоило одним полозом или колесом наскочить тарасе на кочку, как долговязое строение могло бы попросту упасть, опрокинуться. За задней стеной тарасы снаружи тоже шли толкачи, как на подбор самые здоровые и сильные мужи. В задней же стенке тарасы был прорублен внизу лаз внутрь, именно через него и входили в нее воины.

Осажденные, видя зловеще надвигавшиеся на крепость чудища, ничего не могли им противопоставить. Все пороки были разбиты, и воевода Стен раскаивался, что не утаил от противника хотя бы одно метательное орудие, использовав сразу все и под ставя их под удар.

«Ах, эта спешка,— каял он себя.— Ведь говорил же маршалу: надо рыть обводные рвы, через них бы не прошли эти чудища. Так нет: «Не надо, с двух сторон реки защищают, а с этих отобьешься». И вот, пожалуйста. С минуту на минуту враг будет на стене. Кто ж думал, что они явятся зимой».

— Прекратите стрельбу! — крикнул Стен воинам, без пользы осыпавшим тарасы стрелами,— Готовьтесь к драке, сбрасывайте их со стен, если хотите жить. Никакой пощады русам!

— Господин воевода, они уже бьют ворота.

— Стреляйте по ним.

— Но у них щиты.

— Сбрасывайте камни на них, лейте кипяток.

Последняя команда была неисполнима: отсутствовал кипяток в поварне, там только начали растапливать печи под котлами, в которых вода закипит разве что к обеду. Но кто мог предположить, что русы так скоро — всего за ночь — восстановят эти дома на колесах.

Но вот первая тараса подошла к стене, крыша ее поднялась и опрокинулась на кромку стены, образовав как бы мостки, по которым на стену ринулись славяне, грозно сверкая мечами. И началась потасовка, и полетели со стены воины, но не русы, а более свейские.

И уже бежали к стенам багорщики, метали вверх крючья с веревками, и уж густо лезли на стену воины по веревочным лестницам и тут же вступали в драку, зачастую не имея возможности из-за тесноты действовать мечом, схватывались за руки и начинали бороться. Слышались крики, ругань на русском и свейском языках, кряхтенье и вопли.

А там уже подбегали воины с деревянными лестницами. В ворота, орудуя копьями, лезли ладожане.

После высадки первых славян на стену и до окончания сражения прошло немного времени — вода в поварне и горя-чей-то не стала,— а Ландскрона, «Венец Земли», оказалась в руках русских. Гарнизон был частично перебит, а частью пленен.

Войдя в раж, хотели добить и пленных, но от князя прискакал воин с приказом: «Пленных не трогать!»

— Зачем они нам? — сказал тысяцкий.— Кормить?

— Будем кормить,— отвечал Андрей Александрович.— Но за работу.

Обезоруженных пленных вывели из крепости, сбили в кучу. Среди них был и воевода Стен, раненный в голову.

Подъехал в сопровождении гридей великий князь в яркожелтом лисьем малахае.

— Так, господа свей, мало вас мой отец учил, так ныне и мне довелось. Там,— указал князь на Неву,— мои воины долбят прорубь, в которой намерены вас топить. Но я решил дать возможность остаться живыми тем, кто этого желает. Для этого всего-навсего надо разрушить то, что вы выстроили на нашей земле — вашу Ландскрону, или, по-нашему, «Венец Земли». Вы себя венчали, а теперь развенчивайтесь.

Князь умолк, поискал взглядом в толпе пленных кого-то, нашел, сразу определив воеводу. Подъехал к нему.

— Ты неплохо командовал защитой, теперь покомандуй срытьем крепости.

— Никогда,— отвечал гордо Стен.

— Ну что ж, пеняй на себя,— вздохнул князь Андрей и, обернувшись, скомандовал: — В прорубь его.

Подбежали дюжие гриди и, заломив воеводе руки, потащили его на лед. Князь, щурясь недобро, спросил толпу:

— Кто еще хочет следом за ним? Выходите.

Никто не вышел.

— Тогда приступайте. Можете для облегчения использовать наш таран. Кто будет замечен в отлынивании от работы, немедленно последует за воеводой. Еда у вас своя, повар свой. В три дни чтоб на месте Ландскроны было ровное поле.

Когда ехали в лагерь, посадник сказал:

— Не управятся они в три дни.

— Пусть славяне помогут.

Новгородцы не только охраняли пленных, но и действительно стали помогать им разрушать крепость, чтобы скорее можно было отправиться домой. Никому не хотелось торчать в этих пустынных и тоскливых местах.

Ландскрону развалили, часть камней побросали в реку, часть разбили, искрошили, разметали. После срытия крепости полки отправились назад, уводя и пленных, которых решено было использовать для обмена. Только одного, самого крепкого, великий князь отпустил домой, и то лишь для того, чтоб он передал его грамоту. В ней князь предупреждал маршала, что и в дальнейшем с его притязаниями будут поступать так же, как с крепостью и с воеводой Стеном. Грамота кончалась советом взглянуть маршалу на свои уши: «...Видишь их? Нет. Вот так никогда не видать тебе и земли Русской». Не посрамил князь Андрей имени своего отца. Не посрамил, хотя и красовался в татарском малахае.