ИСТИННАЯ ЛЮБОВЬ То не любовь, что, внушенью пытливых очей поддаваясь, Каждой красивой на вид хочет тотчас обладать. Но если кто, увидав некрасивую, точно стрелою Раненный в сердце, горит всею безумной душой, — Это любовь, это страсть. Красотой же плениться способен Всякий, кто сколько-нибудь может о формах судить. * * * Влей Лисидики мне десять киафов. Ефранты желанной Дай лишь единственный мне, о виночерпий, киаф. Ты говоришь, что я больше люблю Лисидику? Неверно; Сладостным Вакхом клянусь, Вакхом, которого пью, Нет! для меня десяти единая стоит Ефранта: Светит одна лишь луна ярче бесчисленных звезд. * * * Страстно любил я девицу Алкиппу. Путем убежденья Мне удалось наконец ею тайком обладать. Очень боялись мы с ней, чтобы кто не пришел в это время, Чтоб не открыл кто-нибудь тайну счастливой любви. Не утаились, однако, от матери мы. И, увидя, Молвила старая вдруг: «Выручку, дочь, пополам». К ЦИНЦИЮ Будешь по смерти в земле ты лежать, занимая пять футов, Чуждый утехам земным, солнца не видя лучей, Цинций! Наполни же кубок вином неразбавленным Вакха И, покрасивей себе выбрав наложницу, пей! Или, быть может, считаешь ты мудрость бессмертной? Так знай же, Что и Клеанф и Зенон — оба в Аиде давно. ТРУДЫ И ДНИ Как-то держал я однажды в руках Гесиодову книгу. Свиток развертывал. Вдруг — вижу, что Пирра идет. Тотчас же на землю бросил я книгу и громко воскликнул: «Что ты, старик Гесиод, мне говоришь о трудах?» ПИРУЮЩИЙ ПОЭТ С песней пирую, на хор золотистый вечерних созвездий Взор устремляя. Ничей не нарушаю я сон. Но, увенчав себе кудри цветами, искусной рукою Я на пектиде своей звонкие струны бужу. Делая это, со строем небесным я жизнь согласую, Ибо и там в небесах Лира ведь есть и Венец. ПЕТУХУ Птица, зачем сладкий сон разогнала ты, вместе с которым Образ и Пирры исчез, ложе покинув мое? Этим ли, жалкий певец, ты мне платишь за то, что над всею Стаей куриной тебя в доме я сделал главой? Больше — клянусь алтарем я Сераписа! — ночью не будешь Петь ты, но жертвою сам ляжешь на этот алтарь. МЕНЕКРАТ Старость желанна, пока ее нет, а придет, порицают. Каждому лучше всегда то, что еще не пришло. НЕСТОР ЛАРИАНДСКИЙ
Музы, вы мне посвятите напев приятно звучащий — Сладостный песенный ток уст геликонских своих. Многие жаждут напитка испить из ключа вдохновенья, И наслажденье для них — ваша прекрасная песнь. ПОЛЛИАН И среди Муз существуют эринии — те, что решили Сделать поэтом тебя: пишешь ты все наобум. Больше пиши, умоляю тебя; ведь безумия больше, Нежели это, тебе я пожелать не могу. САТИРИЙ Чудные лавры, чудесно струится вода, пробиваясь Из глубины, и густа рощи зеленая сень, Где ветерок пробегает, — приют пешеходам от жажды, От утомленья в пути и от палящих лучей. * * * Гулко на пастбищном поле поет безъязычное Эхо, Звуком ответным своим вторя чиликанью птиц. СИНЕСИЙ СХОЛАСТИК НА ИЗОБРАЖЕНИЕ ГИППОКРАТА — Родом откуда был тот, кто тебя написал? — Византиец. — Имя? — Евсевий. — А ты? — Косской земли Гиппократ. — Изобразил почему он тебя? — За труды его город, Мой заказавши портрет, честь ему тем оказал. — Что ж не себя самого написал он? — Меня награждая Изображеньем моим, больше прославится он. СТАТИЛИЙ ФЛАКК Спишь ты, оставив для смертных неспящие вечно заботы; Спишь ты, прекрасный Эрот, гибельной Пафии сын! Ты уж не носишь светильник, на лук не кладешь свои стрелы; Но пусть другой подойдет к спящему, только не я. Мне же и сонный, Эрот, ты кажешься все-таки страшен: Сон ты дурной для меня не увидал бы, боюсь. ТАЛЛ Вот посмотри, как священной листвы своей тень простирая, Кроет зеленый платан тайну влюбленной четы; А на ветвях, перевитых лозой винограда, повсюду, Радуясь теплой поре, сладкие гроздья висят. Так и всегда расцветай, о платан, и зеленою сенью Листьев своих, как теперь, шепоты Пафии крой. ТУЛЛИЙ ГЕМИН |
