* * * Прежде, бывало, она гордилась своей красотою, Волны кудрей распустив, чванилась пышностью их; И насмехалась все время надменно над нашей тоскою. Ныне… в морщинах рука, прелесть былая ушла… Груди висят и повылезли брови, глаза потускнели, Губы лепечут теперь, шамкая, старческий вздор. Я на тебя призываю Любви Немезиду — седины: Судят правдиво они, кару спесивым неся. ПАВЛУ СИЛЕНЦИАРИЮ ОТ АГАФИЯ, ЗАДЕРЖИВАЕМОГО ВНЕ ГОРОДА ЮРИДИЧЕСКИМИ ЗАНЯТИЯМИ Здесь, зеленея, земля, вся в цветенье побегов, явила Прелесть этих ветвей, щедро дающих плоды. Здесь голосисто поют, укрываясь в тени кипарисов, Матери, нежных своих оберегая птенцов. Звонко запели щеглята, и горлица тихо воркует; На ежевичном кусту выбрала место она. Радость какая от них мне, когда я хотел бы услышать Больше, чем Феба игру, голоса звук твоего. Как бы двойное желанье меня охватило: хочу я Видеть, счастливец, тебя, деву увидеть хочу Ту, беспокойством о ком я вконец истомлен, но законы Держат меня, разлучив с быстрой газелью моей. ЖАЛОБА ЖЕНЩИН Юношам легче живется на свете, чем нам, горемычным Женщинам, кротким душой. Нет недостатка у них В сверстниках верных, которым они в откровенной беседе Могут тревоги свои, боли души поверять, Или устраивать игры, дающие сердцу утеху, Или, гуляя, глаза красками тешить картин. Нам же нельзя и на свет поглядеть, но должны мы скрываться Вечно под кровом жилищ, жертвы унылых забот. * * * Влажные девичьи губы под вечер меня целовали, Нектар уста выдыхали, и нектаром были лобзанья; И опьянили меня, потому что я выпил их много. * * * Некий рыбак трудился на ловле. Его заприметив, Девушка знатной семьи стала томиться по нем. Сделала мужем своим, а рыбак после нищенской жизни От перемены такой стал непомерно спесив. Но посмеялась над ним Судьба и сказала Киприде: «Рук это дело моих — ты здесь совсем ни при чем». НА КЛОАКУ В ПРИГОРОДЕ СМИРНЫ Все мотовство человечье и пища богатая смертных Здесь потеряла совсем прелесть былую свою. Ведь и фазаны, и рыба, и все измельченное в ступе Здесь образует собой смешанный с грязью навоз. Это желудок сейчас же все выкинул прочь, что сумела, Чувствуя голод, в себя алчная глотка принять. Поздно о том узнает, кто, лелея безумные мысли, Золота столько отдал, чтобы остаться с дермом. О СМЕРТИ Что так боитесь вы смерти? Она ведь начало покоя. Нашим болезням, нужде, горестям жизни конец. Раз лишь людей посещает она, и второго прихода Смерти к себе никому не привелось увидать. Недуги ж часто и пестрой толпою одни за другими В жизни преследуют нас, формы меняя свои. Гроздья, несметные Вакха дары, мы давили ногами, В Вакховой пляске кружась, руки с руками сплетя. Сок уже лился широким потоком, и винные кубки Стали, как в море ладьи, плавать по сладким струям. Черпая ими, мы пили еще неготовый напиток И не нуждались при том в помощи теплых наяд. К чану тогда подойдя, наклонилась над краном Роданфа И осветила струю блеском своей красоты. Сердце у всех застучало сильнее. Кого между нами Не подчиняла себе Вакха и Пафии власть? Но между тем как дары одного изливались обильно, Льстила другая, увы, только надеждой одной. *[157]
«Гнев воспой» изучал и учил я премудрости той же: С «гибельной» после женой в брак я, бедняга, вступил. Целыми днями воюет она и ночами воюет. Словно в приданое ей мать уделила войну. Если ж я буду молчать, уступая воинственной силе, — Драться ведь я не привык, — будет и тут воевать. * * * Андротиона, который прекрасно играл на кифаре, Некто спросил о его славном искусстве игры: «Крайнюю правую плектром ты тронул струну и за нею, Будто сама по себе, слева трепещет струна. Тонкий разносится звук, и ответная трель раздается, Хоть и пришелся удар только по правой струне. Я удивлен: натянув бездушные жилы, природа Как бы созвучие им всем совокупно дала». Андротион же стал клятвы давать, что сам знаменитый Аристоксен и не знал вовсе теорий игры. «Впрочем, одно объяснение есть. Ведь струны кифары Все из овечьих кишок, свитых в одно и сухих; Все они — сестры друг другу и все образуют созвучье, Звуки родные его распределив меж собой. Все они близкие, ибо из чрева единого вышли; Всем им досталось в удел вместе созвучными быть. Так, если станет болеть правый глаз, зачастую на левый Он переносит затем боль и страданье свое». *[158] После того, как закончил свой сев Каллиген-земледелец, Прямо к астрологу в дом Аристофану пришел И попросил предсказать, ожидать ли жатвы обильной, Будет ли с нею в дому щедрый достаток плодов? Тот свои камушки взял, подбросил затем на дощечке, Пальцы над ними согнул и Каллигену изрек: «Ежели пашня твоя увлажнится дождем благодатным, И не сумеют на ней пышно расцвесть сорняки, И не скуют холода твою пашню, и градом не будут Сбиты колосья, — они тянутся кверху уже, — Если посев не потопчет лошак и беда не нагрянет С неба или с земли, поле твое погубив, — Я предрекаю тебе превосходную жатву: удачно Ты ее снимешь тогда. Лишь саранчи берегись». вернуться «Виноделы». Теплые наяды — теплая вода. вернуться «„Гнев воспой“ изучал…» — намек на начало «Илиады». Ср. примечание к эпиграмме Паллада «На грамматику» (2). вернуться «После того, как закончил…» Камушки — орудие гадателя. По их расположению на доске делались предсказания. |
