Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A
Милая Муза, кому ты несешь плоды этой песни?
   Кто из поэтов тебе песенный создал венок?
Это свершил Мелеагр и Диокла достойного память
   Этим созданьем своим благоговейно почтил,
Много вплетя в него лилий Аниты, Миро базиликов,
   Мало сапфических роз, но настоящих зато.
Вплел он нарцисс Меланиппида, гимнов исполненный звучных,
   И Симонидовых лоз новый побег молодой…

Свои собственные эпиграммы, включенные в эту антологию, Мелеагр называет «ранними левкоями».

В России эпиграммы Мелеагра давно обратили на себя внимание благодаря своим высоким поэтическим достоинствам. Произведения Мелеагра переводили Д. Дашков, В. Печерин и другие. Сохранившееся под именем Мелеагра стихотворение «Весна» (см. стр. 165–166) переведено было в 1825 году Масальским и в 1898 г. В. Латышевым.

Младший современник Мелеагра Филодем, от которого дошло свыше тридцати стихотворений, знаменует в области эпиграммы переход к римскому периоду греческой литературы. Он, как и Мелеагр, был родом из Гадары, откуда переехал в Рим, где пользовался покровительством современника Цицерона — Луция Кальпурния Пизона. Цицерон очень хвалит Филодема за его ученость, образованность и поэтический вкус.

Филодем был последователем Эпикура, учение которого получило в его время большое распространение в Италии. Он был весьма плодовитым писателем; до нас дошли отрывки из его философских произведений, ценных главным образом тем, что среди них имеются фрагменты сочинений Эпикура. Следы эпикурейской философии можно найти и в эпиграммах Филодема (см., например, стр. 171), но по большей части их тематика та же, что и у Мелеагра, то есть прежде всего — эротическая.

В эпиграммах греческих поэтов, живших в эпоху завоеваний римлян в бассейне Средиземного моря, содержание далеко не ограничивается темами, которые так явно преобладают в стихотворениях обоих сирийцев — Мелеагра и Филодема. Особенный интерес в эпиграммах этого периода представляют отклики на разорение Греции, которые видны уже у поэта II в. до н. э. Полистрата в его стихах на разрушение Коринфа римским полководцем Луцием Муммием в 146 г. до н. э. (см. стр. 148). В эпиграммах более позднего времени мы находим много откликов на события, связанные с военными действиями римских войск в Греции. В этих стихотворениях глубокая скорбь об Элладе постоянно соединяется с прославлением подвигов римских императоров и полководцев, оказавшихся мстителями за разрушение греками Трои, выходцами из которой согласно легенде были римляне. Сочетание этих двух мотивов видно у Кринагора, Антипатра Фессалоникского, Алфея и других поэтов начального периода Империи. У позднейших авторов эпиграмм преклонение перед мощью Рима уже совсем заслоняет былой греческий патриотизм. К таким эпиграммам относятся стихотворения поэта I в. н. э. Леонида Александрийского, у которого это преклонение переходит уже в неприкрытую лесть (см. стр. 216–218).

Ко второй половине I в. н. э. относится составление нового сборника эпиграмм поэтом Филиппом Фессалоникским. Самый сборник Филиппа, как и сборник Мелеагра, не сохранился, но ряд эпиграмм из него, несомненно, перенесен в более поздние антологии. К поэтам мелеагровского «Венка» Филипп прибавил еще много новых, начиная с Филодема. Благодаря Филиппу сохранились эпиграммы Антипатра Фессалоникского, Кринагора, Пармениона, Автомедонта и других греческих эпиграмматистов римского периода.

У эпиграмматистов начала новой эры заметна своего рода пессимистическая ирония, проявляющаяся в сравнении былого величия Греции с настоящим ее положением. Это хорошо видно по эпиграмме Автомедонта; в этой эпиграмме поэт высмеивает легкость, с какою в римский период приобретались права афинского гражданства (стр. 214–215).

В культурных центрах эпохи эллинизма и ранней римской Империи (особенно в Александрии Египетской) наряду с крупными представителями литературы и науки появляется множество мелких риторов, грамматиков, шарлатанов-врачей и тому подобного люда, живо охарактеризованного уже в произведениях римского драматурга Плавта (ок. 254–184 гг. до н. э.):

Вот и греки-плащеносцы: голову покрыв, идут,
Начиненные томами, выступают с сумками…
Стали в кучку и толкуют меж собою, беглые,
Не дают нигде проходу, лезут с изреченьями;
Их всегда ты встретить можешь за кабацким столиком…
(«Куркулион». Перевели Ф. Петровский и С. Шервинский.)

Нападки на эту «ученую моль» были одной из излюбленных тем сатирических эпиграмм, примером которых может служить одна из эпиграмм Антифана Македонского (поэта Филипповского сборника).

Среди представителей античной сатирической эпиграммы видное место занимает Лукиллий, современник римского мастера эпиграммы Марциала (ок. 40 — 104 гг. н. э.) и очень близкий к нему по характеру своего дарования. От Лукиллия дошло около ста тридцати эпиграмм, почти сплошь сатирических, среди которых имеются эпиграммы и на врачей, и на риторов, и на философов, и на всевозможных шарлатанов и обманщиков как греков, так и римлян.

В более поздний период — конец IV — начало V в. н. э. — выделяется александрийский поэт Паллад. Полтораста дошедших от Паллада эпиграмм отличаются высокими поэтическими достоинствами. Стихи его чрезвычайно изящны и правильны; содержание их проникнуто тонким и грустным юмором, полным глубокого смысла. Все симпатии Паллада явно на стороне погибающего язычества, неизбежность конца которого он, однако, ясно сознает (см. стр. 268—269). Сатирические эпиграммы Паллада, в которых он высмеивает врачей, грамматиков, плохих актеров, живы и остроумны; очень характерна для него эпиграмма на монахов (стр. 280); в ней хорошо видно презрение этого «последнего язычника» к новой религии.

Наиболее известной эпиграммой Паллада является поставленная Проспером Мериме эпиграфом к рассказу «Кармен»:

Женщина — горечь; но есть два добрых часа в ее жизни:
   Брачного ложа один, смертного ложа другой.
(Перевел Г. Рачинский.)

Эпохой последнего расцвета греческой эпиграммы надо считать время Юстиниана Великого (VI в. н. э.), когда появилась целая плеяда талантливых поэтов, оставивших богатое эпиграмматическое наследие. Это прежде всего Юлиан Египетский, Македоний, Павел Силенциарий и Агафий Схоластик.

Юлиан Египетский, от которого дошло около 70 эпиграмм, разрабатывал в них не только традиционные мотивы, но отразил и современные ему события, например, связанные с известным восстанием «Ника».

Из стихотворений Македония остались 44 эпиграммы (большей частью любовные), отличающиеся исключительным изяществом.

Из эпиграмм Павла Силенциария, служившего при дворе Юстиниана в должности «блюстителя тишины и спокойствия», нам известно 80 эротических и описательных эпиграмм. И те и другие свидетельствуют о крупном художественном даровании и мастерстве их автора. Эпиграммы «На прибрежный сад», «На сады Юстиниана» (стр. 302) и небольшая поэма «На Пифийские горячие источники» отмечены тонким ощущением природы.

Около сотни эпиграмм, дошедших от Агафия Схоластика, замечательны совершенством формы; они не велики — большею частью по восьми — десяти стихов, но очень ярки и законченны по содержанию. Интересно характерное для этого поэта смешение в его эпиграммах языческих и христианских мотивов: мы находим у него и «Посвящение Афродите» (стр. 304) и стихотворение «На изображение архангела Михаила» (стр. 303). Агафий был не только поэтом, но и историком и написал историю царствования Юстиниана.

4
{"b":"588942","o":1}