Митька еще покрутился в части, пока старшина не вышел за ворота военного городка, и, взяв из тумбочки аккуратно завернутый в газету томик стихов Александра Блока, пошел к Асе Владимировне.

В первый раз Митька увидел ее на концерте художественной самодеятельности осенью, когда их часть вернулась в расположение полка из летних лагерей.

Митька тоже участвовал в этом концерте — играл на мандолине «Полюшко», «Катюшу» и на бис спел одну из касперовских песен: «Они любили друг друга крепко, хотя и были еще детьми…»

Исполнив свой номер, Митька спустился в зал, занял место во втором ряду, где сидели другие участники концерта.

На помост вышел конферансье — Сенька Гладыш, пулеметчик из третьего взвода, острослов и балагур. Сделал приличествующее положению серьезное лицо, что ему всегда давалось с трудом, и торжественно объявил:

— А сейчас перед нами выступит несравненная Ася Владимировна Щаренская — знаток поэзии и сама поэтесса. Попросим Асю Владимировну!..

Красноармейцы шумно захлопали, и Митька стал бить в ладоши.

На авансцену, стуча каблучками, вышла маленькая блондинка.

— Такая молодая и уже — Ася Владимировна?! — удивился Митька.

Сидевший рядом Чибисов в своей грубоватой манере, когда речь заходила о женщинах, шепнул Митьке доверительно на ухо:

— Отхватил себе куколку бригадный комиссар…

— Кто? — переспросил Митька.

— Новый начальник политотдела погранвойск, бригадный комиссар Щаренский, это его жена.

Ася Владимировна остановилась у рампы и сказала:

— Я почитаю вам стихи. О чем? Вы сами сейчас услышите. — И стала читать.

Это были стихи о любви. Читала она их ровным, глуховато-интимным голосом. Читала одно за другим с небольшими паузами.

Стихи не совсем были понятны Митьке, но чем-то брали за душу, волновали. Пристрастия к стихам Митька никогда не имел. Любил песни, а в них больше мелодию, чем слова. Но стихи, которые читала Ася Владимировна, были как музыка.

Асю Владимировну долго не отпускали со сцены. И она искренне радовалась успеху: это было видно по ее глазам, улыбке.

Она снова стала читать стихи, и теперь Митька смотрел на нее не отрываясь. Лицо у нее было нежным, казалось, солнечные лучи никогда не касались его. Льняные волосы слегка вились, скрывая единственный, пожалуй, недостаток — слишком высокий мужской лоб.

После концерта Митька подошел к ней:

— Скажите, это ваши стихи?

— Вам понравились? — спросила Ася Владимировна.

— Очень.

Она глянула на Митьку с любопытством:

— Заходите ко мне завтра. Я подберу вам что-нибудь.

— Завтра, Ася Владимировна, я не смогу. Завтра я в наряде, а в выходной день, если позволите, зайду.

— А почему вы меня называете Асей Владимировной? Как классную даму? — шутливо добавила она.

— Так вас все называют…

— Ну кто — все?

— Все… Вот Сенька Гладыш, например, — нашелся Митька.

— Гладыш?.. А, Сеня, конферансье… Но ведь Сеня просто шутник… А как вас зовут? — спросила Ася Владимировна.

— Дмитрием.

— Я буду звать вас Митей, а вы меня зовите Асей. Хорошо?

— Хорошо, — согласился Митька.

Стихи стали той первой непрочной ниточкой, которая связала помкомвзвода последнего года службы Дмитрия Дудку с женой бригадного комиссара Асей Владимировной Щаренской.

С первых же встреч Ася вела себя с Митькой так, будто они старые друзья.

Все, что Ася говорила, было полно значения и особого смысла для Митьки. Он никогда не встречал такой умной, такой начитанной, такой красивой женщины. Она явилась как бы из другого мира. Ася родилась в Ленинграде. Митька никогда не был в этом городе. Асин отец был профессором. Митька никогда даже не видел живого профессора. Ася окончила университет. Митька только слышал о том, что где-то есть университеты.

В доме у бригадного комиссара Щаренского бывали и другие красноармейцы. Ася Владимировна не играла в любительских спектаклях, которые ставила гарнизонная самодеятельность, но всегда готова была помочь советом «артистам». Из Ленинграда она привезла с собой много книг, и некоторые приходили к ней за книгами, как в библиотеку. Были и такие, которые просто тянулись к домашнему очагу, а дом бригадного комиссара был открыт для каждого.

Ася чувствовала, что этот молодой, тонкий в талии, высокий юноша относится к ней с обожанием. Ася нравилась мужчинам, но никогда она не встречала такой преданности, такой любви, которую читала в глазах Дмитрия. Не могла она не прочитать в его глазах и другое: Митька смотрел на нее не как на живую женщину из плоти и крови, а как на божество.

О такой любви Ася мечтала в ранней юности, а встретила ее сейчас, когда была замужней женщиной. Митька каждый раз по-своему удивлял Асю. Как-то он принес ей свои первые стихи. Они были, конечно, очень слабые. Но одна строчка просто поразила: «И встретил я живую сказку».

— Знаете, Митя, меня тоже один юноша однажды назвал «живой сказкой». Сначала мне это нравилось. А потом я подумала: разве я не такая, как все? Сережа, так звали этого юношу, говорил, что я не такая, как все.

— Он был прав, — вставил Митька.

— Но разве хорошо быть не такой, как все? — Ася ласково посмотрела на Митьку. В ее больших серых глазах светилась грусть.

— А где теперь этот Сергей? — спросил Митька.

— Он умер два года назад.

— Отчего он умер? — поинтересовался Митька, стараясь эти слова произнести как можно участливее. И он действительно чувствовал участие, но не к Сергею, неизвестному ему парню, который почему-то умер таким молодым, а к Асе, которую Сергей вольно или невольно, но как бы обманул, покинул ее, умер.

— У него было белокровие. (Митька не слыхал о такой болезни, но промолчал. Он уже привык: все, что связано с Асей, — необычно.) Он часто читал мне вот эти стихи:

Ася замолчала. И Митька молчал, зачарованный музыкой грустно-терпких стихов. Все слова, которые он хотел сказать Асе в тот момент, казались тусклыми и ненужными.

— Вот такая история, Митя, — грустно улыбнулась Ася. — После смерти Сережи целый год я жила как в бреду. Перестала ходить в университет, не виделась ни с подругами, ни с друзьями. Я не знала, что с собой делать. Когда началась война с Финляндией, неподалеку от нас в бывшей школе устроили госпиталь. Я стала ходить туда. Ведь там лежали такие же молодые люди, как Сережа. Я приносила им фрукты, читала стихи. У меня появилось много друзей. В том же госпитале лежал и Михаил Осипович. Там мы и познакомились. Потом он уехал к месту службы, а через два месяца неожиданно появился в Ленинграде, нашел меня и сказал: «Я понял, что жить без вас не могу… Выходите за меня замуж…»

Я была просто поражена. Не знала, что ему ответить. Ведь разница в возрасте у нас в двенадцать лет. Мама мне сказала: «Я же вижу, он тебе нравится. Он надежный, сильный человек». Мама верно сказала. Он сильный. И мне он дал силу жить дальше после смерти Сережи…

Митька не раз потом вспоминал этот разговор. Зачем она все это рассказала ему? Зачем?.. Что она, как пушкинская Татьяна, «другому отдана и будет век ему верна»? Но ведь он, Митька, не признавался ей в любви, как Онегин?