Как-то они поехали на Тамань и крепко засели. Своими силами управиться не смогли, и Никипелов пошел за помощью к артиллеристам, орудия которых виднелись в ложбине. Вернулся младший политрук со старшим лейтенантом и красноармейцами. Еще издали фигура старшего лейтенанта показалась Михаилу знакомой.

Чем ближе подходила группа военных, тем меньше оставалось сомнений. Николай это!.. Николай Бандуристов! Племянник, сын Марфы и Захара…

— Дядя Миша, вот так встреча! — сразу узнав дядьку, закричал старший лейтенант, забыв о субординации. — Отец мне писал, что вы в ГлавПУРе, в Москве, а вы здесь…

— Был в Москве, а теперь здесь… Ты-то как? Выглядишь молодцом… Пороха еще не нюхал?

— Не пришлось, — сокрушенно признался Николай. — С начала войны стояли на турецкой границе, думали, и турки на нас полезут… А вы, дядя Миша, теперь военный журналист?..

— Да вроде этого…

— А куда направляетесь сейчас?

— В Тамань.

— Может, на мой НП пройдем, чайку выпьем? Мои разведчики только что горячего принесли, — предложил Бандуристов.

— От чайку не откажусь. Давай только сначала машину вытащим.

Все дружно облепили газик. Старались изо всех сил.

Машина, визжа буксующими колесами, медленно выползла из глубокой колеи. На пригорке, на сухом, остановилась.

— Вот теперь можно и чайку попить. Степан, — обратился Михаил к Яценко, — мы ненадолго. А тебе в котелке принесем. — И повернулся к Николаю: — С отцом переписываешься? Где он сейчас?

— В Средней Азии работает на металлургическом заводе… Вспомнил свою старую профессию — литейщика… А дядя Ваня в армии… Командует мостостроительным отрядом. Тоже недавно от него письмо получил…

Незаметно в разговорах дошли до НП. Он располагался на бугре. Отсюда хорошо просматривался Керченский пролив. Кругом лежала голая степь. Ни деревца, ни кустика.

— Почва здесь мягкая, — пожаловался Николай, — копать нетрудно, осыпается только, а крепить нечем.

— А ты в какой должности? — поинтересовался Михаил Афанасьевич.

— Помощник начальника штаба по разведке.

— Готовитесь?

— Готовимся. Данных только о противнике мало. Оптическая разведка почти ничего не дает. Звукоразведка — тоже мало. Конечно, когда войска пойдут, огневые точки противника выявим… Прошусь с первым эшелоном, чтобы корректировать огонь…

— Значит, на том берегу встретимся…

— А вы тоже идете с первым эшелоном?

— Чему ты удивляешься?

— Да я думал, журналисты…

— Журналисты, Коля, тоже бойцы… Если это настоящие журналисты…

— А где мне искать вас, дядя Миша?

— Спросишь в политотделе 51-й армии, там скажут.

Войска Закавказского фронта получили приказ провести высадку десанта на Керченском полуострове в ночь с двадцать пятого декабря на двадцать шестое.

Ночь выдалась темной. Черные тучи обложили небо. Шел мокрый снег. Видимости почти никакой, но враг тоже не видит. Плохо то, что море штормило. Холодные, злые волны били в борта баркасов, шаланд, каюков, которые на буксирах шли за моторными судами. Ледяные брызги окатывали тех, кто находился на палубе или на юте.

Шли крадучись, в полной темноте. Маленькие сигнальные огоньки горели на корме у моторных судов. Огоньки были открыты только в сторону нашего берега — Тамани, для ориентировки.

Волна крепчала.

— И до немца не доберешься, а тебя вытрясет к чертовой матери, — проворчал кто-то в темноте.

На мгновение Михаил вспомнил гибель Спишевского… Только на мгновение. Не до воспоминаний было.

Михаил сидел на палубе неподалеку от мачты на расстеленной политруком Никипеловым плащ-палатке. Разговаривать не хотелось. Да и окружающие молчали: кто сидел, а кто полулежал. Тревожно всматривались в темноту.

По времени уже прошли три четверти пути, а немцы, похоже, ничего не заметили.

«Только бы добраться, только бы не заметили!» Последние минуты были тягучими, медленными. Но вот моторные суда стали разворачиваться. Отцепили буксиры. Шаланды, баркасы и баржи какое-то время шли по инерции. Явственно слышался прибой. Темная полоса берега вырастала на глазах.

— Еще! Еще немного… — шептал кто-то рядом с Михаилом.

И в это время ослепительная ракета взмыла ввысь, пронзая низкое, хмурое небо. Все озарилось мертвенно-бледным, призрачным светом. За первой пошла вторая ракета, и тотчас же с берега раздались выстрелы.

— Приготовиться! По команде прыгать в воду. Не мешкать! Промедление смерти подобно! — загремел где-то совсем близко командирский голос.

— Первое отделение, приготовиться!

— Второе отделение!..

— Пошли!

— Пошли!

— Пошел!..

Вода ледяным панцирем сковала тело Михаила. От холода зашлось сердце. С берега велась беспорядочная, хаотическая стрельба.

Немцы не ждали десанта в такую ночь, в такую погоду.

Первые цепи уже выбирались на сушу. Михаил бежал вместе со всеми и в темноте стрелял наугад, на вспышки вражеского оружия. Бег постепенно разогрел его.

— Ура!.. Ааааааа! — Крики слились в сплошной гул.

Из блиндажа выскочила белая фигура — немец в нижнем белье. Хорошая мишень. Михаил выстрелил. Немец упал…

Завладев первой линией обороны, наши остановились перегруппироваться.

Рассвет тускло пробивался сквозь морось и пороховой дым. Заработала артиллерия, стараясь подавить огневые точки врага, которые обнаружили себя.

Через двадцать минут снова сигнал — атака!

За пригорком наступающие попали под обстрел вражеских пушек. Пушки били прямой наводкой, картечью. Пехота залегла.

Михаил плюхнулся в грязь. Рядом упал Никипелов. В правой руке у него был фотоаппарат.

Над головами, противно завывая, летели осколки. Неподалеку в воронке залегли артиллеристы-корректировщики. Слышимость по рации, видно, была плохой, и артиллеристы кричали во всю глотку:

— «Резеда»! «Резеда»! Я — «Орел». Как слышишь меня?.. Передаю координаты: квадрат 3, X — 02400, Y — 20050… Батарея противника…

Время тянулось медленно. Но вот заработали наши тяжелые пушки с таманского берега. Черные грязевые фонтаны стали вздыматься на вражеской стороне, и время будто сдвинулось с мертвой точки, пошло…

Старший лейтенант Бандуристов сначала получил приказ переправиться на тот берег и корректировать огонь, но потом командир полка свой приказ изменил — Бандуристову надлежало остаться на восточном берегу и обобщать все разведданные.

Перед рассветом передовые части высадились в Крыму, возле Камыш-Буруна и Эльтингена. Вскоре на крымском берегу началась пальба. Противник выдвинул свои батареи на самый край обрыва и стал вести прицельный огонь по судам, которые везли подкрепления. Наша тяжелая артиллерия тотчас же открыла ответный огонь по вражеским пушкам.

Стреляли прямой наводкой. Установили прицел на дальность четырнадцать километров, панорама — тридцать и, наводя перекрестие на цель, палили.

Стрельба разгорелась ожесточенная. Немцы из дальнобойных орудий тоже били по западному берегу.

В этом артиллерийском бою все решали выучка, сноровка, быстрота, с которой орудийные расчеты вели огонь. Ну и, конечно, точность стрельбы.

Облака низко висели над раскисшей землей. Время от времени крупными хлопьями сыпал мокрый снег, заволакивая перспективу, скрывая противоположный берег. Но артиллерия не умолкала. Вслепую стреляли, конечно, реже. Как только развиднялось, артиллерийская пальба набирала силу.

От корректировщиков, высадившихся с десантом, стали поступать первые данные о противнике, теперь некоторые батареи вели огонь по опорным точкам в глубине обороны.

В середине дня командир полка послал Бандуристова на НП третьего дивизиона, связь с которым прервалась.

Вместе со старшим лейтенантом пошли связисты. Это был их первый бой. Шли в полный рост, как в мирное время. Страха смерти еще никто не испытывал, никто из них еще не видел ни одного убитого.

Из черной снеговой тучи вывалились три немецких самолета. По конфигурации Бандуристов определил — «Хейнкели-111». Бомбардировщики высыпали бомбовый груз в залив, на суда с подкреплениями. Неточно, ни одного попадания! Появилось второе звено. Эти разбили две шаланды. Наши 37-миллиметровые зенитные орудия открыли по ним огонь — один бомбардировщик подбили. Он круто пошел вниз и с воем плюхнулся в воду у самого уреза восточного берега, в нескольких метрах от группы, которую вел Бандуристов. Все, как по команде, закричали «ура». Это был первый увиденный ими сбитый немецкий самолет.