— Может, запросим округ?

— А если откажут? Тогда уж не заправишь…

— Не посчитали бы это за самоуправство…

— Ну что ж? Возьму ответственность на себя. — Рябышев решительно поднялся, машинально пригладил густые, гладко зачесанные назад волосы и встретился взглядом с комиссаром.

— Ответственность будем делить вместе, — сказал Попель.

Когда Рябышев получил приказ выехать к границе, бригадный комиссар сказал ему:

— Поступили мы правильно. Вот и в округе забеспокоились.

Стоял солнечный июньский день. Дорога к границе лежала вдоль тучной хлебной нивы. Урожай обещал быть богатым. Когда по надобности остановились в одном месте, боец охраны бросил пилотку на хлеба — она даже не упала на землю: такими густыми и крепкими были колосья.

— Смотрите, освобожденные братья наши без буржуев какой хлеб вырастили!.. — восхищенно сказал боец.

— Хлебороб? — спросил Рябышев красноармейца.

— Так точно, товарищ генерал. Скучаю по земле. Осенью мне срок выходит. Как думаете, демобилизуют?..

Рябышев ничего не ответил. Молча сел в машину, и «эмка» зашуршала шинами по гравию. Закончилось хлебное поле. Дорога пошла по лесу. По обочинам появились топкие заболоченные места — вблизи была пойма реки. Весенние талые воды еще не совсем опали, и пойма простиралась почти до самой дороги. На ровной безлесной местности стало посуше, но дорога была узкой, а косогоры глинистые, скользкие.

Всю эту местность пересекало множество речушек. Попадались довольно крупные речки. Мосты через них были недостаточно надежными. «Один, два, десять танков пройдут… а сотни?.. Надо выслать саперов — укрепить мосты… Доложу в штаб армии», — решил про себя генерал-лейтенант.

К вечеру подъехали к Перемышлю. Солнце стояло еще высоко, летние дни были длинными. На фоне синего, начинающего уже темнеть неба виднелась древняя крепость города.

Перемышль был оживленнее Дрогобыча, где располагался штаб корпуса. На улицах довольно людно, почти все дороги — мощенные булыжником.

В Перемышле, как и было обговорено, генерал-лейтенанта Рябышева ждал бригадный комиссар Щаренский из Управления погранвойск республики.

С бригадным комиссаром генерал-лейтенант не раз встречался на совещаниях. Дошли до Рябышева и слухи о болезни Щаренского. Вид у бригадного комиссара был неважный — лицо нездоровое, серо-землистого цвета. Но о здоровье Щаренского спрашивать не стал: помочь ничем не мог, а сочувствовать? Он сам не любил, когда ему сочувствовали.

Вместе отправились в штаб погранотряда. Начальник погранотряда, увидев незнакомого генерал-лейтенанта и бригадного комиссара, сначала растерялся.

— Докладывайте бригадному комиссару, — приказал Рябышев.

Подполковник молодцевато бросил руку к зеленой фуражке и бойко отрапортовал:

— Товарищ бригадный комиссар, на вверенном мне участке за прошедшие сутки никаких происшествий не произошло.

— Так уж и никаких, — по-штатскому перебил подполковника Щаренский.

— Летают, конечно, немцы над нами. Прошлой ночью гул танков был слышен за речкой, фарами светили… Но мы уже к этому привыкли…

— Ну-ка проедем на НП, — приказал бригадный комиссар.

Наблюдательный пункт находился на возвышенности, откуда хорошо просматривалась вражеская территория. Там сейчас было безлюдно. Будто вымерло все. Вечерние тени уже ложились на леса, поля, на речку. Солнце цеплялось за верхушки сосен.

— Тихо как, — сказал Рябышев.

— Немцы выселили всех жителей из близлежащих сел на четыре километра, — сообщил начальник погранотряда.

Рябышев оторвался от стереотрубы.

— Давно? — спросил он.

— Две недели назад.

— Вот как?! — сказал Рябышев. — У нас на днях тоже был случай… — И генерал-лейтенант рассказал о пойманном диверсанте.

— То, что они готовятся, знаем давно, — сказал Щаренский. — В мае на территории Восточной Пруссии и Польши было три армейские группировки, а сейчас значительно больше. То же самое на румынской границе. Войска обычно подвозят ночью, скрытно… Но шила в мешке не утаишь… Несколько дней назад к границе подтянули все необходимое для понтонных мостов, подвезли множество надувных резиновых лодок.

— Докладываете? — спросил Рябышев.

— А как же, — ответил бригадный комиссар. — Каждый день сводка идет наверх.

— Ну и что наверху?

— А вы будто не знаете?.. — Щаренский внимательно посмотрел на Рябышева. — Вчера обратились к замнаркома, просили разрешить привести пограничные части в боевую готовность. Не разрешил. Тогда командующий связался с Генштабом. Оттуда ответили: «Не паниковать. Поднять бдительность, усиленно охранять государственную границу».

На свой страх и риск решили увеличить боекомплект на заставах и приказали всем получить походные кухни…

«Значит, не я один отдал подобное распоряжение», — с облегчением подумал Рябышев.

С границы Рябышев и Щаренский поехали осматривать укрепленный район.

— Хорошо продумано, — сказал Дмитрий Иванович. — Трехэтажные доты, круговой обстрел, бойницы с тыла…

— Сначала бойницы делали только с трех сторон, — пояснил Щаренский, — но приехал корпусный комиссар Шатлыгин и распорядился делать бойницы и с тыла.

— Мудро, — одобрил Рябышев.

— Я тоже так считаю, хотя немало было противников: мол, заранее готовим себя к боям в окружении, а врага надо не допустить в тыл.

— Фамилию эту я слышал — Шатлыгин, — сказал Рябышев. — Он из военных?

— Нет, он бывший партийный работник. А сейчас от ЦК по строительству укреплений на границах. Зам у маршала Шапошникова…

— Понятно…

— Жаль только, вооружение для укрепрайонов поступает медленно, — посетовал Щаренский, — особенно тяжелое… Успеть бы…

Вечером Рябышев и Щаренский вернулись в Перемышль. Заночевали здесь. Утром Рябышев проснулся от гула самолетов. Вышел во двор. Восемь немецких самолетов шли со стороны границы. Над городом они разбились по двое и разошлись в разные стороны.

«Совсем обнаглели», — подумал Рябышев. Простившись с бригадным комиссаром Щаренским, он приказал шоферу ехать в Самбор, где стоял штаб 26-й армии.

Командующего армией генерал-лейтенанта Костенко Рябышев в Самборе не застал. Начальник штаба армии генерал Варенников, выслушав доклад командира 8-го мехкорпуса, сказал:

— Ваши опасения необоснованны. Если бы дело шло к войне, то мы бы давно знали. Что касается самолетов, то они и раньше летали… Летчики молодые, безответственные… вот и залетают к нам. Так что ж? Палить по ним?.. Пусть дипломаты урегулируют подобные вопросы.

Прибыв в Дрогобыч, Рябышев пытался по телефону связаться с командующим армией, но снова его не застал.

Позвонил Попель:

— На концерт собираешься, командир?

— Что-то настроение не концертное, комиссар…

— У меня самого не концертное, но надо идти. А то что подумают подчиненные: ни командира, ни комиссара не будет…

— Ну хорошо, приду…

В субботу вечером, 21 июня, в Доме Красной Армии в Дрогобыче состоялся концерт киевских артистов.

Зал был набит. Мест не хватило, использовали все: приставные стулья, подоконники, стояли у стен и в проходах.

Особенно бойцам понравилась молодая певица Ванда Подольская. На бис она спела «Парень кудрявый», «Синенький скромный платочек», «Спят курганы темные». Слова она произносила с легким акцентом, что придавало ее пению особое очарование. Аплодисментам не было конца, и раскрасневшаяся от волнения, от счастья певица молитвенно сложила руки: не могу больше.

Бригадный комиссар Попель незаметно сделал знак лейтенанту Алексею Путивцеву: пора, мол.

Комиссар Попель еще утром вызвал в штаб лейтенанта Алексея Путивцева.

— Вот вам деньги на цветы, — сказал Попель. — Вечером преподнесете артистам.

— А почему я, товарищ бригадный комиссар?

— Ну почему, почему?.. Мужчина вы интересный, видный… С орденом. У взвода отличные показатели… Так что подходите по всем статьям. Считайте это как поощрение…