— Вот увидите, с домами, которые я контролирую, тоже так будет, и, может быть, даже очень скоро.

— Как бы то ни было, я совсем не для этих разговоров вызвал вас сюда.

— А о чем вы хотите говорить?

— Будет мистер Каридиус назначен в комиссию по военным делам?

— А-а… Если только это имеет какое-нибудь отношение к ассигнованиям на заводы военного снаряжения Меррита Литтенхэма… тогда… мистер Каридиус будет назначен в комиссию по военным делам… Покажу я проклятой литтенхэмовской банде, как совать нос в мои дела.

В одно прекрасное утро, несколько недель спустя, достопочтенный Генри Ли Каридиус в самом радужном настроении, предвкушая приятное путешествие, отправился из своей квартиры в доме «Элбмерл» в аэропорт. По мере того как такси приближалось к месту назначения, он все чаще выглядывал из окна, стараясь рассмотреть, кто едет в обгоняющих его машинах.

Приехав в аэропорт и убедившись, что вашингтонский самолет еще не готовится к отлету, Каридиус остановился перед воротами и стал следить за подъезжающими такси. Когда он услышал стук моторов самолета, он стал еще нетерпеливее с явным волнением всматриваться в прибывающих пассажиров. Но пробил час отлета. Он торопливо подошел к кассе, купил билет и спросил кассира, не вылетела ли в Вашингтон более ранним самолетом высокая, стройная девушка.

Кассир кивнул головой, протягивая Каридиусу билет.

— Несколько было, — сказал он.

Член Конгресса поглядел на кассира.

— Несколько чего? — спросил он язвительно. — Самолетов или девушек? — И прошел за решетку, кляня про себя кассира.

В самом подавленном настроении Каридиус сел в самолет и отправился в Вашингтон один. В пути он думал о том, сколько можно было бы сэкономить, если бы мисс Литтенхэм пользовалась одним самолетом с ним: вторую половину собаки он мог бы засчитывать как свой багаж, и мисс Литтенхэм ничего не пришлось бы платить за провоз. Каридиус решил переговорить с ней об этом, как только увидит ее.

Прибыв к себе в контору, он стремительно взбежал по лестнице и зашагал по коридору, издали высматривая, не лежит ли у дверей огромная, пятнистая, как леопард, собака. Но собаки не было. Двери его канцелярии были затворены и заперты на замок. Член Конгресса вынул свой ключ, открыл дверь и вошел. Комнаты были совершенно пусты. На одном из столов лежала стопка неподписанных писем, которые надлежало отправить еще накануне вечером. Он присел к столу и занялся ими, но и за работой не переставал прислушиваться, не раздадутся ли в коридоре шаги мисс Литтенхэм.

Но никаких шагов слышно не было, и он уже стал про себя поругивать ее: «Вот… является поздно, уходит рано… придется попросту сказать ей, что на будущее время…»

На этом дверь из коридора распахнулась, и на пороге появилась мисс Литтенхэм, что мгновенно разрядило атмосферу и привело Каридиуса в наилучшее настроение.

— Я опоздала? — огорченно спросила девушка.

— Как будто, нет… — Он бросил взгляд на часы. — Я занялся этими письмами и не следил за временем.

— Да, я опоздала… опоздала почти на час… — Девушка взглянула на свои часы. — А на ваших сколько?

Она подошла к столу и положила свою узкую загорелую руку рядом с его широким белым запястьем. Это было приятное зрелище, независимо от того, что те и другие часы показывали почти одинаковое время.

— Я задержалась, — объяснила она, — потому что перед отъездом побывала у Крауземана.

— У Крауземана?

— Да, и знаете, он очень милый старичок…

Каридиус смутился. Он догадывался, конечно, зачем она ездила к Крауземану… чтобы устроить его в комиссию по военным делам. А что, если и Канарелли побывает у Крауземана по тому же самому поводу?.. Впрочем, на Крауземана можно положиться: он возьмет деньги с обоих ходатаев и никому об этом не скажет. Вот почему хорошо иметь дело с беспринципным человеком. Огромное преимущество! Можно всегда быть уверенным, что он поступит, как должно. Вслух Каридиус сказал:

— Не представляю себе, зачем такой девушке, как вы, может понадобиться Крауземан…

— Я надеялась, что вы зададите мне этот вопрос, — серьезно отозвалась мисс Литтенхэм.

— Вот я и задал, — улыбаясь, сказал Каридиус.

Девушка смотрела ему прямо в лицо, и глаза ее казались темносиними, как анютины глазки.

— Так вот. Я просила мистера Крауземана о другой работе.

— О другой работе? — воскликнул Каридиус, слегка испуганный. — Для кого?

— Для меня… просила найти мне другую работу.

Каридиус смотрел на нее, не понимая.

— Вы… вы ищете другую работу?

Девушка жалобно посмотрела на него.

— Да.

— А чем вам здесь плохо? Разве вы перегружены работой? Ведь вы… редко приезжаете с самого утра, а не успеете приехать, как повернетесь — и опять домой!

— Я знаю, я ужасно мало времени уделяю работе. Я часто думала о том, что следует проводить здесь больше времени.

— Да я не жалуюсь… я просто… хотел сказать, что не могу упрекнуть себя в том, что заставляю вас слишком много работать.

— Да я совсем не работаю, — махнула рукой девушка.

— Может быть, дело в оплате?.. — спохватился он вдруг. — Кстати, вторая половина вашей собаки могла бы итти как мой багаж, если бы мы летали с вами вместе туда и обратно.

— О господи, — воскликнула мисс Литтенхэм, — есть о чем говорить!

— Тогда из-за чего же вы меня бросаете! — крикнул совершенно убитый Каридиус.

Вид у него был такой несчастный, что девушка чуть не взяла его за руку.

— Я хочу уйти, потому что уже составила себе достаточно ясное представление о том, что делает член Конгресса.

— Да, конечно, — растерянно проговорил он, — вы уже научились прилично работать.

— Разве вы не понимаете, — сокрушенно покачала она головой, — что для меня это самый подходящий момент, чтобы перейти на другую службу?

— Совсем не понимаю.

— Я ведь хочу изучить все, к чему имеют отношение дела моего отца! А они имеют отношение решительно ко всему.

Необъятность задачи, которую поставила себе мисс Литтенхэм и явная необходимость все быстро усваивать, и, не теряя времени, переходить от одного дела к другому, дошли, наконец, до сознания Каридиуса:

— О-о! Понимаю, понимаю! Что же я рад, что хоть чем-нибудь был вам полезен. А чем… чем вы намерены заняться в ближайшее время?

Мисс Литтенхэм подавила свое огорчение и начала деловым, бодрым тоном:

— Я подумываю о том, чтобы поступить в канцелярию какого-нибудь сенатора и познакомиться с работой Верхней палаты. А после этого я намерена поработать в канцелярии Министерства иностранных дел, если бы там удалось устроиться, либо в Торговой палате Соединенных Штатов. А скажите, вы справитесь здесь без меня?

— Да не знаю… если вы очень скоропалительно уйдете… Конечно, бываете вы здесь редко, но все-таки что-то делается.

— А вот племянница мистера Бинга, та еще реже меня бывает. Она числится его стенографисткой и получает жалованье, а не была в Вашингтоне уже двадцать шесть лет.

— Да я и не жалуюсь. Это уж так принято, что члены Конгресса берут своих родственников к себе в курьеры и секретари, и те регулярно получают жалованье, никогда здесь не показываясь. Но вы — другое дело. Вы здесь что-то делаете, и мне будет недоставать вас. По правде говоря, я… я не знаю, как я обойдусь без вас… — Он грустно посмотрел на нее. — Когда вы уходите — завтра или уже сегодня вечером?

— О, ни сегодня, ни завтра! — укоризненно воскликнула девушка. — Я просто заблаговременно предупреждаю вас, как полагается. У вас будет достаточно времени, чтобы найти другого секретаря. Я научу ее, как надо вести канцелярию. Я не хочу повредить вашим делам. Ведь подумать только — почти двадцать процентов всех дел в Америке так или иначе связаны с акциями отца, и если я напорчу в каком-нибудь деле, значит, по существу, я поврежу своей семье.

Каридиус ничего не ответил. Наступило томительное молчание.

— Знаете что, — воскликнула мисс Литтенхэм, осененная внезапной мыслью. — Мистер Крауземан предложил устроить меня к сенатору Лори после того, как тот будет переизбран. — Она замялась и с сомнением покачала головой. — Нет. Не думаю, что из этого что-нибудь выйдет.